Побег Карла Наваррского из Арле и его возрождение как политической силы во Франции произошли в основном благодаря жителям Амьена. Амьен, некогда один из самых густонаселенных городов северной Франции, крупный центр сукноделия, красильного производства и металлообработки  сильно пострадал от экономических бед середины XIV века, его производство сильно сократилось в связи упадком суконной промышленности Северной Европы. Война ускорила этот процесс. Торговые связи города с Англией были прерваны, а с Фландрией — сильно ослаблены. Население города, которое в XIII веке расселилось в просторные пригороды за стенами города, теперь жило под страхом пожаров и грабежей с тех пор, как Эдуард III впервые вторгся во Францию в 1339 году. Затем последовало расширение городских стен, решение о котором было принято на следующий день после битвы при Креси, и повлекло за собой строительство четырех миль стены, пятнадцати башен и трех ворот на южной стороне города, что стало сокрушительным финансовым бременем, наложившимся на тяжелые военные налоги, введенные центральным правительством. Через два года после Креси напряжение от сокращения доходов и увеличения расходов усугубилось внезапным бедствием — Черной смертью. Чума нанесла особенно тяжелый удар по тесным промышленным кварталам в кольце старых стен и положила начало длительному периоду социальной напряженности, поскольку рабочей силы стало не хватать, а рост заработной платы еще больше сократил прибыли амьенских промышленников. Перед лицом этих трудностей город к середине 1350-х годов стал центром политического радикализма, уступающим в этом только Парижу. Он имел не менее трех представителей в Совете восьмидесяти, помимо Жана де Пикиньи, наследственного видама[484] Амьена, который был одним из представителей от дворянства. Эти люди занимали видное место среди делегатов, требовавших освобождения Карла Наваррского в октябре 1356 года, и среди тех, кто отказался распускать войска, когда Дофин отстранил их от должности[485].

Жан де Пикиньи с самого начала был последовательным и преданным сторонником Наваррского дома. Даже на самом раннем этапе карьеры Карла Жан верил, что только король Наварры сможет поднять Францию из пропасти, в которую она опустилась при королях из дома Валуа. Когда в начале ноября 1357 года он решил вызволить его из тюрьмы, его мотивом было спасти честь Франции и добиться поражения и изгнания ее врагов. Жан набрал в Амьене отряд примерно из тридцати человек. Перед рассветом 9 ноября 1357 года они поднялись на стены Арле по приставным лестницами. После восемнадцати безмятежных месяцев маленький гарнизон стал беспечным, а дозорные плохо несли вахту. Через несколько минут Карл был свободен и направлялся в Амьен, "даже не поблагодарив хозяина", как он позже хвастался. Город принял его как вернувшегося героя. Его приветствовали на улицах и осыпали подарками. Его выслушали с уважением, когда он произнес многословную и страстную речь, полную сладких слов о несправедливости его ареста и страданиях в плену. Муниципалитет сделал его почетным гражданином города. Горожане поклялись поддерживать его в его борьбе. Из своих покоев в городе (резиденции одного из каноников собора) Карл Наваррский начал набирать армию и планировать поход на Париж. Карл освободил всех заключенных из городских тюрем, нанял людей среди горожан и присоединил сторонников и друзей Жана де Пикиньи. Он писал в соседние города и старым союзникам. По его словам, он не желал зла добрым людям Франции, а лишь хотел завоевать их дружбу и поддержку и отстоять свою честь и свои права[486].

Появление Карла Наваррского изменило расстановку сил в Париже. Главным единомышленником Карла в правительстве стал Роберт Ле Кок, который вновь вошел в состав Совета в октябре и сразу же взял на себя контроль над администрацией. Дофин был вынужден выдать пропуск, разрешающий королю Наварры въехать в столицу с любым количеством сторонников, вооруженных или нет. Надежды Дофина вырваться из-под опеки политиков с помощью Генеральных Штатов были разрушены. Когда внимание переключилось на планы короля Наварры, Генеральные Штаты постепенно распались на группировки. Многие из делегатов, включая всех представителей Бургундии и Шампани, посчитали, что их используют для того, чтобы придать государственному перевороту видимость легитимности и больше не принимали участия в заседаниях. Оставшиеся в зале дворяне поссорились с делегатами Третьего сословия. Затем они тоже стали уходить. Большинство остальных разошлись по домам. Вскоре в францисканском монастыре осталась лишь часть церковников и делегатов от городов[487].

29 ноября 1357 года король Наварры и множество его друзей и союзников из Пикардии и Нормандии вошли в Париж через ворота Сен-Дени. По улицам его сопровождала внушительная компания. Епископ Парижа вышел встретить его у городских ворот вместе с купеческим прево и делегацией из видных горожан столицы. Более 500 вооруженных сопровождающих проехали с ним по улице Сен-Дени, триумфальному пути многих поколений французских королей, где Карл был принят как только что коронованный монарх и с ликованием проследовал через весь город к своим покоям в аббатстве Сен-Жермен. Вечером по улицам пронеслись глашатаи, объявившие, что на следующее утро Карл обратится к жителям Парижа в Пре-о-Клерк.

Пре-о-Клерк был обширным лугом на левом берегу Сены, за стенами аббатства Сен-Жермен, занимавшим большую часть территории, которая сегодня является седьмым округом Парижа. Это было место, где периодически сражались между собой банды студентов Университета, где дуэлянты улаживали свои ссоры, и где проходили большие рыцарские турниры. У стен аббатства находилась большая деревянная трибуна. Около 9 часов 30 ноября король Наварры начал свое обращение к толпе с вершины этого сооружения. Около 10.000 парижан собрались на лугу, чтобы послушать его. Это была очень длинная речь, настолько длинная, что остальной Париж успел съесть свой полуденный обед, прежде чем оратор закончил. Он обрушился с яростью на тех, кто без причины заключил его в тюрьму на полтора года, как это было в Амьене и описал свои страдания таким трогательным языком, что толпа начала рыдать. Далее Карл обрушился с критикой на министров и слуг короны, заявив, что не чувствует к королевству Франция ничего, кроме преданности. В самом деле, если он когда-либо будет претендовать на корону, то окажется, что у него больше прав, чем у Иоанна II или короля Англии. По словам Жана Лебеля, это была "прекрасная и мудрая" речь; по словам другого хрониста, "элегантная и пространная"[488].

Речь возымела свое действие. Способность Дофина к сопротивлению, и без того ослабленная событиями последних двух месяцев, полностью рухнула. На следующее утро, 1 декабря, Этьен Марсель предстал перед ним во дворце Сите во главе пугающей делегации горожан Парижа и представителей Третьего сословия. Они пришли, по их словам, чтобы потребовать правосудия для короля Наварры. Роберт Ле Кок поднялся со своего места, чтобы объявить, что король Наварры будет иметь "не только правосудие, но и всю благосклонность и любезность, которые должны существовать между братьями". Никто из других членов Совета не осмелился произнести ни слова. "Братья", не видевшие друг друга со дня ареста Карла в Руане, встретились на следующий день в огромном парижском особняке графов Эврё у южных ворот аббатства Сен-Жермен. Для Дофина это был унизительная ситуация. Когда прибыл король Наварры в сопровождении вооруженного эскорта, его люди быстро выгнали из зала всех сопровождающих Дофина. Два молодых человека обменялись холодными любезностями в присутствии вдовствующей королевы Жанны, а затем удалились.