Для англичан Брионесский договор стал серьезным стратегическим поражением. Он означал, что пока продолжалась англо-кастильская война, единственный реальный путь, по которому они могли атаковать Кастилию по суше, был для них закрыт, в то время как кастильцы могли по своему усмотрению проникнуть в Гасконь через пиренейские перевалы. Английские и гасконские капитаны Карла были в ярости. Тривет начал совершать набеги на наваррскую территорию вокруг Туделы, как только было объявлено о предварительном перемирии. Он бросил вызов кастильскому губернатору Логроньо, чтобы договориться о сражении с участием 100 человек с каждой стороны и даже вступил в контакт с Педро IV Арагонским в надежде продолжить войну под его покровительством. Но Педро IV не собирался провоцировать разъяренного льва в момент его триумфа и отказался. Поэтому в мае Тривет удалился из Туделы и слонялся по казначействам в Памплоне, пока его счета не были улажены. К июлю 1379 года он вернулся в Бордо[480].

Брионесский договор, один из лучших моментов в жизни Энрике II, стал также его последним великим публичным актом. Хотя Энрике II было всего сорок шесть лет, он был измотан прошлой борьбой и лишениями. Вскоре после пира в Санто-Доминго он заболел и 28 мая 1379 года умер. С предсмертным вздохом он приказал освободить всех своих английских и других христианских военнопленных и призвал своего сына "быть вечно верным дому Франции". Карлу Наваррскому оставалось жить еще восемь лет, но Брионесский договор ознаменовал конец его политической карьеры. Он сохранил свою корону, но потерял почти все остальное: Шербур отошел англичанам, а остальные нормандские владения — королю Франции. Наварра была экономически разорена на целое поколение вперед, а контроль над ней пришлось разделить с офицерами короля Кастилии. Его наследник существовал на пенсию от короля Франции, жил в Париже и сражался во французских армиях. Карл остро ощутил потерю статуса. Он становился все более ожесточенным, ему снились несбыточные мечты об убийствах и мести, а в минуты гнева он даже возвращался к своим старым замашкам беспринципного заговорщика. В январе 1387 года, в возрасте пятидесяти пяти лет, он умер при весьма подозрительных обстоятельствах, когда якобы слуга случайно поджег свечой его постель. "У меня мало друзей во Франции и много врагов", — сказал он несколькими годами ранее проезжавшему мимо английскому музыканту, который играл для него за ужином в зале замка в Олите. "Некоторые из моих врагов — это и ваши враги, — добавил он, — ибо в свое время я имел много дел с англичанами и потерял многое из того, что имел, по их вине"[481].

27 марта 1378 года Папа Григорий XI умер в Ватиканском дворце в Риме всего через четырнадцать месяцев после прибытия в город из Авиньона. Он был похоронен на следующий день в церкви Санта Мария Нуова (ныне Сан Франческа Романа) на Форуме, где два века спустя будет возведена грандиозная мраморная гробница в честь Папы, который вернул папство в Рим. Смерть Григория XI вызвала серьезный кризис в делах латинской церкви, которому суждено было оказать глубокое влияние на всех участников европейской войны. Возвращение папства было личным стремлением Папы. Но в течение XIV века власть коллегии кардиналов неизмеримо возросла, и они присваивали все большую часть ресурсов папства. Будучи в подавляющем большинстве французами, богато одаренными и удобно устроившимися во дворцах в Авиньоне и Вильневе, кардиналы никогда не проявляли прежнего интереса к возвращению в Италию. После более чем семидесятилетнего пребывания во Франции остальная часть папского двора была такой же французской, как и коллегия кардиналов. Разруха в Рима, беспорядки в центральной Италии и противостояние с Флоренцией — все это усиливало их неуверенность. Римляне не хуже других знали, что когда кардиналы соберутся, чтобы избрать преемника Григория XI, будет сильное движение за кандидата, который приведет их обратно во Францию.

7 апреля 1378 года кардиналы собрались на конклав в Ватикане. Присутствовало шестнадцать кардиналов, из которых одиннадцать были французами. Преобладание французов было бы еще большим, если бы семь кардиналов, все из которых были французами, не уехали в Авиньон или по дипломатическим делам. Французские кардиналы в Риме могли бы добиться успеха и без своих отсутствующих коллег, если бы они были едины в поддержке одного кандидата. Но этого не произошло. Семь лимузенских кардиналов, которые были либо родственниками двух последних Пап, либо родом из того же региона Франции, образовали фракцию внутри французской партии, которая была настроена на избрание одного из своих коллег и сумела оттолкнуть остальных. Требовалось большинство в две трети голосов. Ни одна фракция не имела достаточного большинства. Эти разногласия пришлось разрешать в исключительно сложных условиях. С момента объявления о смерти Григория XI улицы вокруг собора Святого Петра были заполнены толпами вооруженных людей, число которых увеличилось за счет крестьян из близлежащей Кампаньи, требовавших избрать Папу римлянина или хотя бы итальянца. Городские власти, отвечавшие за безопасность конклава, заявили, что не могут гарантировать поддержание общественного порядка. Когда двери конклава были закрыты, толпа ворвалась в Ватиканский дворец и заняла палаты рядом с конклавом и под ним, кричала и стучала по стенам и полу всю ночь и весь следующий день. 8 апреля кардиналы остановились на компромиссном кандидате, Бартоломео Приньяно, архиепископе Бари. Когда конклав закончился, толпа, наконец, выломала двери конклава, и процедура потеряла последние остатки достоинства. Группа кардиналов решила задобрить толпу, схватив пожилого римского кардинала и представив его римлянам с тиарой на голове и наброшенной на плечи папской мантией, в то время как их коллеги бежали в суматохе[482].

В последующие годы несколько тщательных расследований, проведенных национальными правительствами и другими органами, не дали убедительного ответа на вопрос, был ли Приньяно избран законно. Однако большинство свидетельств указывают на то, что он все-таки был избран законно. За несколько дней до конклава в ходе предварительных обсуждений среди кардиналов он был определен как подходящий кандидат, пользующийся определенной поддержкой среди всех фракций. Атмосфера конклава, хотя и была, безусловно, пугающей, но, похоже, не оказала решающего влияния на избирателей. Самые страшные сцены насилия произошли после избрания Приньяно. Кардиналы участвовали в его интронизации через десять дней после конклава, а затем приложили свои печати к письмам, возвещавшим миру о его избрании. Основной причиной последовавшего за этим кризиса был не способ избрания нового Папы, а его бунтарская личность.

Бартоломео Приньяно, принявший имя Урбан VI, был неаполитанским юристом-каноником скромного происхождения, которому в то время было около шестидесяти лет и который в течение многих лет занимал высокий пост в папской канцелярии. Он был способным администратором и ученым человеком безупречной нравственности, которого знали все кардиналы, но не настолько хорошо, чтобы он нажил среди них врагов. Вполне возможно, они думали, что им будет легко управлять. Если так, то они быстро разуверились в этом. Приньяно не был кардиналом, и уже через короткое время после его избрания стало очевидно, что он категорически не одобряет роскошный образ жизни кардиналов, их грандиозные дворцы, толпы слуг и придворных и их княжеские доходы. В Риме и других местах можно было найти множество людей, которые поддержали бы его взгляды. Но Урбан VI был не из тех, кто выбирает время и слова. Он был приземистым, грубым человеком с громким голосом и неистовым нравом. Он обращался к тем, кто стоял у него на пути, с "лицом, красным как лампа, и голосом, хриплым от ярости", по словам чиновника курии, который часто был свидетелем таких сцен[483]. С момента коронации Урбан VI высказывал свое мнение о кардиналах в череде ядовитых выпадов наедине, в консистории и в своих публичных проповедях. Они сопровождались открытыми угрозами ограничить их привилегии. Естественное негодование аристократических французских кардиналов усугублялось их плохо скрываемым презрением к недостойной осанке и грубым манерам выскочки-итальянца, которого они избрали. Но недовольство кардиналов было вызвано не только снобизмом и вызывающим поведением нового Папы. На самом деле Урбан VI был совершенно непригоден для управления Церковью. Он быстро нажил множество врагов, не только среди французских кардиналов, но и среди их итальянских коллег, государей Европы, их послов в Риме, многочисленных епископов и влиятельных деятелей всех национальностей в папской администрации. Его импульсивность и отсутствие самоконтроля, его невежество в делах и нетерпение к советам — все это обнаружилось через несколько дней после его воцарения и не раз приводило его и его сторонников на грань катастрофы в течение его двенадцатилетнего правления.