Унизительный исход кампаний 1352 года стал поворотным пунктом в несчастливом правлении Иоанна II. Через два года после его восшествия на престол оптимизм и ожидание новшеств исчезли. "Да будет известно, — заявил аббат Сент-Реми в Реймсе, продавая недвижимость городскому торговцу тканями, — что поскольку мы обременены налогами, десятинами и другими поборами, постоянно налагаемыми на нас, а также мертвым грузом наших долгов и обесцениванием монеты, в которой мы получаем ренту, мы продаем ее…"[176]. Он говорил от имени значительной части обремененного долгами дворянства королевства, многим из которых приходилось страдать не только от налогов и девальвации монеты, но и от опасностей и расходов, связанных с участием в боевых действиях в армии короля, тяжелых расходов на покупку лошадей и снаряжение, непосильного бремени выкупов, разочарований от невыплаченного жалованья и невыполненных обещаний по пенсиям и пособиям. Ропот недовольства со стороны таких людей раздавался и раньше, после тупиковых ситуаций 1340 и 1342 годов, а также катастроф при Креси и Кале. В середине 1350-х годов они начали восставать против правительства со злобным протестом, а в некоторых случаях и с применением насилия.

Среди высшего дворянства и церкви, а также в самом сердце королевской администрации было немало тех, кто был склонен обвинять в несчастьях Франции недостатки ее институтов власти, коррупцию на государственной службе, чрезмерную власть слабого монарха и нечестность его влиятельных друзей. Некоторые из них пользовались широкой популярностью во Франции середины XIV века: среди поборников древних свобод провинций Франции, среди радикально настроенных слоев жителей больших городов, среди теоретиков и моралистов в университетах и, в конечном счете, среди полунищих толп, ищущих виновных в бедности и поражениях. Все разрозненные тенденции французского общества, которые сдерживались полтора века интенсивным правлением, начали вновь проявляться, когда монархия потеряла свою уверенность и престиж. В последующие годы эти разрозненные группы, представлявшие очень разные политические течения и противоположные экономические интересы, постепенно сформировались в более слаженную оппозицию. Ее лидером был неуравновешенный и импульсивный молодой человек с демонической энергией и амбициями и периодическими вспышками гениальности: Карл Злой, граф д'Эврё и король Наварры[177].

В 1352 году Карлу Наваррскому было всего двадцать лет, но он уже был обременен обидами прошлого. Он был сыном Филиппа, графа д'Эврё, кузена покойного короля, и Жанны Наваррской, единственного ребенка Людовика X. Таким образом, он был потомком королевского рода с обеих сторон, как он часто отмечал, и, по одной из точек зрения, занимал более высокое положение в королевской семье Франции, чем Иоанн II или Эдуард III. Тем не менее, Карл был чужаком при дворе. Его мать была оттеснена от трона после смерти Людовика X, в результате применения так называемого Салического закона, который исключал женщин из наследования королевского престола. Жанна была наследницей огромных земельных владений своих родителей, включая королевство Наварра и огромное графство Шампань, одного из великих фьефов средневековой Франции, охватывающего большую часть шести современных департаментов. Салический закон не распространялся на фьефы, которые, несомненно, могли наследоваться или передаваться женщинам. Но ее дядя, Филипп V, лишил ее почти всего. Юной принцессе, которая во время этих событий была еще маленьким ребенком, была обещана денежная компенсация. Но это была сравнительно мизерная сумма, и она так и не была выплачена. Когда в начале правления Филиппа VI ее претензии были вновь предъявлены и окончательно урегулированы, она вернула себе Наварру, но была вынуждена отказаться от своих прав на Шампань в обмен на графство Ангулем, небольшое графство Мортен в южной Нормандии и некоторую сумму денег. Ангулем оказался плохой заменой Шампани, доходы с него оказались неутешительными, и они постепенно уменьшались из-за войны на юго-западе. Незадолго до смерти Жанны в 1349 году она отказалась от него в обмен на несколько разрозненных владений в Нормандии и Иль-де-Франс. Эти территории, а также графство Эврё, принадлежавшее его отцу, Наваррское королевство и неопределенное право принца королевской крови участвовать в управлении французским государством, составили сокращенное наследство, которое досталось Карлу Наваррскому[178].

Владение Наваррой принцем королевского дома Франции было исторической прихотью. Наварра была крошечным независимым королевством, занимавшим важное стратегическое положение на западных перевалах через Пиренеи. Расположенное между Кастилией и Арагоном на юге, его территория простиралась по северному склону Пиренеев за Сен-Жан-Пье-де-Порт в десяти милях от Байонны. Королевство имело давние связи с Францией. Французские и гасконские переселенцы населяли его монастыри и города с XI века и заполняли постоялые дворы вдоль маршрута паломников в Сантьяго-де-Компостела, который до сих пор называется франкский путь (camino francès). Политически Наварра была государством-клиентом Франции с XIII века, когда в результате династических браков и престолонаследия она оказалась в руках сначала графов Шампани, а затем Капетингов. Первые французские правители Наварры приезжали в столицу королевства Памплону, чтобы короноваться и предстать перед своим народом на улицах города, поднятыми на щит, который держали ricos-hombres (местные вельможи). Иногда тела умерших королей возвращались в столицу, чтобы быть похороненными в местном соборе. Но кроме этих торжественных случаев они редко посещали Наварру. Королевство управлялось небольшими группами наваррских советников под надзором чиновников, присланных из Франции. Однако в 1330-х годах ситуация начала меняться. По мере того как короли из династии Эврё отдалялись от своих кузенов королей Франции, они все больше интересовались Наваррой. Жанна Наваррская и ее муж оставались там подолгу, держали двор в Памплоне, Эстелле, Туделе и Олите. Их главный представитель в королевстве, Филипп Мелёнский, архидиакон Санса, начал перестраивать администрацию и приступил к программе ирригации и строительства дорог. Наварра имела некоторые преимущества для честолюбивого династического политика, намеревавшегося вмешаться в дела Франции. Она была удалена и легко удерживалась от захватчиков, как это обнаружил еще Карл Великий при Ронсевале. Здесь были скромные налоговые поступления, которые в короткие периоды напряженных усилий можно было увеличить за счет дотаций от кортесов королевства. Горные районы на севере были мрачными и бедными, населенными (как однажды написал французский путешественник) "дикарями, живущими на дикой земле". На юге королевства в бассейне реки Эбро и ее притоков было тепло и плодородно, здесь выращивали пшеницу, виноградники, оливки и миндаль. Здесь также были небольшие шахты по добыче свинца и меди, а в Олите зарождалась металлообрабатывающая промышленность по изготовлению оружия и доспехов. Но, безусловно, самым важным ресурсом Наварры была ее рабочая сила. Королевство было чрезвычайно густо населено. Налоговые записи, которые методично велись французскими хозяевами, позволяют предположить, что накануне Черной смерти в королевстве насчитывалось не менее 50.000 семей, что предполагает численность населения от 200.000 до 250.000 человек. Как и большинство пиренейских регионов Франции, Наварра особенно сильно пострадала от эпидемии. Возможно, она потеряла до двух третей своих жителей[179]. Но даже после чумы эта земля могла лишь периодически кормить свой народ. Эмиграция здесь была давней традицией. Подобно Уэльсу и Шотландии, Беарну и Савойе, другим перенаселенным горным государствам, оказавшимся на периферии войны, ее малонаселенные горы поставляли большое количество диких, плохо вооруженных и свирепых пехотинцев для участия в чужих войнах и жадных и амбициозных капитанов-наемников для их ведения.