Именно на этом этапе Энрике отказался от оборонительной стратегии, которая так хорошо служила ему до сих пор. Это решение вызвало бурные споры в его лагере. Французские капитаны, хорошо знавшие своего врага, убеждали его скорее заморить принца голодом, чем сражаться с ним. Главным среди сторонников осторожных действий был Арнуль д'Одрегем, который одиннадцать лет назад убеждал Иоанна II атаковать армию принца при Пуатье с такими катастрофическими последствиями. Это был человек, умудренный опытом. Но Энрике был не в состоянии последовать его совету по той же причине, по которой Иоанн II отказался прислушаться к голосам предостерегающих его в 1356 году. Его политическая позиция была слишком слаба. Каждый город на пути принца открывал свои ворота перед Педро I, а другие, расположенные дальше от линии его марша, подняли восстание. Даже некоторые из традиционных союзников Энрике теперь колебались. Отряд из 600 человек, отправленный для захвата мятежного города Агреда на арагонской границе, взбунтовался и в полном составе перешел на сторону законного короля. Кастильские советники Энрике, которые разбирались в политике не хуже, чем Арнуль д'Одрегем в войне, советовали ему дать сражение. Если он не ответит на вызов принца, его поддержка будет таять, как таяла поддержка Педро I, когда он отступал перед врагом годом ранее. Принц умело подпитывал эти страхи. Он послал герольда в армию Энрике с письмом, условия которого получили широкую огласку. Обращаясь к Энрике как к графу Трастамарскому, принц перечислил права Педро I на престол его отца и клятвы, принесенные ему при вступлении на престол кастильцами, включая самого Энрике. Он призвал узурпатора отдать завоеванные им владения и подчиниться правосудию своего единокровного брата. Энрике посоветовали дать вежливый ответ. "Даже между врагами, — писал Айала, — должны быть разумный такт и вежливость". Вместо этого, он ответил принцу, "который называет себя старшим сыном короля Англии и принцем Аквитании", в грубой и снисходительной манере. Затем, оставив берег реки Нахерилья, он приказал своей армии пересечь мост и занять позиции на открытой местности за ним. Войска Энрике встали в боевые порядки поперек главной дороги, на пологой местности, спускающейся к ручью под названием Яльде. Это было, по признанию принца, "хорошее место, чтобы ждать нас"[908].

2 апреля 1367 года армия принца пересекла большой каменный мост через Эбро в Логроньо и продвинулась к деревне Наваррета и здесь выстроилась в боевой порядок. В первой линии находилась большая часть английских и бретонских латников, с английскими лучниками на флангах. Номинальным командиром этого подразделения был молодой Джон Гонт. Реальное же командование было возложено на сэра Джона Чандоса и двух маршалов армии, англичанина Стивена Касингтона и пуатевинца Гишара д'Англе. За ними стоял основной корпус, состоявший в основном из гасконцев: справа — сеньор д'Альбре и граф Арманьяк, слева — капталь де Бюш, в центре — сам принц с рутьерами Великой компании и различными контингентами изгнанников из кастильцев и арагонцев. Около 10 миль широкой безлесной равнины отделяли их от армии Энрике[909].

Хотя обе стороны уже несколько дней ожидали большого сражения, принц добился полной тактической неожиданности. Его армия бесшумно вышла из Наварреты задолго до рассвета 3 апреля 1367 года. Вместо того чтобы двигаться по главной дороге, как ожидали кастильцы, армия принца подошла с дальней стороны длинного крутого хребта, который ограничивал равнину с севера. Когда рассвело, крест Святого Георгия неожиданно появился на левом фланге армии Энрике Трастамарского всего в нескольких сотнях ярдов. Когда английские и гасконские войска построились для сражения, Бертран дю Геклен был вынужден развернуть всю армию, чтобы отреагировать на этот неожиданный маневр противника. Первая баталия выполнила это с большим мастерством и скоростью. Но вторая начала распадаться в смятении и панике. Часть кастильской легкой кавалерии дезертировала к врагу. За ней последовало довольно большое количество пехотинцев. Бертран, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля, решил, что он не может ждать стоя в строю, пока англичане не атакуют. Отказавшись от преимущества обороны, он приказал своей передовой линии, состоящей из французских латников и лучших кастильцев, атаковать английский обоз.

Хронист Айала, бывший капитан Педро I, который купил себе место при новом короле, предав его, нес штандарт рыцарей Ордена Ла Банды в этой знаменитой, обреченной на гибель атаке. Основной удар кастильской атаки приняли на себя войска Джона Гонта и сэра Джона Чандоса в центре английской линии. Сначала они отпрянули, но затем выровнялись и остановили атаку дю Геклена. Два фланга армии принца, элита гасконских войск, выдвинулись вперед, чтобы обойти и окружить французов с двух сторон. Остальные части кастильской армии были бессильными зрителями. Брат Энрике Трастамарского, дон Тельо Альфонсо, командовавший легкой кавалерией на левом фланге кастильской армии, попытался прийти им на помощь. Но его встретил шквал стрел. Всадники в легких доспехах и их бездоспешные лошади понесли страшные потери, прежде чем окончательно повернули и бежали. Сам Энрике также попытался облегчить положение французов, обойдя с фланга англо-гасконцев и вступив в бой с принцем в центре второй линии. Но его постигла та же участь. Тяжелая кастильская кавалерия, которая была с ним, отказалась унизиться, сражаясь в пешем строю. Их лошади падали десятками под плотной массой летящих стрел. Таким образом, французский отряд оказался окруженным в центре сражения и был полностью разгромлен.

Основная часть кастильской армии, которая до сих пор не принимала участия в сражении, оказалась атакована сразу с двух сторон: спереди принцем, а с фланга — победоносными войсками Гонта и Чандоса. Все было кончено в считанные минуты. Кастильцы сломали свои ряды и в беспорядке бежали в сторону Нахеры, а Энрике тщетно пытался их собрать. Резерву принца, состоявшему в основном из арагонской конницы Хайме IV Майоркского, было приказано преследовать бегущую массу людей. Большинство из них были перебиты на берегу быстротекущей реки, или когда пытались пробиться через узкий мост. Некоторые были пойманы, прячась в домах города или пытаясь перебраться через его стены. Когда на следующее утро герольды прошли по полю, чтобы опознать павших, они обнаружили более 5.000 тел. Погибло не менее половины армии Энрике Трастамарского, почти все они были убиты в последние минуты битвы, когда исход уже был предрешен. Со стороны принца потери были незначительными.

Принц провел ночь на поле боя в окружении последствий кровавой бойни, как того требовала традиция. Однако радость Педро I была омрачена бегством его соперника. Лошадь Энрике Трастамарского была найдена и отправлена в Англию, чтобы преподнести ее в качестве трофея Эдуарду III. Но герольды не смогли найти его тело, и его точно не было среди пленников. На самом деле он спасся невредимым на коне одного из своих оруженосцев в последние минуты битвы. В течение двух дней пути он был уже в Арагоне, а оттуда перебрался во Францию[910].

Количество пленных было огромным. Все главные капитаны, французские, кастильские и арагонские, сражавшиеся на стороне Энрике, были взяты в плен. Вряд ли можно найти лучшую иллюстрацию того, насколько популярной стала охота за пленниками в войне XIV века, учитывая масштаб резни при Нахере и почти полное выживание в битве богатых и способных заплатить за себя выкуп. Наличие такого большого количества пленных породило ряд проблем, которые многое говорят о тогдашнем отношении к ним. Первая и самая деликатная касалась тех французских пленных, которые были захвачены ранее и за которых до сих пор не был выплачен выкуп. Среди них был Арнуль д'Одрегем, который все еще был должен часть выкупа за пленение при Пуатье. Принц остановил его, когда пленники проходили мимо него, и назвал обманщиком, обвинив в нарушении условий досрочного освобождения. Арнуль в свою защиту сказал, что сражался не против принца, а против Педро I, ведь вторжение было затеяно Педро I, даже если армия принадлежала принцу. Жюри из двенадцати рыцарей (четыре английских, четыре гасконских и четыре бретонских), назначенное для рассмотрения дела, согласилось и оправдало его. На самом деле победители испытывали симпатии к старому галантному маршалу, которому было уже более шестидесяти лет. Даже принц признался, что "рад, что столь доблестный рыцарь нашел веские доводы в свою защиту". Это было удачей и для Бертрана дю Геклена, который все еще был должен большую часть выкупа за пленение при Оре и столкнулся с точно таким же обвинением со стороны сэра Джона Чандоса. Но, вероятно, к нему было бы меньше симпатий[911].