Когда возвращаюсь обратно, Соня уже отпаривает ноги, закутанная в одеяло по самые уши.

Миленько…

Дерьмо! Я что действительно подумал, что закутанная в пуховое одеяло женщина это миленько?!

Похоже, у меня горячка.

Мотаю головой, будто пытаясь выбросить эту чушь из головы. Не то чтобы это помогло. Единственное что помогает, это когда она потирает свои плечи в тщетной надежде согреться. Поток моих мыслей переключается, и я начинаю искать хоть что-то отдаленно похожее на то, чем бы можно было бы замуровать окно. В итоге у меня есть несколько идей. Доски, которые можно прибить, старое покрывало и пленка. Я останавливаюсь на третьем варианте. Прибить пленку не занимает у меня много времени, но когда дело сделано на улице начинает светать. Большую часть ночи мы бродили по лесу, я устал как собака. Если Кислый найдет номера завтра, то нам еще ехать к черту на кулички.

Спать. Определенно мне нужен сон.

Поворачиваюсь, стягиваю куртку, но тут же натягиваю обратно. В доме бешеная холодрыга.

Кидаю взгляд на спящую Павлову, прикидывая в уме, отобьет ли она мне яйца, если я самым наглым образом заберусь к ней под одеяло?! Наверняка нагретое, теплое, уютное. Кошусь на свою постель такую одинокую, холодную и неприветливую. В итоге здравый смысл приказывает долго жить, поэтому я снимаю и кидаю куртку на свою кровать, хватаю одеяло с подушкой и пристраиваюсь на односпальной кровати, на которой места разве что для одного маленького ребенка, не то что для двоих взрослых. И, тем не менее, я ужиком мостюсь около девчонки.

— Что ты делаешь? — раздается ее тревожный голос на несколько октав выше обычного.

— Подвинься, принцесса, — в край наглею.

— Не буду я двигаться!

— Мы окоченеем до утра. Кстати, по твоей милости. Просто давай спать, — зевая, устало обороняю.

— Если ты будешь распускать руки, то будешь спать на полу.

— Конечно, — лгу, а сам откидываю край ее одеяла, залезаю под ее возмущенное сопение и накрываю нас сверху еще своим.

Соня

Холодно. Мне жутко холодно, и даже два одеяла не спасают. Я просыпаюсь уже в третий раз. Снег настойчиво стучится в ту клеенку, что называется громким словом «окно». Мои зубы стучат так громко и быстро, что я опасаюсь прикусить себе язык. Другое дело Демьян — дрыхнет без задних ног. Его, поди, и танк не разбудит, даже если переедет.

Дую на свои руки, сжимаю и разжимаю пальцы несколько раз, игнорируя тот факт, что за моей спиной лежит настоящий обогреватель. Мы не дотрагиваемся друг до друга, но я чувствую кожей исходящее от него тепло.

Ладно, Сонька, только на сантиметрик. Только и всего…

Двигаюсь, но этого оказывается мало.

Ну, может еще на сантиметрик, чего уж там…

Как та медленная улитка ерзаю по постели, все ближе и ближе двигаясь к намеченной цели.

Я уже чувствую это горячее твердое тело…

Еще буквально крошечку, крохотулечку и мне будет тепло… Мне будет хорошо…

— Кто-то установил правило: « не распускать руки», — резко на мое обнаженное бедро ложится рука.

Сердце уходит в пятки, я дергаюсь, точно застуканный воришка, но рука Демьяна удерживает меня на месте.

— Или это правило относится только к мужчинам? Что за дискриминация? — сонно бурчит, притягивая меня ближе к себе.

Смею напомнить, что я в одном нижнем белье. Впервые так близко к настоящему мужчине и его детородным органом. От этого мне непривычно, неловко и стыдно. Его «дружок» упирается мне прямо в спину.

Господи боже, я просто надеюсь что он не возбужден.

— М-мне х-холодно, — дрожу в его стальной хватке, осторожно двигаясь вперед, дабы не задеть и не разбудить «зверя». Это будет полнейший провал.

— Я понял, поэтому прекрати копошиться и ложись спать, принцесса.

— Кхм, — прочищаю горло, накрывая своей рукой его, — может, ты снимешь с меня свои грабли? — тщетно пытаюсь оторвать, но он вцепился не жизнь, а насмерть. Будто я первая и последняя женщина в его жизни.

— Да ладно тебе, — беззаботно хмыкает, — что ты как монашка. Так же теплее.

Действительно! Ну, раз так теплее, почему бы тогда и не перепихнуться по-быстрячку?! Чем не план? Зато согреемся мгновенно!

— Ты так дергаешься, как будто мужчину никогда не трогала, — усмехается, когда я пытаюсь отодрать его блудливые ручонки.

Я застываю на этих словах, чувствую как загорается лицо, и в этой чудовищной неловкости сдавленно ворчу неразборчивые слова отдаленно похожие на: «не твое дело».

— У меня вообще-то парень есть, — слетает с языка бессовестная ложь, потому как у меня есть один престарелый «жених», которого никак не назвать «парнем». В те года, когда он был парнем, меня еще в планах не было.

— Серьезно?

Конечно же, он не ведется.

— Нет у тебя парня.

— Откуда тебе знать?

— Во-первых, будь у тебя парень, он бы тебя искал.

— Так, он и ищет! — протестую я.

— А во-вторых, ни один парень не позволил бы своей девушке работать в «Шафране».

Что ж, это весомый аргумент. Однако так как протест к его словам у меня на подсознательном уровне из меня все же вырывается:

— У нас все по-другому.

— Да, у «вас» просто не существует.

И, тем не менее, его рука ослабевает. Вместо того чтобы убрать он смещает ее выше, под грудь, пальцами касаясь бюстгальтера.

— Раз уж ты такая недотрога, — комментирует свое действие, принимая более удобную позу. — Спи.

Я без понятия, как он это делает, но я действительно заталкиваю подальше все свои возмущения, закрывая глаза. В конце концов, об этом никто не узнает, а значит и не было ничего, верно?! Он же не покушается на мою девичью честь…

Спросите, как я оказалась невинной в свои года? Ответ таков: просто мой отец следил за моей невинностью, как и за своим состоянием. Как же он отдаст замуж девку-то порчену. За нее меньше дадут! Походы к женскому врачу раз в полгода, якобы для «здоровья», где моему отцу все сообщалось и постоянные лекции на тему нравственности, отбили всякое желание с кем-либо спать. Была идея насолить.… Но кому от этого легче? В таком бы случае папенька меня тотчас же спровадил замуж. Такой-то позор! Не то чтобы я была такая уж нетронутая… Поцелуи и парней в моей жизни было хоть лопатой разгребай… Чего только стоили курортные романы, однако что-то большее — нет.

Утром я просыпаюсь одна. Демьяна в доме нет. Я нахожу его на улице. Он стоит ко мне спиной, затягиваясь очередной сигаретой и разговаривая по телефону.

— Да, Кислый, я тебя понял. Скоро буду выезжать.

Положив трубку не оборачиваясь, он произносит:

— Зайди, холодно.

Глаза у него на затылке что ли?

— Мы уезжаем? — требую ответа.

— Да, — закатывает глаза, кидает бычок в снег и под локоть заводит меня в дом. Сдергивает с веревки над печкой мою одежду, кидает в комнате на кровать, приказывая:

— Одевайся.

Показалось, проскальзывает разочарованная мысль. Вчера мне привиделось, не иначе. Снова этот холодный тон, резкие жесты и движения, что скорее похоже на рычание зверя перед нападением. Но разве я ему враг? Ради всего святого! Что я могу сделать? Я даже сбежать не в состоянии.

Сглатываю обиженный ком и хватаю вещи. Демьян выходит, а я одеваюсь.Вещи, мягко говоря, не первой свежести, но по крайне мере сухие. Для девчонки, чья гардеробная ломится от тряпок — это сущий кошмар, но выбирать не приходится.

— Ты собралась? — заходит обратно Демьян.

Только сейчас я замечаю, что его голос ниже обычного. Слишком хриплый. Он заболел?

Пристально осматриваю его с головы до пят. Лицо покраснело, испарина на лбу, залеглые круги под глазами и бледность. Он определенно точно заболел.

— Идем, — снимая с себя куртку произносит, после чего накидывает мне на плечи.

Я порываюсь снять ее с себя и отдать ему обратно, но он опускает ладони мне на плечи, сжимает и качает уперто головой.