Представляю, если бы за нами стояли гости, то их бы сдуло к стене и как минимум попортило причёски. И это я ещё сильно не фантазирую, мне, собственно, некогда — замуж выхожу!

— Северин дер Гуттанберг, он же Фьор, готов ли ты взять в жёны Виолетту Трамборскую? — торжественно спросил Лазарус.

Не знаю, как у Фьора, а у меня словно в груди запершило от Виолетты Трамборской. Это ведь не совсем я, меня зовут Маша Морозова, пусть тело действительно Виолетты. Я взглянула на любимого и прочла в его глазах созвучные мысли.

— Забыл уточнить, — смущённо кашлянул Фьор. — Тело Виолетты, а душа другая.

— Мария Морозова, — вставила свои пять копеек.

Выражение лица архимага было эпичным. Даже описать не берусь — так было забавно.

— А раньше об этом сказать никак? — Он ехидно выгнул бровь.

— Прости, как-то к слову не пришлось. — Фьор виновато развёл руками. — Не до этого было.

— Ладно, потом поговорим, — тяжело вздохнул архимаг. — Ты хотя бы из нашего мира?

— Нет, но с Виолеттой мы были духовные близнецы.

Лазарус даже крякнул от удивления. Судя по мимике, он явно хотел расспросить меня поподробнее, но процесс уже запущен, вихри закрутились, прерывать такое нельзя.

— Хорошо, Северин дер Гуттанберг, он же Фьор, готов ли ты взять в жёны Виолетту Трамборскую, она же Мар…

— Мария Морозова, — напомнила я.

— Маряимарозова, — как мог, повторил архимаг.

— Готов! — спокойно и в то же время весомо проговорил Фьор.

Ух, у меня даже волна дрожи по телу пробежала от его тона. Я уже молчу о волнении в целом — всё-таки событие неординарное, более того — долгожданное!

— Виолетта Трамборская, она же Мареамарозова, готова ли ты взять в мужья Северина дер Гуттанберга, он же Фьор?

— Готова! — выдохнула я.

Что-то меня так колбасить начало, даже ноги задрожали. И дышать стало неудобно, что неудивительно, воздух-то реально сгустился.

Что говорил Лазарус дальше, я понимала слабо. Только чувствовала, как разгорается огонь в груди, как от Фьора идут ко мне горячие волны, как наша магия тянется друг к другу…

А потом я не выдержала и… упала в объятья своего жениха. Ноги подкосились, тело затряслось уже полностью, и только взгляд Фьора — любящий, обволакивающий — держал меня на плаву.

В какой-то момент меня пронзила довольно сильная, но короткая боль, от которой я попросту отмахнулась. И этим меня пугали? Пф, да после родов и эпичного падения с балконом это просто мелочи жизни!

После боли наступило блаженство. Я чувствовала, как мы срастаемся с Фьором, как наш огонь переплетается столь тесно, что уже не разобрать, где чьё пламя. Нестерпимо хотелось скинуть с себя красивое и в то же время жутко надоевшее платье, сорвать с новоиспечённого мужа рубашку и прочее и…

— Благословенны истинные! — воскликнул Лазарус после чего буйство магии стало затихать.

Видимо, здесь это финальная фраза обряда. Мужем и женой официально не объявляют, а вот так провозглашают. Интересненько!

— Можете отправляться в спальню, пользуйтесь тем, что я сейчас добрый, — устало выдохнул архимаг после того, как магия улеглась. — Так уж и быть, подожду ваших объяснений до завтра.

Я только и смогла, что хихикнуть, а потом и вовсе охнула, потому что меня подняли и понесли. Причём не из храма, а вглубь, где, оказывается, имелась брачная спальня с такой огромной кроватью, что мама не горюй! От одного её вида стало невыносимо жарко, мне даже показалось, что платье уже начало тлеть и вот-вот вспыхнет. Ой, а это не кажется, действительно запахло палёным…

— Потерпи, милая, ещё чуть-чуть, — Фьор говорил таким низким, таким волнующим голосом, что ни о каком терпении речи и быть не могло.

Я всё-таки вспыхнула и тут же испугалась: вдруг у меня тоже волосы сгорят, как у Фердинанда? Как-то не улыбается ходить лысой. Да и кровать жалко, вон она какая роскошная. Наверняка удобная, а если мы её подожжём, то где тогда будем любить друг друга? Не на полу же…

— Не бойся, в этом храме мы ничего не сможем повредить, сколь бы сильны ни были, — поспешил успокоить меня Фьор, сам при этом тоже вспыхнул.

Миг, и мы теперь оба обнажены, волосы при этом, слава Богу, не пострадали — я проверила. А потом стало как-то не до них. Его губы требовательно накрыли мой рот, спина коснулась шёлковой прохлады простыни, которой оказалось не страшно наше пламя.

Ох, эти сильные и в то же время заботливые руки! Такие большие, такие горячие…

Его пронзительный, полный страсти взгляд, от которого горишь ещё сильнее, хотя куда больше?

Его напор, которому я рада, который распаляет, зажигает звёзды в моих глазах.

— Девочка моя! — простонал он, когда я взорвалась от невыносимого удовольствия.

— Твоя! — прохрипела я, дрожа, словно пробежала стометровку на скорость. — А ты мой!

— Твой! — воскликнул он и тоже взорвался.

Тогда-то нас и накрыло такой волной жара, по сравнению с которой все, что было до того — просто детский лепет. Костерок для туристов, который не идёт ни в какое сравнение с необузданной стихией. Мощной, сметающей всё на своём пути, даже страшновато стало, но уже не просто за волосы — за жизнь.

Зря, как оказалось.

Огонь никак не навредил нам, да и кровать осталась целой. Фьор был прав — это особое место, которому даже такое буйство не страшно. Фух, вот и славно! Не хотелось бы отвечать за разрушение храма по независящим от меня причинам. Как в том фильме про Шурика: «Что, и часовню развалил тоже я?»[1].

[1] Цитата из фильма «Кавказская пленница».

Фьор

Первое брачное утро встретило меня интересной вестью: Фердинанд исчез. Учитывая, в каком он пребывал состоянии после вчерашнего допроса, не совсем понятно, где он взял силы на побег. Скорее всего, ему помогли, вопрос: кто? Учитывая, что мы взяли его соратников на месте, получается, там были не все.

С огромным сожалением мне пришлось покинуть свою жену, чтобы заняться этим вопросом вплотную. Тело ломило, ему совершенно не хотелось вылезать из-под одеяла и куда-то идти. Оно жаждало продолжения брачной ночи, но дело есть дело. Пламя тоже возмущалось, пылало в груди так сильно, что порой мне было трудно его контролировать.

Но самое удивительное было не это, а то, что я чувствовал: наш огонь действительно стал общим и очень мощным. Более того, в тот момент, когда я разозлился на охранников, прошляпивших исчезновение короля, Виолетта, похоже, почувствовала это и… оттянула часть огня на себя. Не знаю, что она сделала с излишками, но факт остаётся фактом — это сработало!

Первым обнаружить место нахождения Фердинанда попытался Варетрос.

— Этот засранец укрылся от своей стихии! — Он выглядел обескураженным, и было от чего. Архимаг водной стихии и не смог найти своего ученика! — Либо он умер, либо стремится к этому, потому что жить без связи со своей силой — сами знаете, чем чревато.

— Жаль, всех некромантов перебили, не к кому теперь обратиться, чтобы узнать наверняка. — С другой стороны, вряд ли бы они согласились нам помочь.

Скорее наоборот.

Правда, стоит уточнить, что в отличие от своего ученика, которого я развеял в пыль, Арахнус физически ещё дышал, но это ненадолго. Лазарус хорошо над ним поработал.

— Знаешь, буквально вчера я поймал себя на ощущении, что стоит ждать возвращения Кэрвина, — неожиданно выдал Бореос.

Странно, он ведь с воздухом дело имеет, а не с некромантией. Или ему это нашептали ветра?

— Думаешь, стоит вновь попробовать поискать его через родственную кровь?

— Почему бы и нет? Но сначала всё-таки Фердинанд.