Когда и как этот план сформировался в его голове, сказать невозможно. Герцог Ланкастер был вдовцом с 1368 года, когда его первая супруга Бланка умерла в возрасте двадцати двух лет. Гонт был честолюбивым, ярким человеком, которого никогда не удовлетворяла второстепенная роль, отведенная младшим сыновьям королей. Как и Людовик Анжуйский, другой честолюбивый мечтатель, на которого он во многом походил, он хотел создать для себя государство и играть большую роль в политике Европы. Он мог бы стать королем Шотландии, если бы эта идея не была отвергнута шотландским Парламентом в 1364 году. Он уже вынашивал (как и Людовик) идею утвердить древние и довольно формальные притязания на графство Прованс. Для такого человека перспектива стать королем Кастилии по праву супруги была бесконечно заманчивой. Гонт наверняка посоветовался об этом с отцом, но совершенно не очевидно, что стратегические интересы Англии стояли у них на первом месте.
Что касается Констанции, то для нее брак не мог принести большого личного счастья, поскольку это был исключительно политический союз. Ее отношения с новым мужем всегда были отдаленными и формальными. Но этот брак дал бы ей то, чего она хотела больше всего — человека, который отомстил бы за смерть ее отца. Констанция была очень предана его памяти и окружена лишенными собственности кастильскими дворянами и священниками, которые поощряли ее стремление к мести. Ее брак вполне мог быть предложен одним из них, Хуаном Гутьерресом, деканом Сеговии, кастильским священником-заговорщиком, который был доверенным лицом короля Педро I и недолгое время его послом при английском дворе в 1369 году. Почти наверняка он был членом крошечного двора Констанции в Байонне в 1371 году. Со временем Гутьеррес станет секретарем и главным советником Джона Гонта по делам Иберийского полуострова. Констанция и Джон Гонт поженились, вероятно, в Рокфоре в южных Ландах, около 8 сентября 1371 года[170].
Стремление Джона Гонта стать королем Кастилии поглотило большую часть его энергии в течение следующих восемнадцати лет. Это был не такой уж нереальный проект, как кажется сейчас. Энрике II навязал свою волю почти всей Кастилии, но он отнюдь не был уверен в надежности своего положения на троне. Он узурпировал его даже без тени прав с помощью армии, состоявшей в основном из французских рутьеров. Несомненно, длительное пребывание на троне со временем принесло бы дому Трастамара легитимность и безопасность, но пока удержание Энрике II кастильского трона зависело от постоянного присутствия на его службе французских капитанов. Даже после отъезда Бертрана Дю Геклена со своей свитой в июне 1370 года считалось, что в Кастилии служило не менее 1.000 французских солдат, а истинное число могло быть и больше. Однако зависимость Энрике II от них была источником как слабости, так и силы. Большинство из них были независимыми капитанами с сомнительной преданностью, набранными Дю Гекленом из рядов Великих компаний. Энрике II сделал все возможное, чтобы привязать их интересы к своему делу. Он осыпал их богатствами и титулами. Пьер де Вильнев стал богатым человеком и графом Рибадео. Бернар Беарнский, профессиональный разбойник и внебрачный сын графа Фуа, стал графом Мединасели. Арно дю Солье, по прозвищу Лимузен, который в свое время возглавлял в Лангедоке печально известную банду разбойников, стал сеньором Вильяльпандо. Эти люди вряд ли остались бы с королем, если бы поток его щедрости иссяк. У Констанции, несомненно, не было союзников в Кастилии, способных сражаться с французами на равных, но она была символом оппозиции. Ее претензии пользовались большой скрытой поддержкой среди подданных Энрике II, и можно было ожидать, что перемены в его судьбе или уход его французских союзников помогут им победить. Кортесы Торо утверждали в 1371 году, что во многих городах королевства до сих пор ведутся жестокие распри, провоцируемые друзьями "тирана, называющего себя королем". Беспорядки происходили в Мурсии и, вероятно, в других городах, зачинщики которых были пойманы с письмами Джона Гонта на руках. Провинция Галисия на северо-западе поддерживала короля Педро I в самые трудные периоды его жизни и так и не приняла его преемника. В конце 1371 года новое восстание, разжигаемое emperogilados, базирующимися в Португалии, должно было свергнуть власть офицеров Энрике II и вернуть провинцию в руки сторонников покойного короля Педро I[171].
Энрике II был окружен внешними врагами, чья враждебность сдерживалась только страхом и удобными договорами. Королевство Арагон-Каталония с его мощным флотом было главным участником в большинстве антикастильских коалиций 1350-х и 1360-х годов. К 1371 году его осторожный король в частном порядке пришел к выводу, что Энрике II останется здесь навсегда. Но он был слишком хитрым, чтобы признать изменение политической ситуации перед внешним миром, и никто не сомневался, что он будет на подхвате, если правительство Энрике II рухнет. Наварра оставалась важнейшей частью испанской политической шахматной доски, поскольку контролировала все перевалы в западных Пиренеях и все еще занимала значительный кусок кастильской территории, захваченной ею в самый черный период гражданской войны. Однако самым опасным врагом Энрике II была Португалия, которая постепенно превращалась в значительную силу в делах полуострова.
С момента отвоевания Гибралтарского пролива у мусульман в середине XIII века Португалия стала важным перевалочным пунктом для торговли между Средиземноморьем и Атлантикой и базой для первых европейских исследований атлантического побережья Африки, что на короткое время сделало Португалию мировой державой в XV и XVI веках. Приморские общины португальской прибрежной полосы, где была сосредоточена большая часть населения, уже тогда начали богатеть. В 1360-х годах у Лиссабона можно было увидеть до 450 торговых судов одновременно, в городе проживали значительные общины итальянских, каталонских и южнофранцузских купцов. Лиссабон и Порто стали важными центрами судостроения. Как военно-морская держава Португалия уступала только Кастилии, имея флот из примерно двенадцати боевых галер, которыми командовали и, вероятно, строили генуэзские специалисты. Король Португалии Педру I Справедливый, умерший в 1367 году, по слухам, на момент своей смерти имел годовой доход около 240.000 добр (около 45.000 фунтов стерлингов) и оставил в сокровищнице в Лиссабоне запас из 800.000 золотых и 400.000 серебряных марок[172].
Хронист XV века Фернан Лопеш[173], который рассказывает нам обо всем этом, имел в виду другое. Португалия традиционно избегала международных связей других испанских королевств, и Педру I разбогател в основном за счет того, что не втягивал свою страну в кастильские гражданские войны. Его сын Фернанду I, который стал его преемником в возрасте двадцати двух лет, изменил политику своего отца и растратил свое состояние в ходе неудачных войн. Красивый, самоуверенный и амбициозный, Фернанду I был также импульсивен, легко управляем и совершенно лишен рассудительности. Его шестнадцатилетнее правление стало катастрофой для Португалии и возможностью для англичан, за которую они ухватились обеими руками. Будучи ближайшим оставшимся в живых родственником Педро I Кастильского, Фернанду I имел весомые претензии на кастильский трон. Его первое вмешательство в дела Кастилии в 1369 году обернулось катастрофой. Вначале он добился нескольких легких успехов на суше. Но ситуация быстро изменилась. Осенью 1370 года кастильцы рассеяли португальский флот у Санлукар-де-Баррамеда в устье реки Гвадалквивир. Королевство Фернанду I было частично оккупирована Энрике II и его французскими союзниками. По договору в Алкутиме в марте 1371 года Фернанду I публично отказался от своих претензий на Кастилию, бросил своих арагонских союзников и заключил мир с Энрике II, пообещав жениться на дочери кастильского короля. На некоторое время между Кастилией и ее главным соперником на Иберийском полуострове воцарился мир. Но Фернанду I не примирился с поражением и не отказался от надежд на кастильскую корону. У врагов Энрике II было много возможностей доставить ему неприятности при дворе импульсивного и легкомысленного молодого короля Португалии.
