Переглядываются с недоумением. Может, я этаж спутал?

И тут резко открывается дверь! С такой силой, что бьётся ручкой о внутреннюю стенку комнаты. В проёме повзрослевшая Нелли! В ночной сорочке до колен, явно без белья, ибо первое, что в глаза бросилось, это как сиськи размера четвертого всколыхнулись! Ничего себе выросли, да и сама покрупнела. Ростом почти с меня, хотя я хорошо уже вытянулся. И теперь думаю, что мою «кошечку» Нелли «кошечкой» уже не назовёшь. Тигрица! Волосы темно — русые растрепаны, смотрит исподлобья своими ярко — зелёными щёлочками так хищно! И куда те детские глазки салатового цвета делись? Грудь ходуном, будто километры бежала.

То ли злая, то ли ещё не поняла, кто к ней пришёл.

Улыбнулся ей и только собирался поздороваться, а она как рванёт! Прямо босиком по каменному полу, шлёп — шлёп — шлёп! А глаза от слез вдруг заблестели, губу закусила, видимо, чтобы не разрыдаться вообще. Набрасывается с прыжка! Таранит сходу. Еле удержался на ногах, отшатнувшись. Ногами и руками обхватывает, оторвавшись от земли, будто обезьянка. Килограммов пятьдесят в ней теперь, хватаю под задницу, чтобы помочь удержаться, а то задушит. Такой хват сильный, словно боится в пропасть улететь.

Прижимается всем телом, головой к уху. Горячая такая, с постели явно встала, чувствую сильное и одновременно ласковое тело, крепкую спину, тугие сиси и крепкие ляжки. Сопит прямо ухо. Плачет тихо, пошмыгивая.

— Ну, тише, тише, малышка, — одной рукой глажу по спинке. Ох, а талия осиная.

Тяжело такую дылду держать, если бы не качался, снесла б к чертям собачьим. А так хоть не ударил в грязь лицом перед фелисами — охранниками.

— Прости, — шепчет.

— Всё хорошо, малышка, — отвечаю, а самому горько отчего — то.

— Нет, — раздаётся сквозь зубы. — Я должна была разделить твою участь. Но не сумела ослушаться отца.

— Давай уже спускайся, тяжело тебя держать, — шепчу.

— Прости, — ставит на пол ноги. Голову опускает, как нашкодившая.

— Пойдём уже... — бурчу, хватая за лапку.

Внутри всё, как прежде. Шкаф слева, столик, дверь балконная за шторами, кровать боком напротив входа у стены, слева диван с камином и ещё одним столиком. Кажется, что места поменьше стало. Или я привык к пустующим залам трехэтажного особняка.

Да, так и есть, Нелли с постели встала: одеяло на полу валяется. И ведь учуяла же.

Помчала поднимать, засуетилась. Только стал у шкафа раздеваться, метнулась помогать. В глаза вообще не смотрит, рассматривает украдкой. Но стоит в ответ взглянуть, сразу прячет глазки раскосые. А вот розовые щёки спрятать не удаётся.

Нелли явно меня стесняется. Ещё бы! Пришёл такой добрый молодец, на голову ещё вымахал. Я ведь уже не тот дохлый щегол с внешностью мальчишки. Всё сделал, чтобы им не выглядеть.

Внутри теплота разливается и нежность. Эта девочка два года в четырёх стенах ждёт тебя, парень. И что мне делать с тобой? Ты хорошая, чувствую. Но тебя совсем не знаю. Мира твоего внутреннего не познал. Наверное, не хотел, или ты ещё малышкой сама не раскрылась. А теперь и не знаю, как с этим быть.

— Скучала? — Спрашиваю, чтобы хоть немного разбавить неловкие моменты.

— Угу, — кивает скромница.

Минут двадцать пытался раскрутить хоть на какой — то разговор. Нелли смущается и кивает. А такие письма писала! Люблю, скучаю, жду пусть вечность...

Ванну принесли, хотя и не просил. Две служанки фелиски хлопочут, два «кошака» мне незнакомые воду носят горячую, наполняя деревянное корыто.

Разделся полностью и погрузился, после чего Нелли вообще спряталась, вжавшись за спинкой дивана. Да что с ней?!

Так, похоже, секса не будет. Моюсь сам, хотя утром ещё в поместье искупался.

К чаю приготовленному подгрёб распаренный, халат накинул, пожалев впечатлительную невесту, которая походу того самого пацана и ожидала увидеть.

У самой формы подросли и округлились, и что теперь? Отшлёпать по булочкам мясным? Уфф, хорошая попа.

Пьём чай в молчании.

— Подружилась с кем — нибудь? Как вообще время проводишь? — Захожу с другой стороны.

Ставит чашку, отворачивается, руки на груди скрестив!

— Да что случилось такое?? — Ахаю, отставляя чай.

Вскочила резко, к тумбе метнулась, где свои побрякушки снял, и назад. Вещь со стуком на стол кладёт, кажется, раздавить ладошкой хочет. Но нет, убирает лапку, оставляя тот самый браслет из невзрачных бордово — красных камушков, что мне Имиретта в саду дарила в первый день знакомства.

Стоит надо мной, смотрит прямо теперь, ноздри раздула, глаза блестят от слёз! Что сердце разрывается.

Да, я, взял браслет с собой. Вот только что за наезды? Ты поняла от кого он только сейчас? Либо сразу знала, но не была уверена, что я его до сих пор ношу, как и ниточку Цил?

— Почему ты так реагируешь? — Развожу руками.

— А где мой такой же? — Спрашивает с нажимом.

Наконец, у Нелли голос прорезался. Но от этого не легче. Она дарила мне похожий браслет в день расставания. Только зелёно — болотного цвета. Сама его надела мне на запястье, заливаясь слезами. Именно в тот момент я и вспомнил о втором, что оставил в тумбе, явил его уже в карете за воротами города.

— Он порвался, — признался я.

И из раскосых глаз слёзы дождём посыпались! Но она не увела взгляда.

— А этот... — начала, будто задыхаясь. — А этот... нет?!

— Нет, — выдавил, чувствуя подвох.

— Понятно, — раздалось бесцветное.

— А мне не понятно, — выпалил, когда она отшатнулась.

Поднялся и сам. И выхватил снова этот хищный взгляд исподлобья! Но на этот раз страшновато. «Тигрица» готова разорвать.

— На таких магия сплетения, — прошипела с бешеным видом. — Если не думаешь о том, кто подарил, браслет рассыпается через восемь рассветов. Будь он на руке, будь он где угодно. Не важно. Мой рассыпался, а этот целый.

В груди похолодело. Вот же я встрял! Хватаю браслет быстро, рассматриваю.

Твою же мать.

Если раздвинуть камушки, видно нить, а на ней красные крупицы поблескивают! Он зачарован, вот же сука.

Поднимаю глаза. Смотрит с презрением.

А у меня слова в горле застряли.

Нелли выдохнула, развернулась и пошла к кровати, где легла на самый край у стенки, спиной ко мне. В движениях нервозность, хвост змеёй ходит. Одеялом укуталась, как в кокон завернулась и дальше хнычет.

Ну вот, млять, зачем эта долбанная проверка на вшивость?!

И злости не хватает. И на душе кошки скребут. Не знаю, что будет дальше. И не так важно лишиться вверенных воинов, если она пожалуется Узимиру, который заявит о расторжении помолвки. Важнее вдруг стало то, что я всё — таки тот ещё урод.

Она меня два года ждала, как девушки ждут своих ребят со срочки.

Браслет всё ещё в руках. И я рву к чертям его остервенело. Сыплются камни, ударяясь со звоном о стол и пол, где кончается коврик у камина.

Нелли притихла, розовые ушки навострив.

Халат скидываю и голышом в постельку. Подгребаю к ней ближе, приобнимаю поверх одеяла, мне она ни кусочка не оставила.

— Ну, кисонька, что ты всё ревёшь? — Тереблю её. — Не такой встречи ожидал.

— Сначала я плакала от счастья, — шепчет с обидой.

— Малыш... — тискаю через одеяло.

— Отстань, — бурчит.

Вот уже и характер проявляется.

К ушку тянусь губами.

— Милый мой котёночек, — шепчу.

Набрасывает резко одеяло и на голову, закутываясь полностью. Но я не унимаюсь. Снизу захожу. Край отодвигаю, а вот и пяточка. Пальцами щекочу, поджимает ноги, заворачивая под них одеяло в натяг. Больше брешей в обороне нет.

— То есть совокупления сегодня не будет? — Уточняю с иронией, отступая.

Молчит.

Падаю на спину, ладошки под затылок на подушке складываю. Всё, сдался. Нет никаких сил уламывать обиженную девушку.

— Я ведь всё ещё девственник, — говорю с укором.

Высовывается из — под одеяла, поворачивается на спину.

— Я тоже чиста, и если об этом узнает отец, — снова отворачивается и тяжело вздыхает. Смущает моя нагота?