Кажется, она пару раз приложилась головой, но, клянусь, девчонка сама. Чего же мне стоило сдержаться и хорошенько ее не встряхнуть об стенку. Чертова идиотка! Однако сейчас, смотря на нее такую непривычно тихую и смиренную, не чувствую радости. Лишь гребанное беспокойство! Откуда оно тут? Заберите его, мать вашу!

Легонько бью девчонке по щекам. Она мычит, дергается и шипит:

— Отстань, тролль!

В порядке. Она в полном порядке, если не сейчас, то точно будет.

Кислый мне сигналит несколько раз, после чего отъезжает, а за ним и я.

Всю дорогу меня терзают мысли. Девчонка проедает мне плешь даже молча! Вот это я понимаю талант! Павлова хоть и пришла в себя, но виду не подает, лишь ерзает несколько раз, а потом снова закрывает глаза. Похоже, это бойкот. Разве не об этом я мечтал? Тогда почему на душе кошки не то что скребут, а гадят! Черт!

К тому времени как мы подъезжаем к мотелю, я почти становлюсь вменяемым человеком. Паркуюсь, но не спешу выходить. Поворачиваюсь к Павловой.

— Мы приехали.

Игнор. Она сидит, свернувшись калачиком. Ее голова покоится на коленях, повернута к окну.

— Соня, ты сама виновата. Я же просил тебя. Ты ослушалась.

Поверить не могу, но я еще перед ней и оправдываюсь! А ей хоть бы хны! Легче до мертвого в гробу достучаться и получить ответ, чем от этой невменяемой стервы.

— Я тебе рассказал все как есть, но ты все равно не послушала меня.

— А почему я должна верить твоим словам? — слышу ее слабый тихий голос. — Но даже если это и так, то какое мне дело до тебя? Я здесь не по своей воле. Тебя не интересует моя жизнь, а меня твоя.

— Мне почему-то было дело, когда тебя хотели нагнуть те два придурка. И это я пошел за тобой в лес, — буря гнева вновь поднимается во мне.

— Я использовала тот шанс, который был у меня, — наконец-то поворачивается она ко мне.

— Что ты успела сделать?

Но, безусловно, девчонка не собирается мне отвечать. Она только хмыкает. Ослица. Страх потеряла что ли?

Мы выходим. Ну, как выходим. Девчонку я вытаскиваю, а затем ставлю машину на сигнализацию. Беру за руку, таща к входу, отчего она внезапно шикает и выдергивается, смотрит потрясенно на запястья, на которых красуются синяки пальцев. Моих пальцев. Из меня будто выбивают весь дух. Дерьмо! Я не делаю женщинам больно. В физическом плане. Кхм, если они сами не просят. Однако одно дело в пылу страсти и другое… Черт! Тормошу свои волосы, пока она потрясенно осматривает свои руки.

— Прости…

Мои слова, сказанные в пустоту, подхватывает ветер и уносит, потому что ей все равно на мои извинения. Я для нее враг. Вздохнув, кладу руки ей на плечи, ведя впереди себя.

В просторном холле Кислый уже договаривается за номера с пожилой женщиной. Та с любопытством смотрит на нас, когда мы подходим, и тепло улыбается.

— Какая чудесная пара, — комментирует она.

— Мы не…

Начинает Сонька, но я бесцеремонно обрываю ее на полуслове:

— Спасибо. Мы с моей девушкой давно в дороге. Нам нужен номер и если можно горячий чай.

Женщина кивает, называет цену, и пока я расплачиваюсь, отдает Павловой ключ от номера. Я не против, все равно никуда она от меня не денется. Если нужно будет — наручниками к батареи пристегну.

— Дорогой, проводи гостей! — кричит женщина.

Тут же выходит ее, насколько я понимаю, муж, который и сопровождает нас в номера. Он трещит без умолку, а еще слишком часто улыбается Павловой.

— Эх, молодежь. Мне б ваши годы, я бы из постели не вылазил, — подмигивает. — Женаты? — спрашивает у нас.

— Нет, — отвечаю.

От подобной перспективы передергивает. Женится я не был готов категорически, а уж с такой-то женушкой и врага не нужно. Коньки отбросишь раньше, чем брачная ночь наступит. Жена она, какая должна быть? Покладистая, чтобы мужу не перечила, чтобы заботливая была, очаг берегла, а не хату спалила этим самым очагом, а потом еще вокруг огня этого плясала от счастья.

— И что за время такое дурное пошло? Все тянут и тянут резину. Ты бы, сынок, поспешил, а то уведут невесту! Такая красавица-то!

Павлова, хоть еще и находится в своей обиде, но это не мешает ей слабо улыбнуться мужчине и покраснеть. Почему бармену и старику улыбки, а мне перец с солью в кофе?

К счастью, мы подходим к номерам и мужик с нашей личной жизни, которой нет, переключается.

— Так, это ваш, — указывает, — пятнадцатый. И ваш напротив, восемнадцатый, — уже обращается к Кислому, который с того момента как мы выехали с кафе щеголяет с такой мордой, будто ни сегодня-завтра на эшафот отправится.

— Ну-с чай вам принесут, а вы пока располагайтесь. Если что-то нужно, то в номере есть телефон, набирайте или можете спуститься вниз, — он разворачивается и начинает уходить, как вдруг через спину бросает, — молодые, сильно не шумите! Стены тонкие!

Я усмехаюсь, а Павлова презрительно фыркает, будто сама мысль о сексе со мной ей противна. Стоит ли мне ей напомнить, как сладко она спала в моих объятьях?

Соня открывает дверь и заходит, а я остаюсь стоять с Кислым в коридоре.

— Сегодня уже поздно, но завтра я наберу Летягина и устрою вам встречу. Думаю, прямо здесь. Следи за девчонкой в оба, если ее не будет, то Летягин и пальцем не пошевелит.

— Кислый, ты не должен…

Все что он был мне должен — отдал сполна. Я не могу его просить о большем. Этого парня жизнь и без того потрепала.

— Прекрати, Зорин. Всегда выплывали и в этот раз из дерьма выплывем.

Благодарно хлопаю ему по плечам, а после мы расходимся по комнатам. Если в моей жизни и был человек, которого я смело, мог наректи другом, то только Леха. О дружбе и любви я знал не много. Еще меньше в этом разбирался. Много попоек было в моей дрянной жестянке, много телок, много безбашенного секса. Особенно на первом и втором курсе. Наивный дурак думал, что вырвался из этого ада. Оставил все в прошлом и жизнь заиграет новыми красками. Весь мир лежал у моих ног, думал я. Сейчас остывшим умом осознаю, что все было шарадой. Моим воображением. В номере я застаю Соню, лежащую посреди кровати. Это зрелище пробуждает во мне мужчину. Мужчину, который хочет женщину. Интересно в сексе она такая же строптивая? Или наоборот мягкая? Оставит ли она на моей спине царапины или, возможно, поцелуи?

Прогоняю эти чумные мысли, потому что в баре я был на грани того чтобы трахнуть ее в машине или на столе при всех. Особенно тем смазливым парнишей. Чтобы остудиться топаю в душ. Ледяной душ. Лишь после него позволяю себе расслабиться на секунду. Расслабиться и снять маску циничного козла, чтобы в зеркале увидеть уставшего парня.

Я ехал с одной единственной целью поставить на ноги «Шафран».

В былые дни, когда в черная полоса в нашей семье прошла, Мурчик вроде как остепенился, бизнес устаканился, да и мы с Саней были уже здоровыми мне четырнадцать, Сане шестнадцать лет от роду. Мать не ходила, а парила. Цвела и пахла. Наш по-настоящему первый семейный пикник, первая вылазка на природу, первая поездка на курорт. Это было неплохое время, хоть я и сторонился Мурчика. Он для меня давно не был примером.

Вот дед! Тот учил нас уму да разуму. И как костер распаливать, и как на дичь охотится, и подзатыльники не забывал давать за то, что матери не помогали. Уважению учил. Правда, моему братцу в одно ухо влетело — в другое вылетело, что называется.

Санька уже тогда косило в другую сторону. Сторону Мурчика. Ему наш батя казался нереально крутым. Мне же главное, чтобы мать была счастлива, а не улыбалась через силу, когда узнавала, что ему в «офисе» отсасывает очередная шалава.

Саня начал подражать Мурчику. Копировал движения, жесты, манеру речи. Что-то удавалось, но в основном это было провалом. Выглядел он нелепо. Стойкость характера не «скопируешь» у человека и не «вставишь» себе, так же как и стержень. Единственно, что у Шурика было свое это грязь под ногтями, сопли в носу и трусость.Однако Мурчику было приятно, что хоть один сын пошел в него.