Дома принимаю ещё одну таблетку от мигрени и заваливаюсь спать. В полудрёме обдумываю предложение Марка. С одной стороны, понимаю, что он чувствует то же самое. Мы товарищи по несчастью, это сближает автоматически. Но снова терпеть его хамство? Увольте.

Мозг всё ещё находится в отключке, когда раздаётся резкий стук. Кажется, дверь на петлях подпрыгивает! Пугаюсь, конечно. За окнами темно. Моргаю, пытаясь сообразить, какое сейчас время суток: ещё ночь или уже рассвет?

Выбравшись из-под одеяла, подхожу к двери. Бедром врезаюсь в край стола, пытаясь нащупать выключатель на кухне, плетусь в коридор. Ещё до того, как заглянуть в глазок, в точности знаю, кого за ней увижу. Сердце, и до этого стучавшее учащённо, будто вразнос срывается.

— Я слышал, как ты подошла, Фиалка. Открывай.

Похоже, сегодня очередь Марка быть пьяным в стельку…

Марк

— Не будь занудой, впусти меня.

В голове зло пульсирует осознание того, что я стою на пороге дома психованной подружки Солнцева, и открывать никто не торопится.

Так и хочется засадить по хлипкой двери с ноги. Но сдерживаюсь. Пока сдерживаюсь. Только злюсь ещё сильнее. Потому что коза. И ведёт себя соответствующе — вспоминаю, касаясь прокушенной губы.

Ещё не выглянула, а уже утомила меня своими вывертами. Могла бы не выделываться. Говорил же — по делу зайду. Хотя пришёл, по правде, больше от безделия. Надоело глушить вискарь в одиночку.

Какое-то время по ту сторону двери тихо. Потом слышу сдавленное ругательство и звук отпираемого замка.

— Тебе чего? — шипит как кобра, стоит двери открыться чуть шире.

Всклокоченная, в очередных микро шортах и мятой майке-алкоголичке. Видок, конечно, атас. Меня даже коробит слегка. Сам с себя поражаюсь, учитывая, что я, вроде бы, и не собирался наше горячее приключение воспринимать всерьез. Ну плевать ей на меня, так и мне другую снять — раз плюнуть. Плюю, плюю… А оно что-то… Не выплёвывается.

— Любви и ласки. — Приподнимаю одну бровь, с удовлетворением отмечая, что под тонкой майкой нет нижнего белья. Может и ждала, мерзавка, но так, чтоб беспалевно… Кто ж признается?

— Ты не по адресу. — Она крепче сжимает дверную ручку с внутренней стороны, напряжённо блестя глазами. Мы оба понимаем, что меня это не остановит.

— Ну тогда Надежду Ивановну хАчу, — тяну на грузинский лад низким сексуальным голосом.

Виски бьёт по мозгам, надвигаюсь немного агрессивно. Сама провоцирует, потому что. Не знаю, как объяснить… Чем больше Надька ломается, тем вкуснее её уламывать. А вся эта тема с ухаживаниями мне непонятна. Я человек прямой, что на уме, то и говорю. И в планах у меня сейчас хорошо провести время.

— Я Валерьевна, — сопит недовольно.

Дуется. Хотя, на мне-то чего срываться? Я, что ли, виноват, что Солнцев свой стручок в штанах не удержал?

— Мне не принципиально, — напираю, давая понять, что не уйду ни с чем. — Иди, накрывай стол, Валерьевна. Познакомимся по-людски.

— Не буду, — в звенящем шёпоте хорошо угадывается растерянность.

Я прям засматриваюсь на то, как Надька демонстративно отпихивает протянутый пакет. Типа, гордая. Вот только зря барахтается. Она уже открыла, а дополнительного приглашения мне не нужно. Дальше я сам.

Уже переступая порог, чувствую, как подскакивает адреналин. В голове шумит, нервы на пределе, сердце заходится.

— Давай, давай… — Приобнимаю её за талию и подталкиваю вглубь коридора, захлопывая за собой дверь. Всклокоченная мегера несмотря на возмущение, опять поддаётся мне, и этой бессознательной покорностью выносит себе приговор. — Порадуй меня, хозяюшка. Надеюсь, хоть с этим справишься?

— Тебе какое дело, я не понимаю? — ворчит уязвлённо. — Иди к Ире своей придирайся, а мне совершенно плевать на твоё идиотское мнение.

— Ну вот зачем ты мне врёшь? — Сжимаю между пальцами острый сосок — твёрдый, аж в паху простреливает. — Расслабься, ну же… Не надо меня стесняться. Тебе же вчера понравилось. И мне понравилось… — пьяно нашёптываю в растрёпанный затылок, продолжая толкать Фиалку к прямоугольнику света, бьющему из комнаты. — Такая глупость притворяться, будто ничего не было. Вот ты мне можешь объяснить, чего ради? Вряд ли…

Наконец, мы попадаем на кухню, где я сразу же оттесняю Надьку к столу, ставлю пакет на стул и продолжаю тихо шептать ей на ушко:

— Вино открывать умеешь?

— Нет… — выдыхает смущённо под стук стеклянного дна о столешницу.

— Нет, — повторяю утвердительно, тесно прижимая женские пальцы к горлышку бутылки. Свободной рукой достаю из кармана кожанки новенький штопор. Его пока откладываю на стол и, продолжая обнимать растерянную девчонку со спины, хрипло подсказываю: — Ай-яй-яй… Ну как же так? Непорядок. Будешь учиться. Сначала нужно снять защитную фольгу…

На самом деле всё интуитивно понятно, но Надька послушно включается в игру. И так непорочно выглядит эта её неловкость… Я начинаю путаться, кто кого совращает!

С трудом фокусирую взгляд на бутылке, не прекращая губами терзать её шею.

— Во-о-от так, девочка… Да… А теперь вкрути штопор в пробку.

Любуюсь тем, как подрагивают тонкие руки. Её мандраж мне передаётся, теперь обоих долбит дрожью как от конкретного прихода. Задница у Надьки — отпад, одно удовольствие упираться в неё гудящим членом. С трудом сдерживаюсь, чтобы не начать хозяйничать под просторной майкой. Рано. Пульсация в нижней губе напоминает, что хорошо бы не гнать лошадей. У нас вся ночь впереди.

Дыхание шумно срывается, сбивая её ещё больше.

— Мне будет проще, если ты отодвинешься! — начинает она беситься.

— Чушь какая. — Вжимаюсь в неё теснее и смыкаю руки на плоском животе, чтобы не вырвалась. — Расслабься, сказал. Что ты как пружина?

— Не получается. Ты мне мешаешь! — психует Надька, но сразу же сбавляет гонор, когда я предупреждающе ныряю кончиками пальцев под пояс шорт. — Лучше помоги выложить остальное. Пожалуйста!

Остальное — это сырная нарезка, купленная в какой-то местной забегаловке, морепродукты и персики. Махом вываливаю всё в одну кучу на стол. Честно говоря, брал что попало, чисто для отвода глаз. Перекусить я где угодно мог.

— Не надо гнуть штопор, вкручивай до самого конца, чтоб пробка не развалилась. Теперь тяни. Вот так, да… Умничка… — на последнем слове голос садится до хрипа. Мы одни в доме. В нос бьёт запах вина, и я дурею от горячих фантазий. Становится жарко. — Во-о-от, теперь отпей. Я угадал с выбором?

Знаю, что в любом случае угадал. Она сейчас едва ли вкус почувствует.

— Не буду! — в задушенном шёпоте улавливается паника.

— Чуть-чуть, — пока ещё уговариваю, цепляя щетиной светлые волосы. Мне всё равно, до какой кондиции её нужно напоить, чтоб усыпить зануду, которой, как я выяснил, Надя не является.

Она резко разворачивается, задирая подбородок.

— Марк, перестань, — хлещет по мне сердитым тоном. — Неужели непонятно, что тебе здесь не рады?

Меня дёргает от какого-то жгущего чувства, которое не получается чётко осознать.

— Ты как-то чересчур невнятно выражаешь недовольство.

Тяжело дыша, смотрю в захмелевшие глаза Нади. А она — в мои. И мне уже не выплыть из этого дурмана, не встряхнуться…

— Марк, вчерашняя ночь была ошибкой, которую я повторять не собираюсь, — шепчет с вымученным укором. — Второй раз я столько не выпью.

— Рассказывай это кому-нибудь другому. Твоему телу я доверяю больше, — оскаливаюсь, ловко сдирая с ошалевшей Фиалки майку. Она только и успевает возмущённо зашипеть, складывая руки на груди крест-накрест. — Не закрывайся, — приказываю, отбрасывая ненавистную тряпку себе за спину.

— Выметайся, Ремизов…

— Откройся, — повторяю медленно и с нажимом.

Она роняет руки плетьми, дрожит как осиновый лист. Но взгляд уже плывёт. За торопливо опущенными ресницами тлеет покорное разрешение брать её, как захочу и насколько хватит запала.

— Иди к чёрту, урод.