Я возвращаюсь в кабинет. Опускаюсь в кожаное кресло, устало откидываюсь на спинку и думаю.… На кой-черт мне все это сдалось?

Сонечка

— Софья! Софья, негодяйка, вернись! — кричит раненым бизоном папенька. — Мы не закончили!

Вместо ответа я с громким хлопком закрываю дверь в комнату, под его очередное разъяренное:

— Софья!

Терпеть не могу, когда он меня так называет! Так, будто мы не кровные родственники, а чужие друг другу люди. Совсем маразм старика измучил! Он, поди, скоро и себя попросит по-батюшке величать! Сонька я! Как есть Сонька, всю жизнь ей была и буду! А весь свой пафос пусть оставляет за дверью нашего дома.

— Неужели хоть раз сложно меня выслушать? — врывается он в комнату, отчего дверь ударяется об косяк. — Вырастил на свою голову! — рычит, ослабляя синий галстук на шее. — Эгоистка!

— А что слушать-то? Подложить меня решил под богатенького? — щурюсь, обиженно сопя. — Так это я и так поняла!

— Тьфу на тебя, сумасбродная девка! Что ты мелешь? Я будущее для тебя хочу! Чтоб все у тебя было! И муж достойный, и дети, и не нуждалась ни в чем….

— Достойный? — мои зубы от злости и его лицемерия сводит. — Да ему сто лет в обед! Не сегодня-завтра так скопытится муженек-то! — ядовито скалюсь, на что отец притворно хватается за сердце.

— Бог с тобой, Сонька! — в сердцах выпаливает отец, а я радуюсь про себя, что снова Сонька. Но радость не длиться долго. Отец глядит так, словно силится превратить меня в пепел, и под его взглядом, как бы я не храбрилась, а плечи невольно сутулятся.

— Мы договаривались, — хрипло напоминаю, осознавая, что это последний козырь в рукаве.

— Договаривались, — подозрительно смиренно кивает головой, чтобы после меня размазать своим признанием по стенке, — но ты уже приняла ухаживания Борьки.

Что за ересь? Несусветная глупость!

— Когда?

— Когда в Альпах на лыжах каталась, — отвечает он самодовольно и тихо уходит, оставляя за собой последнее слово.

Как? Как я могла повестись на этот детский развод? Но не могу не отметить, что это отличный подзатыльник для той, что купилась на мишуру, на лоск и блеск богатства. Дорогущий курорт нежданный-негаданный подарок отца, так мне казалось. А на деле.… Вспоминаю.… Вспоминаю, и корю себя за недальновидность. Он и словом не обмолвился, что подарок от него. Знала бы за чей счет пью дорогущее пойло ни в жизнь бы, ни притронулась к бокалу, ни за что бы не поехала на этот чертов курорт!

— Больше ты не получишь от меня ни копейки, — твердо заявил Павлов месяцами ранее. — Следующий кто тебя будет обеспечивать это твой муж.

Как ловко он меня! С этим му… мужем недоделанным! Для человека, который сколотил миллионы ничего не стоит провести одну маленькую глупую девчонку, особенно зная ее слабости.

Ноги меня больше не держат, и сползаю на пол, пытаясь заставить себя дышать ровно. Это лишь бой, верно? Бой проигран, но не война! Мы же не в средневековье, в конце-то концов! Никто не заставит меня насильно пойти под венец со старым извращенцем. Да я ему во внучки гожусь, чего уж там! Вот он названный папенькой импозантный мужчина в расцвете лет! Ох, и горазды вы льстить Андрей Павлов! Какой там рассвет, там уже закат не за горами! Борис Михайлович… Борька. Управы на вас нет, чтоб на девок молодых глаз не косил!

На работу собираюсь долго. То рука дрогнет, и туш в глаз попадет, то стрелки кривые получатся. Надеваю шорты под черные колготки, белую блузу и расчесываю волосы, заплетая их в легкую длинную косу. На свои двадцать я даже с броским макияже не тяну. Маленькая, щупленькая, но изящная как лебедь с тонкой шеей и острыми выступающими ключицами, что часто ловят на себе томный мужской взор. Я знаю себе цену, и она точно не по карману престарелому партнеру отца. Мне довелось однажды иметь "удовольствие» познакомиться с ним на одном из светских сборищ, в памяти до сих пор свеж тот сальной скользящий по обнаженным ногам взгляд. Неприкрытый, жадный и оценивающий. Клянусь, он уже тогда подсчитывал какова моя цена! Б-рр!

Уже, сидя в машине, я вновь пересекаюсь с отцом. Он как оглашенный выбегает из дома, стоит мне только завести машину. Встает поперек, грозно уставив руки в боки.

— Опять в свою рыгаловку намылилась? Жратву подавать?

— Уж лучше, чем старика ублажать!

Он настолько ошарашен моим грубым высказыванием, что ничего не находит в ответ. И я, пользуясь этой заминкой, выжимаю газ, чтобы затем объехать его и умчаться прочь.

Около «Шафрана» первая кого я встречаю - это Маришка. Девушка, завидев меня выходящую из машины, на радостях кидается мне на шею.

— Сонька! — крепче сжимает шею, отчего я хриплю, пытаясь снять ее ручищи. Вот уж кто мне наверняка рад! — Ой, — спохватывается она, меня отпуская, — ну что лягушка путешественница вернулась в родное болото?

— Пришлось, — хихикаю, — альпийские воды мне ныне не по моему тощему кошельку.

Маришка на мои прибеднения только выразительно закатывает глаза. Она не в курсе того, что мой отец тот самый Павлов, что держит несколько торговых центров в нашем и соседних городках, но уже по моей машинке можно сделать некоторые выводы. Да, я не бедствую. Точнее… не бедствовала.

Она задорно хохочет, еще раз меня обнимает, и под ее болтовню мы бредем переодеваться и приводить себя в порядок перед сменой.

— Только ты быстрей, Сонька, а-то начальство оштрафует. Девки говорят он сегодня не в духе. Ну и гад же он, скажу я тебе, — завязывая передник, хмурится. — Но красивый гад!

— А что правда что-ли штрафует?

Я действительно удивлена. Вот те на! Вот это санкции! Меня, конечно, поставили в известность, но лично познакомиться нам так не довелось. Альпы и горящая путевка не стали бы ждать, а работа не волк в лес не убежит!

— Зверюга! Еще как! Артурчик даже стащить ничего не может. Бдит во все очи! Кирдык его за ногу!

— Девочки вы уже все? — забегает в раздевалку Аллочка. Ее волосы из тугого пучка растрепались, пиджак помялся, а приветливая улыбка выглядит больше вымученной и уставшей. — Соня, как здорово, что ты к нам вернулась! — и правда радостно выдыхает, плюхается на стул, снимает туфли на небольшом каблучке и, морщась, разминает пальцами ноги. — Народу тьма! Поэтому, девоньки, быстро приводим себя в порядок и за свои столики.

Синхронно мы с Маришкой киваем, точно солдаты. Еще раз себя осматриваем и выходим в зал. Алка права: народу не протолкнуться. Все столики заняты и только барная стойка пустует.

Артурчик — наш бармен, и до недавних пор клептоман, завидев меня, машет рукой, подзывая к себе. Этот котяра тот еще ловелас, и подвешен на язык. С него станется наговорить мне глупостей и запудрить мозги. Однако я стойко держу оборону вот уже более двух месяцев. Впрочем, не то чтобы это его останавливало.

— Ба! Кого я вижу! — ухмыляется он, как только я подхожу. Перегибается через стойку, подмигивает и поправляет мне бейдж. — Куколка, а я уж думал ты меня бросила.

— Скучал? — кокетливо улыбаюсь, сама зная, что этот балагур только словами горазд бросаться.

— Не то слово! Сижу на парах, а ты перед глазами, ем опять тебя вспоминаю, на работе мерещишься, а во снах покоя не даешь!

— А это уже, Артур, звоночек, — кручу пальцем у виска.

— Так, по тебе ж сума схожу! Так схожу, что всю руку стер, — тянет похабную лыбу. От его неприличной шутки я тотчас же покрываюсь румянцем, говорю:

— Тьфу, на тебя, балабол, — и ухожу восвояси, делая ручкой, лишь для того, чтобы подразнить. За эту ночь мне еще не раз придется к нему подойти. В ответ я получаю воздушный поцелуйчик. Ну, вот как будто двух недель и не бывало.

Работа идет тяжело. Два столика буянят, к счастью, не мои. Дело почти доходит до драки, но здесь это дело привычное, поэтому охрана оперативно выпроваживает особо норовистых и гонористых. Мои клиенты ведут себя поскромнее и потише. Всего пара примитивных шуток, о том, что такой очаровашке не пристало работать в таком месте и в такое-то время, и все за столиком довольны.