В Авиньоне Климент VII в ответ обратился к герцогу Анжуйскому. Клименту VII было выгодно заманить французский королевский дом в Италию. Французское вмешательство на полуострове открывало единственную перспективу вытеснить его противника с его родной территории. Переговоры начались в январе 1380 года и к июню привели к соглашению, в котором Иоанна  I усыновила Людовика Анжуйского и объявила его наследником всех своих владений в южной Италии и Провансе. Взамен Людовик Анжуйский обязался за свой счет вооружить небольшую эскадру военных галер для защиты Неаполя и, в случае вторжения в ее владения, помочь Иоанне  I войсками и деньгами. Даже с учетом щедрых субсидий, обещанных Климентом VII, эти обязательства были далеко за пределами возможностей личных средств Людовика. Они стали началом долгого и дорогостоящего вмешательства французского государства в дела Италии, которое в той или иной форме продлится до середины XVI века[561].

Сразу после похорон Карла V братья покойного короля встретились во дворце на острове Сите в присутствии большого количества придворных, прелатов, чиновников и юристов. Их представители обменялись требованиями.  По городу стали распространяться сплетни. Но решение удовлетворяющее все стороны так и не было достигнуто. Около 28 сентября было решено передать споры на рассмотрение третейского суда. Арбитры выработали решение, которое было хоть и компромиссным, но, вероятно, наилучшим из всех возможных. Было решено объявить молодого короля совершеннолетним и сразу же короновать его в Реймсе. Конечно же, не предполагалось, что он сразу начнет самостоятельно править. Объявление о совершеннолетии было просто юридическим инструментом для завершения всех договоренностей Карла V о регентстве и прекращения власти Бюро де Ла Ривьера над королевским двором и казной. Вместо этого четыре королевских герцога согласились разделить власть между собой. Герцог Анжуйский продолжал называть себя регентом, а герцоги Бургундский и Бурбонский продолжали действовать в качестве опекунов короля. Герцог Анжуйский должен был осуществлять повседневное управление государством и контролировать все финансовые ресурсы короны, которые не требовались для содержания королевского двора. Но все важные решения должны были приниматься четырьмя королевскими герцогами совместно при содействии Совета, состоящего из двенадцати человек, выбранных ими самими. Вероятно, частью этой сделки было предоставление герцогу Беррийскому лейтенанства в Лангедока, так как вскоре после этого было объявлено о его назначении на эту должность. Эти неловкие компромиссы мало способствовали смягчению недоброжелательности между сильными личностями. Через несколько дней после заключения соглашения герцог Анжуйский конфисковал личные сокровища покойного короля, состоявшие из драгоценностей в Сен-Поль и 200.000 франков наличными, которые хранились в Венсенском замке. Узнав, что в замке Мелён спрятано еще какие-то ценности, он заставил чиновника, ответственного за их сохранность, раскрыть их местонахождение и забрал и их. Фруассар говорит, что деньги нужны были ему для обороны Неаполя, что вполне может быть правдой. Известно лишь, что в течение следующих шести недель, пока герцог Анжуйский частично не отступил, государственные дела были парализованы, поскольку на каждом заседании Совета доминировали яростные требования герцога Бургундского вернуть конфискованные деньги. Но часть из них так и не была возвращена[562].

Задача преемников Карла V была бы трудной при любых обстоятельствах, но он оставил им еще одну проблему, которая была совершенно неожиданной даже для его ближайших советников. Примерно за два часа до своей смерти Карл V издал указ об отмене подымного налога и списал все оставшиеся задолженности по нему. Его уже давно беспокоили растущие признаки восстания против тяжести королевских налогов и беспорядков, которые он оставлял для своего преемника. Но это не было актом продуманной политики. Это был жест испуганного человека, который знал, что у него осталось мало времени, чтобы загладить грехи власти. Двусмысленная запись его слов позволяет предположить, что, будь его воля, он упразднил бы и налог с продаж. Но даже в смягченной форме, представленной в проекте его министров, последний акт личного искупления короля стал катастрофой, от которой французское государство оправилось только через три года. Сначала документ держали в секрете, но он был действительным актом, и в октябре новое правительство решило, что он должен быть опубликован. Новость быстро распространилась по Франции. Официальные копии были разосланы во все главные провинциальные центры. Неофициальные слухи кое-где преувеличивали эту новость[563].

Отмена подымного налога не только устранила самый важный источник финансирования войны. Она серьезно разбалансировала французскую налоговую систему. Подымный налог, каким бы несовершенным он ни был, был единственным прямым налогом. Он представлял собой наиболее эффективное средство, позволявшее добраться до карманов зажиточных людей и массы населения, проживающего в сельской местности. Без него правительство почти полностью зависело от двух косвенных налогов, на продажи и габеля. Оба они ложились главным образом на население городов, где потреблялось больше всего соли и где находились оптовые рынки продуктов питания и вина. Они также тяжело отражались на беднейших членах городского сообщества, которые тратили относительно большую часть своих доходов на еду и напитки. Во многих местах считалось, что все налоги, как прямые, так и косвенные, были отменены. В Монпелье глашатай прошел по улицам, объявляя об отмене габеля. В Ниме состоялись шествия в честь отмены всех королевских налогов. Оверньские Штаты восприняли новость об ордонансе умершего короля как повод отказаться от всех военных налогов. Но когда правда стала известна, возник спонтанный и бурный протест. Первые признаки беспокойства появились на севере. В городах Пикардии и Иль-де-Франс люди восстали и выгнали сборщиков налогов. В Компьене и Сен-Кантене бунтовщики захватили улицы. В Сен-Дени умершего короля едва успели похоронить, как толпа ворвалась на рыночную площадь и напала на сборщиков налогов. Напряжение в Париже нарастало. В большинстве районов Франции сбор налогов прекратился. Одним из первых своих решений Совет постановил созвать Генеральные Штаты Лангедойля в следующем месяце. Совет рассчитывал на атмосферу доброй воли, которая возникнет в связи с коронацией преемника. При хорошем управлении собрание можно было бы убедить вновь предоставить хотя бы часть налогов, отмененных Карлом V[564].

Тем временем казна короля была пуста. Французская армия оставила свои позиции на реке Сарта. Некоторые отряды рассеялись. Оставшиеся, лишенные лидеров и растерянные, добрались до Парижа и расположились лагерем в пригородах, требуя жалованья, грабя деревни, амбары, проезжающих по дорогам и выкрикивая слова поддержки той или иной фракции в королевской семье. 13 октября 1380 года Людовик Анжуйский распустил армию и разогнал неоплаченных людей по домам. Единственными организованными силами, оставшимися под французским командованием, были отряд из нескольких сотен человек под командованием Оливье де Клиссона и разрозненные гарнизоны герцога Анжуйского на Бретонской границе[565].

Английская армия смогла без сопротивления перейти вброд Сарта и пересечь болота у реки Майен, продвигаясь на запад к Бретани. В начале октября 1380 года она вошла в герцогство к югу от города-крепости Витре и медленно двинулись к Ренну. Здесь англичане с удивлением и досадой обнаружили, что для их приема не было принято никаких мер. Не было и бретонской армии, с которой можно было бы объединить силы. Города закрыли свои ворота перед Бекингемом. Иоанн IV, союзник, которого Бекингем прибыл поддержать, находился в Энбоне на юго-западе полуострова и казалось, не спешил приветствовать Бекингема. Правда заключалась в том, что смерть Карла V все изменила. Новое правительство вряд ли будет столь же жестко противостоять Иоанну IV, как это делали Карл V и Бюро де Ла Ривьер. У Иоанна IV были достаточно хорошие отношения с французскими королевскими герцогами. Герцог Анжуйский с октября прошлого года лично стремился найти решение бретонской проблемы путем переговоров. Супруга Филиппа Бургундского была двоюродной сестрой Иоанна IV, а его тесть был его главным покровителем. Теперь, получив в управление Францию, но не имея ни войск, ни денег для ее защиты, королевские герцоги не имели иного выбора, кроме как пойти на сделку с герцогом Бретонским. Личные предпочтения Иоанна IV неизвестны. Но он находился под сильным давлением со стороны своих сторонников-баронов, чтобы отказаться от английской военной помощи и залечить разрыв с Францией. Поэтому он поступил так, как часто поступал Карл Наваррский в период своего расцвета. Он использовал присутствие Бекингема в качестве разменной монеты, чтобы провернуть сделку с французами, а также в качестве страховки на случай неудачи[566].