22 февраля 1415 года условия мира между послами Иоанна Бесстрашного и арманьякским правительством были окончательно согласованы на длительной встрече в Лувре. Это были условия последнего королевского ордонанса. Бургундские послы сделали официальное заявление о том, что они согласились только выдвинув протест. Но они согласились. Новость была объявлена под звуки труб на улицах Парижа, который взорвался от радости. Уличные гулянья продолжались всю ночь. На следующее утро в Нотр-Дам был отслужен Те Deum, на котором присутствовал весь двор и делегаты обеих сторон. Иоанн Бесстрашный узнал о том, что было сделано в его честь, только после этого события. В письме своим коллегам из Парижа дипломатический секретарь герцога Бургундского Тьерри Жербоде отметил, что единственными, кто не разделял всеобщей радости, были английские послы. В их переговорах с французским правительством зарождающаяся угроза англо-бургундского союза была их самым сильным козырем. Теперь Иоанн Бесстрашный ратифицировал договор, который обязывал его отказаться от любых перспектив такого союза. Вскоре, писал Жербоде, английские послы получат ответ на свои требования, который их не обрадует. Со своей стороны, англичане понимали, что их перехитрили и чувствовали, что французы смеются над ними за их спиной[506].

Переговоры французского королевского Совета с англичанами шли параллельно с переговорами с герцогом Брабанта. Они не так хорошо зафиксированы, но суть их ясна. Англичане начали переговоры, повторив свои экстравагантные требования, выдвинутые в августе прошлого года, а французы в ответ повторили предложение, сделанное герцогом Беррийским по этому случаю. Любопытный рассказ в протоколе уголовного процесса по обвинению в шпионаже несколько лет спустя позволяет предположить, что основной вопрос был связан с Нормандией. Английский клерк из штата посольства, как говорят, вступил в разговор с французским адвокатом в соборе Нотр-Дам. Француз спросил его, как идут дела. Англичанин ответил, что королю Франции следовало бы заняться выполнением своего долга — вернуть Генриху V то, что принадлежало ему по праву. Нормандия, сказал этот человек, принадлежала Вильгельму I Завоевателю и была отнята у англичан Филиппом II Августом в начале XIII века не по праву. Француз был озадачен. По его словам, уже поздновато было жаловаться на потерю Нормандии два века спустя. Напротив, ответил англичанин, английский король был совершенно серьезно настроен по этому поводу, и все английское королевство было готово начать войну с Францией, если Нормандия не будет уступлена.

Мы не знаем, каковы были условия, о которых герцогу Брабанта сообщили, что они вот-вот будут согласованы с англичанами. Но несомненно, что англичане умерили свои требования после того, как сделка с Иоанном Бесстрашным выбила почву у них из-под ног. К середине марта они отказались от требования Нормандии и в принципе согласились на брак между Генрихом V и Екатериной Французской при условии, что французы уступят все территории, отданные по договору в Бретиньи. По их словам, в их число должны были войти Пуату и Лимузен, которые не были предложены герцогом Беррийским годом ранее. Более того, они должны быть уступлены с полным суверенитетом английского короля над ними. А юная принцесса должна приехать с полным гардеробом и приданым в 1.500.000 экю (по сравнению с первоначальным требованием в 2.000.000 экю). Французы ответили предложением отдать англичанам пиренейское графство Бигорр, но не Пуату или Лимузен, а также увеличили приданое Екатерины с 600.000 до 800.000 экю. Но у англичан не было полномочий идти на дальнейшие уступки. На этой ноте переговоры подошли к концу. Обе стороны обменялись меморандумами, в которых зафиксировали свои позиции.

В последнюю минуту вмешался герцог Беррийский, предложивший, чтобы весной в Англию прибыло французское посольство с полномочиями для продолжения переговоров. Англичане вряд ли могли отказаться. Но ни одна из сторон не была уверена в результате. Английская делегация прекрасно понимала, что их реальная задача — оправдать агрессивные планы Генриха V в глазах его собственных подданных. Французский королевский Совет также считал, что английский король в любом случае настроен на войну. 13 марта, в день, когда переговоры завершились, Совет издал ордонанс, налагающий талью в 600.000 экю, второй налог за многие годы, на оборону королевства от англичан. С богатых церковников и чиновников взимались принудительные займы для финансирования немедленного укрепления границ в Пикардии и Гаскони и обороны побережья Нормандии[507].

Через месяц после того, как английские послы покинули Париж, Дофину удалось вырвать власть у арманьяков, контролировавших Совет его отца. Первый шаг к этому был сделан в феврале 1415 года, когда внимание было сосредоточено на конференциях с англичанами и бургундцами. Людовику удалось с третьей попытки назначить своего маршала Таннеги дю Шателя прево Парижа. Получив таким образом контроль над Шатле, он начал планировать государственный переворот. Артур де Ришмон, младший брат герцога Бретонского, контролировавший основные вооруженные силы в столице, был склонен на сторону Дофина. Переворот пришелся на вторую неделю апреля. Совет всех принцев, находившихся в то время в Париже, был созван в резиденцию королевы в замок Мелён на Сене, к югу от города. 9 апреля, оставив королеву Изабеллу удерживать их в Мелёне, Дофин тайно выехал в Париж с горсткой приближенных и направился в отель Сен-Поль. Там он получил указ от своего полусумасшедшего отца, в которых тот назначал его капитаном Бастилии. Ришмон был назначен лейтенантом Дофина и отправлен овладеть крепостью. Таннеги дю Шатель взял под контроль остальную часть города с отрядом бретонских войск. Три из четырех парижских эшевена были уволены и заменены людьми, пользовавшимися доверием Дофина. Ворота города были закрыты. Из Парижа Дофин написал каждому из принцев в Мелёне письмо, в котором приказал им немедленно отправиться в свои владения и не возвращаться в Париж иначе как по прямому приглашению короля или его самого.

11 апреля 1415 года Людовик созвал ведущих членов муниципалитета и Университета в Лувр. Там был зачитан ордонанс, изданный утром, в котором он объявил, что берет управление государством в свои руки. После самого Карла VI, сказал он, он "один и выше всех" имеет естественное право управлять государством. Отныне никто не мог претендовать на управление делами королевства без разрешения короля или его самого, а все назначения при дворе и на государственной службе в будущем будут находиться в его и его отца воле. После чтения ордонанса канцлер Дофина, Мартин Гуж, епископ Шартрский, обратился к собранию с речью. Он подвел итог всей политической истории Франции со времен малолетства Карла VI, подробно описав последовательные посягательства на суверенитет короля со стороны его дядей, а затем его брата и постепенное разрушение государства в их личных интересах. Всему этому, сказал епископ, теперь положен конец. Дофин намеревался восстановить власть и полномочия короны в их прежнем виде. 26 апреля, через две недели после собрания, Дофин назначил себя генерал-капитаном короля на всех фронтах с вице-королевскими полномочиями противостоять англичанам, где бы они ни появились. До конца года восемнадцатилетний Дофин более или менее беспрекословно контролировал французское правительство, опираясь на Совет, в котором преобладали церковники, профессиональные администраторы и горстка военных: верный и решительный Таннеги дю Шатель, коннетабль Шарль д'Альбре и Артур де Ришмон, все они были естественными сторонниками того, кто находился у власти. Карла VI больше никто не принимал в расчет. К этому времени он был едва способен заниматься делами даже в периоды относительной ясности рассудка[508].