Воодушевленные покладистостью английского короля и распадом французского правительства, полчища солдат сменяли друг друга в провинциях Франции, занимая замки, поместья и церкви, из которых они подвергали окружающие районы жестокому грабежу, прежде чем отправиться на поиски новой добычи. Современники считали эти вторжения случайными катастрофами, причудой капризного Бога. Однако передвижения компаний следовали логичной и более или менее последовательной географической схеме. Они распространялись из двух источников: из Бретани и Нормандии компании двигались по равнинам севера; из Гаскони они проникали вверх по долинам крупных рек в Центральный массив, а оттуда в земли по рекам Рона и Сона. Только в 1358 году эти два потока встретились и смешались в долине Луары. В тех регионах, которые они оставили в покое, тоже была своя закономерность. Такие провинции, как Пуату и Сентонж, которые были истощены войнами 1340-х годов, в 1350-х годах имели относительно легкую участь. Другие, такие как сенешальства Лангедока и герцогство Бургундия, имевшие сильные местные институты власти и хорошо развитые системы обороны, сумели отбиваться от захватчиков до 1360-х годов.

Гасконь, территория державы-победительницы и родина большинства компаний, наслаждалась коротким и золотым миром. После набегов графа Арманьяка в 1355 году там не было крупных французских операций. Последний значительный французский гарнизон на нижней Гаронне, в Марманде, был захвачен в конце 1359 года. Финансы герцогства неуклонно улучшались по мере того, как прибыль от монетных дворов и таможенных сборов росла по сравнению с катастрофическим уровнем 1340-х годов, а расходы на военное действия и жалование гарнизонам сокращались. В центральных районах английского герцогства, вокруг Бордо и Байонны, правительство постепенно восстанавливало свой престиж и власть[580].

Офицеры Эдуарда III с некоторым успехом пытались распространить этот pax anglicana (английский мир) за пределы традиционных центров герцогства в спорные провинции на границе. В долине Дордони вокруг Суйяка, где сходились границы провинций Перигор, Лимузен и Керси, а влияние правительства Бордо находилось на пределе своих возможностей, представитель короля Англии, Эли де Помье, установил свою собственную власть над большей частью региона и в течение года после битвы при Пуатье, дал полную свободу крупным компаниям. Большинство из них возглавляли молодые люди из видных гасконских семей, чьи владения были сосредоточены в Борделе и Ландах, а отцы и дяди были тесно связаны с правительством герцогства. С такими вполне можно было договориться. Так старший сын сеньора д'Альбре за выкуп от местных общин покинул Фонс и вывел гарнизоны из восточного Керси. Пьер де Монферран, чей гарнизон в Бетейле в виконтстве Тюренн был одним из самых опасных в регионе, продался виконту в августе 1357 года после пяти месяцев оккупации. Цена составила всего 2.500 флоринов в то время, когда за хорошо защищенный замок на не разграбленной территории можно было выручить более 20.000. Насколько известно, ни один из этих замков не был вновь занят, а некоторые, возможно, были разрушены. Другие капитаны были более упрямы. Капитан Надайяка, который разбойничал на дорогах вокруг расположенного на холме города Гурдон, отказался уходить, несмотря на прямые приказы из Бордо и Вестминстера. В январе 1358 года сенешаль Гаскони, сэр Джон Чеверстон, поднялся по долине Дордони с 2.000 латниками, артиллерийским парком и официальным разрешением от французских хранителей перемирия, чтобы приструнить таких людей, как капитан Надайяка. В этом уголке юго-западной Франции можно подробно проследить события по счетам, протоколам и бюллетеням, в которых города записывали свои несчастья[581]. Но вполне вероятно, что аналогичный процесс происходил и в Перигоре и Ажене. Скудость свидетельств сама по себе наводит на размышления, ведь война всегда лучше документируется, чем мир. Французы сохранили важные опорные пункты в обеих провинциях, включая гарнизоны в Ажене и бург Сен-Фрон в Периге. Но малые города и замки были почти полностью под английским контролем, и вопрос о финансировании их отвоевания пришлось опустить на собрании Генеральных Штатов Лангедока[582].

Лангедок, который граничил с английским герцогством с юго-восточной стороны, был примером успешной местной организованной обороны. Провинция представляла собой тесный политический союз трех южных сенешальств Тулузы, Каркассона и Бокера, которые были слабо связаны с периферийными епархиями Родеза, Каора, Альби и Ле-Пюи на севере. В середине 1340-х годов кампании Генри Ланкастера на юго-западе привели к необходимости перевести оборону Лангедока на более или менее постоянную военную основу в то время, когда правительство в Париже было озабочено событиями на севере. Филипп VI прекратил попытки организовать оборону Лангедока из Парижа, и под давлением войны регион постепенно отделялся от остальной Франции.

Важнейшим событием стало появление эффективных местных представительских ассамблей с широкими полномочиями по сбору налогов. Некоторые из них представляли одно сенешальство, другие совсем небольшие округа. Но самыми важными были ассамблеи всей провинции, которые собирались довольно часто под эгидой королевского лейтенанта или его заместителей. История Генеральных Штатов Лангедока начинается с большого собрания в Тулузе в феврале 1346 года, на котором председательствовал Иоанн II, когда он еще был герцогом Нормандии и королевским лейтенантом на юго-западе. С этого времени и до конца войн, во второй половине XV века, Генеральные Штаты Лангедока проводились отдельно от штатов остальной Франции и развивались по направлениям, которые в некоторых отношениях были свойственны только им. Во-первых, в Генеральных Штатах Лангедока, как правило, главенствовали представители городов, так как, города составляли самостоятельное политическое сообщество, располагавшее большей частью налогооблагаемой базы провинции, имевшее старинные совещательные органы управления, прочные местные союзы и общие интересы в безопасности своих стен и торговли. Города были финансовой силой и организующим духом обороны провинций. Дворянство и церковь, по сравнению с городами, играли менее важную роль, ограничиваясь, как правило, одобрением налогов, установленных городами. На протяжении 1350-х годов Генеральные Штаты Лангедока регулярно вводили налоги на оборону региона, которые собирались и расходовались под контролем их собственных чиновников. Они установили систему оценки, по которой города сами отвечали за сбор единовременных сумм налогов, основанных на условной цифре количества домохозяйств или, иногда, душ. Это было намного продуктивнее, чем все, что было достигнуто до сих пор в более разобщенных провинциях севера.

Главенствующей политической фигурой в Лангедоке оставался Жанн, граф Арманьяк, человек, глубоко симпатизировавший этим процессам. Даже после января 1358 года, когда его сменил на посту лейтенанта малоэффективный Иоанн, граф Пуатье, он сохранил большую часть своего влияния на дела провинции. Арманьяк намеренно поощрял самостоятельность Генеральных Штатов, чтобы освободиться от опеки финансовых и ревизионных ведомств правительства в Париже, которые сковывали и ограничивали его предшественников. Когда Иоанн II попал в плен в битве при Пуатье, Арманьяк решил отменить приказ Дофина о созыве представителей Лангедока на Генеральные Штаты в Париже и созвать их в Тулузе. В течение следующих четырех лет Лангедок вел свои дела почти полностью независимо от правительства Дофина, организуя и финансируя собственную оборону, формируя собственную внешнюю политику и ведя дела непосредственно с пленным королем, не обращаясь к мнению его министров в Париже. Провинция называла себя patria (отечество) — естественное самоназвание людей, которые говорили на другом языке, жили по другим законам и называли в своих письмах столицу "Париж во Франции"[583].