Не знаю, сколько мы так стоим. Но я нехотя, с огромным трудом отстранилась от Герасима, который непрерывно водил носом по моему затылку. Изредка опускаясь к плечу и шее.

Вытащила наушники, спрятала в кейс, пристёгнутый к домашним шортам. Повернулась к Геру. Стоит. Бледный-бледный. Почти зелёный. Глаза уставшие. Возле губ морщинки. И взгляд, несмотря на нежность в нём, кажется невероятно тяжёлым. Уставшим. И обречённым.

— Гер, — я руку вскинула и коснулась лба любимого. — Ты заболел? Температура! Горячий такой.

А любимый ладошку мою перехватил. И щекой, как ласковый кот тереться стал. Глаза прикрыл.

— Гер, — другую руку ему на щёку положила, по немного шершавой щеке провела.

Весь вид Герасима болезненный. Сухие губы. Потрескавшаяся кожа.

Не раздумывая, присела на корточки. Расстегнула его зимние ботинки.

— Лиля, — он слабо пытается возразить, но пошатывается. Поэтому я смогла без особых усилий стянуть с него ботинки. Поднялась, чтобы расстегнуть куртку и стянуть с плеч. Повесила на крючок.

— Пойдём, Гер, — потянула за руку в свою комнату. — Ляг.

— Лиль, зачем? Я домой? — он даже возражал слабо. И несмотря на рост, выглядел беззащитным и уязвимым.

— Ложись, я сказала! — строго прикрикнула.

А Герасим, с поплывшим, мутным взглядом, выдал:

— Моя колючая земляничка.

Я даже в ступор впала. Решила, что померещилось. Послышалось просто. Но раздумывать долго не стала. Подтолкнула Герасима к своей кровати. Он упал ничком. Подтянул подушку к лицу. И блаженно улыбнулся, что-то пробормотав под нос.

Он был в домашней одежде, поэтому я накинула на него одеяло и сбегала за градусником. Всунула подмышку и пошла кипятить чайник. Нашла мёд и малину. Налила в большую кружку витаминную смесь и понесла в комнату. Герасим спал. Крепко. Чуть похрапывая. Обхватив могучими руками мою подушку и зарывшись в неё лицом. Стараясь не потревожить его, достала градусник. Температура была равна тридцати восьми. Спрятала градусник в чехол и вышла из комнаты. Набрала телефон мамули.

— Да, солнышко.

— Привет, мамуленька. Тут Герасим пришёл. И у него температура.

— Так, — мама чем-то зашуршала. — Высокая?

— Тридцать восемь. Я ему чай с малиной и мёдом сделала, но он уснул.

— Хорошо. Пусть спит. Я совсем мозги растеряла, Лиля, — мама застонала отчаянно в трубку. — Ему укол нужно сделать. Я обещала, что сегодня приду на обед. Сделаю. Заработалась. Ох, — мама отчаянно выдохнула. — Уже сорок минут назад должна была сделать. Чёрт. Я сейчас приеду.

— Не стоит, мамуль, — решительно перебила её. — Я сама сделаю. Ты же знаешь, я умею. И дядя Олег говорил, что рука у меня лёгкая.

— Зайчик, ты уверена?

— Да, мамочка. Где шприцы и какое лекарство? — я двинулась в комнату родителей, где находилась аптечка.

— Лейкостим. Там уже лекарство в шприце. Тебе нужно только ввести. В ягодичную мышцы. Сначала вымыть руки тщательно нужно. Потом спиртом обработай. Кожу на ягодице тщательно протри. Помнишь куда колоть?

— Да.

— Вводи медленно, лекарство очень болючее. После ваткой зажми. Можно лейкопластырем приклеить.

— Хорошо. Один шприц? — я нашла белую коробочку.

— Да.

— Хорошо, мамуль. Это что за лекарство? Температуру собьёт?

— Прости, зайчик, — мама вдруг зашептала. — Работа. Укол сделай сейчас.

Она сбросила вызов, а я пошла будить сладко спящего Герасима. Потрясла за плечо. Мужчина не хотел открывать глаза.

— Герочка, — зашептала ласково, поглаживая пальцами по лицу. — Проснись, нужно укол сделать.

Мужчина открыл глаза. Взгляд непонимающий, плывущий.

— Герасим, мама не может прийти. Укол нужно сделать. Она попросила. Я умею делать.

Гер что-то говорит под нос.

— Не спи. Я пойду руки мыть, а ты выпей чай с малиной и мёдом.

Практически силой вынудила его сесть. Выдрала из рук свою подушку. Подоткнула под его спину. Сначала со своих рук дала отпить чай, чтобы не пролил, а после позволила перехватить чашку.

Вымыв руки, вернулась. Тщательно протёрла каждый палец и ладони спиртом.

— Переворачивайся на живот и штаны приспусти.

Гер медленно, но выполнил мою просьбу. Я уставилась на его крепкие ягодицы, покрытые синяками. Боже. Он давно болеет? Ему уколы каждый день делают. В груди всё сжалось. Осторожно коснулась ваткой того места, где синяка не было. Продезинфицировала кожу. Так. Вдох. Выдох. Взять небольшой размах. Держать руку твёрдо. Всё. Отлично. Медленно, как мама и говорила, ввела лекарство. Зажала ваткой. Приклеила лейкопластырем.

Но прежде чем натянуть штаны, замерла. Рука дрогнула. Я ласково, самыми кончиками пальцев провела по ягодицам мужчины. Каждый синяк болью в сердце. Натянула штаны с трусами. Накрыла одеялом, заметив, что Герасим вновь уснул, подмяв под себя мою подушку.

Такой вымотанный. И родной. Настолько любимый, что рёбра распирает. Провела рукой по ёжику волос. Колючий очень.

Забрала чашку и медицинские средства и ушла на кухню. Схватила телефон и позвонила Ляле. Мне хотелось с ней поделиться. Рассказать о том, что произошло. Потому что распирало просто.

В коридоре щёлкнул замок. Рванула, думая, что Гер решил уйти. Но это Ромка вернулся со школы.

— Привет, — шёпотом поздоровалась я. — Кушать будешь? — брат молча кивнул и пошёл руки мыть.

Я налила борщ в тарелку и поставила греться.

— Ты чего дома? — брат опустился на табурет, складывая руки на столе.

— Пары отменили. Преподаватель улетел в другую страну. У тебя как дела? Ты грустный, — села напротив, вглядываясь в тёмные умные глаза.

— Да так, — дёрнул уголком губ. — Снова загоны. Переведусь в следующем семестре.

— Что? Из-за Дианы?

— Да, — хмуро. — За*бало всё, честно.

— Расскажи, что у вас? О ней расскажи. Я выслушаю, — накрыла его кулаки ладонями.

— Она учительница, — мои глаза чуть не выкатились на стол от такой новости. — У неё тётя директриса, поэтому Диана практикуется с одним классом. Преподаёт литературу.

— Она намного старше?

— Ей двадцать. Третьекурсница, — на два года старше братика.

— Она у тебя ведёт? — пытаюсь вникнуть в суть проблемы.

— Да, — сжал пальцами переносицу. — Я познакомился с ней раньше. В книжном. Потом всё закрутилось. Она учительницей оказалась. И стала бегать. И эти прятки за*бали. Я просто переведусь. И всё. И не будет никаких загонов.

Я молча кивнула. Встала и достала тарелку из микроволновки. Что говорить, я не знала. Смотрела, как Рома есть, и поражалась тому, какой он уже взрослый. Молодой мужчина. Серьёзный. Решительный. И готовый на всё, ради любимой.

— Герасим у нас.

— Где? — не донеся ложку до рта, поинтересовался брат.

— Спит в моей комнате. Он пришёл укол делать. Мама забыла.

— Ясно, — взгляд в тарелку опустил. — Мама скоро придёт? Укол делать?

— Я сделала сама. Я ведь умею.

Рома снова кивнул. Быстро доел борщ, помыл за собой посуду и молча ушёл в комнату. Решила к нему не лезть. У парня явно был плохой день. Хотела сидеть на кухне, но будто магнитом в комнату тянуло. Вошла.

Герасим лежит в той же позе. Глупо, наверное, но я на край кровати прилегла. Руки под щёку подложила. И стала рассматривать черты любимого лица. Так и уснула.

Проснулась резко, распахнула глаза. Герасим по-прежнему спал рядом. В той же позе, что и заснул. Протянула руку, потрогала лоб. Температура спала, уже хорошо. Не смогла сдержаться, пальцами заскользила по щеке любимого. Боже. Можно помечтать, что Герасим оказался здесь по собственному желанию. Не по той причине, что заболел и не соображает, где находится. Что я проснулась, а он рядом. Просто потому что мы вместе.

В коридоре услышала звук захлопнувшейся двери. Аккуратно встала с кровати, чтобы не потревожить сон Герасима, и вышла встречать маму.

— Привет, — поцеловала её в щёку, забирая пакеты.

— Привет. Сделала укол? Как Герочка? — снимая сапоги, поинтересовалась взволнованно мама.