Генрих V, сам будучи человеком традиционных взглядов, был полон решимости выполнить роль, отведенную ему современными идеалами королевской власти. После более чем четырех десятилетий военных, дипломатических и финансовых неудач авторитет короны в Англии пострадал, как и по разным причинам во Франции. Раны, нанесенные переворотом 1399 года, еще не зажили, а призрак убитого короля Ричарда II продолжал преследовать его преемников. Французский герольд, присутствовавший на коронации Генриха V, вернулся домой с сообщением о том, что не все в Англии одобряют его воцарение. Слышался ропот тех, кто считал, что корона должна была перейти к Эдмунду Мортимеру, графу Марчу. Первым действием Генриха V после коронации было объявление всеобщей амнистии всем тем, кто участвовал в восстаниях во время правления его отца. Позже он приказал перенести останки Ричарда II из доминиканской церкви в Лэнгли и торжественно перезахоронить их в гробнице в Вестминстерском аббатстве, которую покойный король заказал для себя еще при жизни. Генрих V, который провел период становления своей юности при дворе Ричарда II, имел о нем более теплые воспоминания, чем его отец. Но новые похороны дискредитировавшего себя правителя были не просто личным жестом. Они были актом искупления, предложением примирения и, возможно, также попыткой заставить замолчать упорные народные слухи о том, что Ричард II все еще жив[454].
Они также были частью попытки придать новому правлению ауру легитимности, которой никогда не пользовался Генрих IV. Новый король глубоко осознавал шаткость притязаний своей династии на власть и непостоянство верности своих подданных. Большую часть царствования своего отца он провел в борьбе со сторонниками Оуэна Глендауэра в Уэльсе. В 1403 году он сражался с Хотспуром и графом Вустером, который ранее был его лейтенантом в Уэльсе, а другой — его старым наставником и защитником. Генрих V на собственном опыте узнал, что такое предательство. Эти воспоминания сохранились на всю его жизнь. На протяжении всего своего правления он требовал божественного одобрения своих действий после предательств, несчастий и физической слабости в годы угасания его отца, которые многие считали проклятием Божьим на его род.
Француз, считавший, что Генрих V вел себя как священник, уловил нечто более важное, чем он предполагал. Генрих V был человеком сильной и, прежде всего, публичной набожности. Будучи принцем Уэльским, он председательствовал на сожжении портного-лолларда Джона Бэдби в Смитфилде в 1410 году, а став королем, продолжал публично участвовать в преследовании лоллардов. Новый король окружил себя церковниками и учеными людьми, многие из которых занимали важные посты в его правительстве и сыграл видную роль в преодолении папского раскола. Он основал картезианский монастырь в Шине (Ричмонд) на правом берегу Темзы, а также монастырь Бригиттинского Ордена в Сионе на противоположном берегу реки — последние монастыри основанные в Англии до Реформации. Он содержал великолепную часовню и большой штат капелланов и хористов, которые сопровождали его в походах. Он сочинил религиозную музыку, включая Gloria и Sanctus, которые попали в Рукопись Олд Холла, одну из самых ранних сохранившихся книг английской духовной музыки. Религиозные чувства Генриха V были совершенно искренними, а его привязанность к традиционным образцам духовной власти, безусловно, неподдельной. Но он хорошо понимал пропагандистские преимущества подачи себя в качестве исполнителя Божьей воли в мире духовных сомнений и политической неуверенности.
Та же самая озабоченность спорным правом династии на престол, вероятно, была главным фактором агрессивной внешней политики, проводимой Генрихом V с самого начала его правления. Это также объясняет сильную религиозную тематику в публичных заявлениях короля по этому вопросу. Генрих V постоянно представлял свои претензии к французам как обращение к Богу против нечестивого и недостойного традиционного врага Англии. В современном мире после эпохи Просвещения легко отмахнуться от этого как от ханжеской болтовни. Но современники по обе стороны Ла-Манша не обвиняли его в этом. Современный Генриху V хронист из Сен-Дени, чья работа близка к официальной истории французского королевского дома, открыто восхищался публичной религиозностью Генриха V и сравнивал ее с пороками дворов короля и принцев во Франции. Он видел в Генрихе V образцового короля, о котором Франция мечтала со времен Карла V и Людовика IX ― красивого, авторитетного, набожного, мудрого, справедливого, немногословного, смелого в действиях и царственного в манерах. У Генриха V была "осанка короля". Мы не можем знать, сколько французов согласились с этим, но очевидно, что многие. Для Генриха V и его современников успех в войне был знаком легитимности, судом Божьим над праведностью победителя и, возможно, над грехами побежденных[455].
Знаменитые победы Эдуарда III вызывали у Генриха V такое же восхищение, как и у всех преемников Эдуарда III вплоть до XVII века. Договор в Бретиньи, 1360 года, передавший треть Франции под полный суверенитет Эдуарду III, стал кульминацией его триумфа, эталоном территориальных амбиций Англии. Отказ Франции от него в 1369 году оставался открытой болью. В циркуляре, подготовленном через пять лет его правления в пропагандистских целях, Генрих V утверждал, что он согласился бы на условия договора в Бретиньи. Правда, он претендовал на гораздо большее: корону Франции и французские владения анжуйских королей XII века. Но "ради мира он был готов довольствоваться скромной частью того, что принадлежало ему по праву, а именно землями, которыми его прадед король Эдуард, благородной памяти, пользовался по договору с Иоанном, врагом Франции, и его старшим сыном Карлом". Успех Эдуарда III во многом был обусловлен внутренними разногласиями во Франции и распадом французского государства в 1350-х годах, условия, которые, казалось, вернулись в годы после убийства Людовика Орлеанского. Перед возможностью разрешить древний спор в пользу Англии было трудно устоять. Чрезвычайные территориальные уступки, на которые арманьяки в мае 1412 года готовы были пойти Генриху IV, показали англичанам, что можно получить, вмешавшись в гражданскую войну во Франции. Состояние, нажитое герцогом Кларенсом и его капитанами в ходе кампании, в которой не было ни одного сражения, ни одной захваченной крепости, открыло глаза военной знати Англии на перспективы добычи, которых не видело целое поколение. Генрих V был против союза своего отца с арманьяками, но только потому, что предпочел бы заключить сделку с герцогом Бургундским. Никого не удивило, что одной из первых дипломатических миссий, прибывших в Вестминстер после коронации Генриха V, было посольство от Иоанна Бесстрашного[456].
На интенсивную дипломатическую деятельность первых двух лет правления Генриха V постоянно влияли политические разногласия во Франции. Целью первого посольства герцога Бургундского было отдалить нового короля от союза с арманьяками, заключенного его отцом, и предложить новый союз как с герцогом Бургундским лично, так и с королем Франции, правительство которой герцог все еще контролировал. Логика этого предложения была очевидна, и понятно, что в Вестминстере его приветствовали. Были начаты переговоры и подготовлены проекты статей соглашения. В конце июля 1413 года из Лондона выехало посольство, чтобы продолжить переговоры в Париже. Это была очень представительное посольство. В него входили Генри Чичеле, епископ Сент-Дэвидса, Ричард Бошан, граф Уорик, и Генри, лорд Скроуп, все близкие друзья и соратники английского короля, присутствие которых свидетельствовало о том, какое значение он придавал их миссии. Во Францию их сопровождали около 200 дворян и чиновников, не говоря уже о конюхах, клерках и слугах. Но посольство так и не достигло Парижа. К тому времени, когда послы пересекли Ла-Манш, французская столица находилась в последних вспышках восстания кабошьенов. Чичеле и его спутникам пришлось отсиживаться в Кале, пока переговоры в конце концов не были перенесены в церковь Лелингема на границе Кале, в последний раз, когда это мрачное, но традиционное место встречи было использовано для проведения крупной англо-французской конференции. Французская делегация, прибывшая представлять Карла VI в конце августа 1413 года, была назначена герцогом Бургундским, что стало одним из его последних властных решений перед бегством из Парижа. Делегацию возглавлял советник герцога Жан де Туази, епископ Турне, и она была составлена из бургиньонов. Атмосфера заседаний с самого начала была неблагоприятной. Англичане начали с того, что заявили о своих притязаниях на корону Франции. Французы перечислили все старые юридические и исторические аргументы против. Англичане жаловались на то, что Франция отказалась от договора в Бретиньи. Французы ответили, что это англичане отказались от него, и перечислили все старые распри 1360-х годов. Настоящей же целью английской делегации было восстановление англо-французского перемирия. Но после желчных препирательств при открытии, оказалось, что даже в этом вопросе у сторон мало общего. Англичане требовали продления длительного перемирия 1396 года. Французы заявили, что их инструкции ограничиваются обсуждением нарушений последовательных временных перемирий, заключенных во время правления Генриха IV. Затем делегаты перешли к спорам о языке переговоров, что стало постоянной темой подобных мероприятий на долгие годы. Французы настаивали на переговорах на французском языке, а англичане делали вид, что не понимают его, и требовали использовать вместо него латынь. Эти бесплодные перепалки были вскоре прерваны известием о стремительном бегстве герцога Бургундского из Парижа, за которым последовало увольнение всех французских королевских советников, участвовавших в конференции. После нескольких дней неразберихи обсуждения были прекращены[457].
