— Сотня, кабы не боле. Уходить надобно.

Послышалось уханье, гортанные крики. На горизонте показались всадники в остроконечных шлемах что охватывали стоянку широким полукругом.

— Поздно….

Обходили нас грамотно, отсекали все подходы к лесистым балкам и методично отлавливали разбегающихся, как тараканы, работников.

Вскочив в седло, рванули с Никитой в сторону реки, но не прошло и пяти минут как нас нагнали. По спине пролетело несколько неприятных ударов. Как я навернулся с коня, так и не понял. Полетел вперёд головой, но среагировал и успел сосредоточиться. Удар встретил в кувырке, чем маленько смягчил падение. Вышло удачно или случайно, пёс его знает. На ногах оказался и на автомате выхватил меч.

Со стороны, наверное, красиво смотрелось. Прямо-таки трюк каскадерский. Жаль, на этом лимит везения закончился. Плечи опоясал аркан, а следом второй прилетел. Пытался крутиться-вертеться, вот только ничего это не дало. Разве что удерживался на месте и умудрился срезать пару узлов. Похоже, низкорослым степным лошадкам не хватало сил, а скорее всего тянули разом, несогласованно.

Закончилось ожидаемо, кто-то из степняков гортанно прокричав, поддал коня и меня вырвало как репку. Второй раз подняться мне не дали. От души колотили короткими палками с грушевидными наконечниками. В ходе свалки что-то прилетело по шлему и дальнейшее помню, словно в густом тумане. Волочили по земле. Вроде бы…

Провал и очнулся уже от того, что задеваю носом сухой ковыль покачиваясь в такт лошади. Снова чёрный провал… В этот раз отчётливо ощущаю противный вкус тёплой и затхлой воды. Пытались напоить? Может и так. Окончательно пришёл в себя от скрипа тележного колеса. Открыл глаза.

Лазурное небо без единого облачка, от дороги поднимаются едкая дорожная пыль. В нос ударил резкий запах сухой степи с горькими нотками полыни. Где я? Куда везут? Жив и на этом спасибо судьбе скажи. Попробовал пошевелиться, в ответ на это действо тело отозвались болью.Ещё и голова немилосердно раскалывалась. Ощущения такие, словно неделю грушей проработал в тренированном зале. И тренировались ни разу не перворазрядники. Ещё и связан.

Приехали.

Ничего не оставалось как разминать руки и вслушиваться в обрывки незнакомой речи. Сморило, а в чувство привёл грубой тычок чем-то крепким:

— Эй, урус, вставай. Баран дадим воды дадим.

Перед глазами появилось раскосое лицо, лыбившееся выщербленными зубами. Н-да улыбка ни разу не голливудская.

— Темник наказал доставить тебя живым. Если урус умрёт Хулагу накажут. А у Хулагу три жены. Кто их кормить будет?

Преодолев боль, приподнялся и сел облокотившись на край арбы. На татарине запахнут цветной хлопковый халат, с пояса свисает кривая сабля в изукрашенных ножнах. Рядом с ним кучковались двое оборванцев, одетых в рваные халаты и такие же рваные, кольчуги. Внешностью не обольщался, крепкие коренастые и смотрят цепко, удерживая в руках копья. От таких не сбежишь.

— Кто таков? Почто татьбу учинил? — начал речь в привычной манере, с небольшого наезда.

— Ха-ха-ха. Урус хорошо насмешил. Тебя сам темник Берди ищет! Спросить хочет, кто людей Ольговского баскака побил.

— Кто ты таков? — медленно растягивая слова, повторил вопрос.

Татарин подтянулся, глаза зло блеснули:

— Урус, ты кто таков, что словно хан говоришь? Почему перед нукером главу не склоняешь? Твои люди говорят, что ты гость. Ай. Не верю! — он обернулся и бросил несколько слов на тюркском воинам и они усердно закивали в ответ. — Видишь? — он указал кнутом на воинов. — Десятники тоже не верят.

— Мне в третий раз спросить или ответишь? — спросил я с нажимом.

— Сотник азм, урус. Долго тебя искал. Хорошо спрятался, — добавил воин после небольшой паузы.

— Прячутся жабы на болоте, а я бел камень искал, на что есм грамота от тиунов князя Елецкого.

— Ай какой князь, урус. Какая… грамота?! — татарин рассмеялся. — Кизяков не хватает, давай её сюда буду огонь кормить, — после переменился в лице, прищурился и спросил, — степь на ушах стоит много ночей. Баскака Батбояра живота лишили. Ведаешь ли про то, а урус?

— Мало ли кого живота лишили, азм тута причём?

— Темник разберётся причём.

Сотник коротко отмахнул. Воины, вытряхнув мою тушку из арбы, развязали. После, тыча в спину копьецом сопроводили к общем котлу. На первый взгляд в караване около сотни людей, а из них полона не меньше половины. Опознать несчастных не составило труда по петлям на шее и оборванному виду. Заприметил несколько своих батраков и одного из воинов, а вот Никиты не увидел. И это радовало, давало надежду что не всё потеряно.

На облаву похоже. Вот блин, заварил кашу. И чем думал когда возвращался? От лагеря то место три десятка километров, если не меньше. Понадеялся… Доломит нашли, зачем сюда то попёрся? Пусть бы искали. На крайний случай осенью поздней сюда заглянул, когда стихло.

Налили какой-то бурды, да мутной воды. Первую отдал первому попавшемуся бродяге, а вот воду процедил через рубаху. Поглазел малость по сторонам, но долго расхаживать не дали и вскоре оттолкали назад, к арбе.

Следующие дни со мной почти не разговаривали и развязывали вечером и то лишь затем, чтобы отвести к общему котлу. Одно не пойму. Зачем меня в таком состоянии связывать? Ноги еле передвигаю, не говоря о том, чтобы бежать куда-то. Один плюс в положении, не тащусь со всеми под палящим солнцем, а еду как белый человек, на колёсах.

Гнали полон по Муравскому шляху, куда-то на юг. Земли здесь, на удивление, населённые. Частенько показывались облезлые юрты, стада баранов и ямы,[xiii] похожие на цыганский табор, где вся печальная процессия остановилась на ночлег.

На третий день вошли в малый городок из красноватых глинобитных домов что на фоне окружающих его облезлых юрт смотрелся как Бурже Халиф рядом с хрущевками. У торговой площади, тычком копья, попросили покинуть транспортное средство.

Так себе место. Зелени не густо, а пыли как бы не больше, чем в Ворголе. Долго вели лабиринтами и вскоре я совсем потерял всякое направление. На одной из улочек открылась узкая дверь вю и меня подтолкнули через неё. Заступив в двор и пройдя пару десятков метров столкнулся с грузным, невысоким мужчиной с одутловатым лицом. В глаза бросилось что он одет… в нашу « подарочную» байдану с характерным рисунком из посеребренных колец. И я блин, знаю кому её подарили. Гвидон…. Чтобы ему пусто было!

Зыркнув невидящим взглядом и что-то зло бормоча сквозь зубы, бородач прошёл мимо, жёстко толкнув плечом напоследок. Обойдя белоснежный глинобитный дворец по берегу малого пруда сперва попали в абрикосовый сад и пройдя тот насквозь спустились в округлое, полуподвальное помещение. В нос шибанул тяжёлый дух заживо гниющих тел. Из ям, перекрытых осклизлыми решётками, слышались стоны и неразборчива бормотание.

Глаз не успел толком привыкнуть к темноте как уже втолкнули в какую-то каморку папы Карло с чадящим факелом. Сидящий у стены мужик со скрещенными по турецкому ногами и аккуратной бородкой на татарина походил как я на балерину. Вылупив на меня глаза, бросил несколько фраз на тюркском стражникам и те, поддав для верности под дых тупым концом копья потащили меня к колоде.

Раз и готово. Отверстие оказалось маловато для моей шеи и дышать стало тяжело да и головой не покрутишь. Смотреть можно лишь в одном направлении, прямо. И то что я увидел, мне очень не понравилось.

Низкий столик. Плошка облитая тушью, какие то обрывки пергамента. Клещи, молоточки, цепи и прочий инструмент недвусмысленно намекали о роде деятельности нехорошего гражданина.

— Вот что, Прохор. Начал шепелявить мужик на русском, едва мои руки заковали.

— Лучше разом повинись и вопрос добром закроем. Лукавить не буду. Отсель тебе одна дорога, на тот свет. Живым да здоровым и не мечтай уйти.

Глядя на нездоровые выражение лица и затуманенный взгляд нисколько не сомневался. Маньяк, чистой воды маньяк.

— И чем же азм пред тобой провинился добрый человек. Спросил я его как можно мягче.