Как сладко, как горько и как щемяще нежно. Всё тело покалывает от томления, от недавно пережитого оргазма. Оказывается, я забыла, как сладко бывает в объятиях Игната. Какими жадными бывают его поцелуи. Как крепко могут обнимать его руки. Как одуряюще вкусно он пахнет. Как сносит крышу от его присутствия.

Любит. Игнат Царёв меня любит.

И он доказал это. Доказал тем, как ждал. Его тело, его руки, его губы — всё доказало мне, что он по мне соскучился. До безумия. Ничуть не меньше, чем соскучилась я. Мне даже показалось, что моя тоска померкла на фоне его.

Мне стыдно за то, что я ощетинилась. Стыдно за то, что нормально не поговорила, а потащила его в постель. Стыдно за то, что снова соврала.

Я по-прежнему люблю Игната. До помутнения рассудка люблю. Люблю ещё сильнее, чем год назад.

Зачем я сказала, что я ещё не готова к детям? Почему в груди снова поселился этот мерзкий и удушающий страх, который нашёптывает, что интерес Игната ко мне лишь временное наваждение?

Ведь десять месяцев назад, когда у меня была задержка, я дрожащими руками распаковывала тест на беременность. Пыталась себя убедить, что ещё слишком юна, чтобы стать мамой. Рассуждала о том, что ребёнок привяжет ко мне Игната. Ребёнок, а не любовь. Но вопреки всем убеждениям рыдала на коврике в ванной, когда три теста показали отрицательный результат.

Я призналась себе, что хотела, чтобы у меня был весомый повод вернуться домой. Вернуться к Игнату.

Уезжая с тётей Наташей в соседний город, в квартиру, где Игнат провёл раннее детство, я решила, что уеду ровно на год. Решила, что никто не будет знать, куда уехала, не считая тётю Наташу. Даже родители. Потому что мама слишком обожает Игната и может выдать моё местоположение. У меня не было ни капли сомнений касательного того, что Игнат поедет следом. Едва узнает, где я проживаю, уже через пару часов будет рядом.

Хотела ли я этого? Несомненно!

Но я прекрасно понимала, что стоит мне вернуться раньше времени, я так и не смогу отпустить обиду. Не смогу разложить все мысли по полочкам. Не смогу окончательно убедиться, что мои чувства к Игнату не просто наивная детская влюблённость, а осознанная взрослая любовь. Та любовь, где я не люблю слепо, не замечая никаких недостатков, а где я люблю эти недостатки.

И этого года мне хватило для того, чтобы это чётко понять.

И Игнат Царёв меня любит. Меня.

Разве могу я в это поверить? Разве смею?

Сажусь на край кровати и провожу пальцами по губам, которые горят после поцелуев Игната. Я чувствую, что своими словами я причинила ему боль. Но я этого не хотела.

Я просто чертовски сильно боюсь, что мне снова будет больно. Чертовски сильно боюсь, что Игнат переспит со мной несколько раз, а потом потеряет интерес. Боюсь, что он будет рядом из жалости.

Боюсь. Боюсь. Боюсь.

Сотни раз я уже получила доказательства того, что Игнат меня любит. Сотни раз слышала от мамы, что мой любимый места себе не находит.

— Снежана, зачем ты так изводишь мальчика? Похудел весь, одни глаза на лице остались. Каждый день приходит, ждёт твоего звонка.

Я только жмурилась и переводила тему. Я всей душой, всем телом рвалась обратно. Домой. В автомастерскую. К Игнату. Но… но мне нужно было время. Мне нужно было забыть всё. Простить слова. Забыть картинку, которая въелась в сознание — руки Игната на чужом теле.

Для меня это было сродни измены. Глупо? Возможно! Но после того, как Игнат впервые меня поцеловал, я стала считать его своим. Там, в глубине души, Игнат Царёв стал уже моим. Моим мужчиной. Моим единственным мужчиной, которого имела право касаться только я.

Да, Глеб и Тоша сказали мне, что ничего не было. Но мне этого мало. Слова не смогли залечить ту кровоточащую рану, что нарывала весь год. Слова и мысли они просты. Разумом можно понимать всё, что угодно. Но только душа и сердце разуму неподвластны.

Я старалась загружать себя так, чтобы не оставалось времени на мысли. Училась, работала, занималась спортом. Но всё равно мысли возвращались к Игнату. Пока читала занудный материал для семинаров, пока вытирала столы после посетителей, пока приседала с гантелей в зале. Неизменно. Вопреки желанию отвлечься.

Но тяжелее всего было ночью. Потому что стоит только веки смежить, как тут же образ Игната из темноты появляется. Его улыбка с ямочкой на щеке. Его лукавый взгляд. Его крепкое тело. Его чувственные губы. Каждое наше занятие любовью. И его искажённое страстью лицо. Там, во снах, всё было иначе. Во снах я не сбежала от него. Во снах я осталась спать под его боком, чтобы проснувшись утром получить нежный, вышибающий все мысли поцелуй. Там, во снах, я был счастлива. Там, во снах, я не рыдала так, что опухало лицо. Не похудела ещё на три килограмма, превратившись в собственную тень.

— Снежана, — тётя Наташа вновь приехала ко мне на выходные, чтобы привести еду и убедиться, что со мной всё в порядке, — возвращайся.

Её прохладные пальцы сжимают моё плечо. Я смотрю на неё снизу вверх и ищу во взгляде осуждение. Ведь я знаю, что я извожу Игната. Но нахожу во взгляде женщины лишь понимание.

— Мне всё ещё больно, тётя Наташа. Я всё ещё чувствую колючую обиду здесь, — прижимаю ладонь к груди.

— Ему плохо без тебя, Снежана. Очень плохо. Ты знаешь, что я не вмешиваюсь в ваши отношения. Знаешь, что встала на твою сторону. Я не говорю единственному и любимому сыну, что знаю, где скрывается его любимая девушка. Через неделю уже будет год, Снежана. Я обещала тебе, что буду молчать ровно год. Дальше смотреть на то, как мой сын мечется и пытается найти тебя, я не стану. Это уже глупость, Снежана, страдать здесь и жалеть себя. Если ты любишь моего сына, то простишь, что бы между вами не произошло. Я не обожаю слепо Игната, знаю, что он бывает слишком робок, а порой и груб. Но я уверена в том, что он никогда в жизни не поднимет руку, что я считаю непростительным. Всё остальное можно простить. В своё время я смогла простить любимому парню измену. Пусть это грызло, пусть было больно, пусть обида разъедала изнутри. Но тогда я решила, что я лучше буду вытравливать эту боль из сердца рядом с любимым мужчиной, чем буду съедать себя изнутри вдали от него.

Я всхлипываю и начинаю плакать, понимая, что мне нужно вернуться. Понимаю, что женщина права абсолютно во всём. Я слишком сильно привыкла себя жалеть. Я поймала себя на мысли, что даже забыла, что значит быть счастливой. Забыла, как это, не плакать хоть один день. Я будто боялась… боялась, что не будет больше причины жалеть саму себя. Поняла, что я больше себя накрутила.

И призналась самой себе, что уезжать не стоило. Да, Игнат был очень груб и резок. Но всего раз. Я ведь сама кричала ему о том, что его ненавижу. Разве я сказала ему правду? Нет. Я была зла, раздавлена, поэтому я кричала те слова, которые должны были причинить ему боль.

— Через неделю я вернусь сама, тётя Наташа, — пряча глаза и сгорая от стыда, тихо сказала я. — Сдам последний экзамен и вернусь. Простите… Я не думала… Я не… — в голове каша. — Я не знала, что со стороны всё это выглядит так.

— Через неделю встретимся, — тётя Наташа сделала вид, что не услышала мои последние предложения, наклонилась и поцеловала в лоб.

Последняя неделя тянулась мучительно долго. Я не находила себе места. Хватала телефон, хотела восстановить страницу в социальных сетях. Хотела позвонить по номеру, который знаю наизусть. Но останавливала себя. Если я сейчас позвоню, то сессию точно не закрою. Я уеду на первом автобусе. Помчу, сломя голову.

Только родителям сказала, что скоро вернусь. Хотела забрать документы, чтобы перевестись обратно, но, как назло, всю неделю деканат не работал. Ждать я больше не могла, решила, что ещё успею вернуться.

Едва вернулась в город, оставила вещи дома, помылась после дороги, впихнула в себя пирожок и побежала в автомастерскую. Заходила в помещение с опаской, с замершим сердцем, жадно тут же начав шарить взглядом, выискивая Игната.

— Воу, — услышала свист Глеба, а после меня с ног снёс друг, подхватив и закружив по мастерской. — Кто это тут у нас вернулся? Наша заплутавшая Снежинка вернулась, пацаны! — так радостно, так счастливо, что слёзы снова навернулись на глазах.