Волок вокруг Матко-озера бурлил. На "стройке века" трудилось не меньше семи сотен мужиков, включая пленных новгородцев и посоху из Белоозера. Халявная рабочая сила позволила выстилать сплошной бревенчатый настил в два слоя с пригрузкой, а поверх ещё и брус крепить. Последний круглые сутки фрезеровали лесопилки, доставленные сюда из Медного начале апреля. Две параллельные узкоколейки и три разьезда позволят наращивать обьёмы перевозок. Вороты и две платформы из уголка и двутавра на усиленных осях заказаны в Лещиново и к осени будут на волоке позволив перевозить до сорока тонн груза, за рейс. А мелкие лодки кораблики и циклопед потянет, достаточно поставить брус на четыре тяжёлых платформы раму из бруса …

По графику, к началу августа закончим и прочую речную инфраструктуру, включая гидроузлы в верховьях Шексны и Ковжи что позволит открыть сквозное движение для больших двадцати— двадцати пяти тонных ладей, в том числе морских, по маршруту Балтика-Новгород-Ладога-Свирь-Онего-Вытерга-Волок-Ковжа-Бело-озеро-Шексна-Волга-Каспий. Насады, понятное дело, приятный довесок, тоннаж то я под свои большие водоходы рассчитывал. Но одно другому не помешает, верно?

В Бело-озеро надолго не задержался. Проинспектировал уже обустроенный Красный волок, обсудил с Романом Михайловичем перспективы сотрудничества и рванул на «Пирате» вниз по Шексне, наводя по пути шороху на строительные артели. Через неделю был в Костроме, где получил причитающийся лён, а вот оттуда вниз по Волге не пошёл. Наоборот, поднялся обратно до Ярославля, откуда решил идти посуху. Разбитые весенними ливнями веси Руси-матушки отличный способ протестировать слаженность войск и прочность телег. К тому же обстоятельства сложились так, что мне следовало как можно скорей попасть в Москву. Около города лагерем встали войска Короткопола и Товлубия, вернувшиеся из Смоленского похода.

Водоходы же и тыловые службы со всяким барахлом отправил кружным путём, через Тверь. По притоку Волги, Шоше они попадут в Ламу, на которой стоит град Волок-Ламский. По местному волоку караван переправится в Волошню, приток реки Рузы, впадающей в свою очередь, в Москву-реку, где и встретится со мной. Нехорошо, что и без того невеликое войско пришлось дробить, но малость соломки всё же подстелил. По уговору с белозерским князем «арендовал» у него две сотни посохи. Само собой, в эти отряды отобрал лучших. В свете того, что нас где-то караулит боярская дружина так себе вариант, но выбора у меня не было. В очередной раз своими необдуманными поступками я потоптался по истории аки слон в посудной лавке.

Смоленск пал ещё в январе, и всё зиму отряды захватчиков опустошали княжество. Иван Александрович и его сын Святослав пали в ходе жесткого штурма, а сам город сожгли дотла. Про размер взятого Товлубием полона ходили слухи одн другого краше, до пятнадцати тысяч. А кто во всём этом безобразии виноват? Кто не просчитал последствия?

Кто мог подумать что две бочки пороха отосланные в Москву умаслить старика были использованы Калитой по прямому назначению и использованы сразу, с колёс. В этот раз некоронованный володарь Руси не довольствовался ролью посредника. За помощь во взятии города он не только своего попугая попку на трон княжества посадил но и стребовал у Товлубия часть Смоленских городов, которые отошли к его свату, вяземскому князю Фёдору Святославичу. Последний же за это не только перешёл на службу Москве но получил земли на правобережье Оки, выкупленные намедни у тарусских князей и… внезапно, отписанные мне дядей Любутские волости. Две бочки, всего две бочки заложенные под городские ворота Смоленска качнули колесо истории так, что непонятно как это всё разгребать. А ведь наверняка доложат Гедимину, кто подарок Калите преподнёс. А Смоленское княжество это не соломинка, это толстенное бревно на спину литовского верблюда. Шутка ли, такой кусок из под носа увести. Дед до кучи и внука «невинно убиенного» припомнит, и мутные дела с кровником, Василием Пантелеймоновичем. Калита ещё и в Брянске сумел поднасрать, устроив бунт черни в ходе которого убили старого князя, Глеба Святославича из смоленских Ростиславичей. На его место они посадили брата Глеба, Дмитрия. Последний ещё зимой отметился в Москве на свадьбе своей дочери и сына Калиты, Ивана Ивановича Звенигородского, он же будущий Иван Красный. Охо-хо-хо. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Слабоват я интригах супротив местных, и как быть пока не понимаю.

Дорога, ведущая из Москвы в Переславль-Залесский и Ярославль, сформировалась уже в XII веке и в народе именовалась Переяславским гостинцем — по более близкорасположенному к Москве Переславлю-Залесскому. Когда-то она была частью важнейшего пути от Киева и Смоленска до Ростова Великого и Суздаля и повидала на своём веку многое, от конных дружин Ярослава Мудрого до орд Батыя. Но ныне потеряла былое величие. В лету и зиму по трассе везли в Москву железо, меха и соль, с берегов Онего и Белого моря — белую и красную рыбу, из Вологды — грибы, мёд, ягоды, из Ростова — овощи. Дорога относилась к великим гостиницам и ям, то бишь дорожных станций, обслуживающих ордынскую администрацию, на ней хватало. Каждые полсотни километров причитающуюся мзду собирали.

Миф о том, что дремучей Руси монголы, мол, принесли цивилизацию, в том числе дороги, расселся быстро. Мощеная деревом и хлыстами дорога имелась, местами, правда тянулась она обычно пару километров до и после выхода из города, а затем обрывалась и превращалась в обычную, грунтовую. Причём без всякого дренажа, фашин, указателей и прочих изысков. В России нет дорог — только направления и дело это тянулось сквозь века вплоть до моего рождения. Так и здесь по весне, вместе с тающим снегом исчезали накатанные в зиму санные колеи. Талая вода размывала колеи, превращая гостинец в полосу препятствий почище иного кэмал-трофи. Купцы, всадники и обычные селяне в грязевые топи старались не соваться и лишь сани с широкими полозьями, запряженные четвёркой лошадей, рисковали бросить вызов генералу Грязь.

А я что, я ничего, меня грязью не испугать. И похуже видали, особенно по осени где-нибудь под Корсаково. Крепкие оси, окованные колеса и дорожный просвет в полметра сами по себе давали неплохие преимущества. Но уж коли застрял, помогут соседи, зацепив канатом, пропущенным через лебёдки. В экспедиционном варианте они штатно стояли на каждой платформе, а у главного босса вообще вундерваффе — гусеничный циклопед при двух быках служившей палочкой выручалочкой. С криками, с матами, утопая в жидкой грязи, шесть десятков телег ползли в грязи словно маломощные танки наматывая версту за верстой. Для особо запущенных случаев имелся запас фашин и дорожных щитов, а малые речки и болотца помогали преодолевать ящики-контейнеры с положительной плавучестью. Темп как не крути черепаший. Пятнадцать, край двадцать кило в день. Однако, это было куда быстрей грязевых саней местных бояр. Пеших в нашем обозе не было вовсе поэтому такое путешествие позволяло людям отдыхать и не болеть. Ведь при каждой телеге коптила небольшая печка, а от непогоды защищали дуги с натянутым брезентом.

Лагерь готовили загодя. Полевые кухни обеспечивали посоху горячим питанием, а в ночь по направлению следующего участка пути уходили ходоки и прицепные грейдеры, которые готовили пути. Не всегда и не везде получалось. Мощи быкам явно не хватало, но и то хлеб. Обоз нш сопровождало полноценное охранение — фланговое, авангардное и тыловое. По десятку в каждом, плюс разведка и такая структура перемещения здорово помогали и не раз спасали от неприятных встреч. Вона, под Ростовым Великом дружину князя Константина Васильевича о всеоружии встретили и тот сразу назад сдал. Шёл мол дорогих гостей встречать… Ага, так я ему и проверил. Впрочем, прощупывания друзей-конкурентов за «вымя» дело среди князей обыденное и не только на Руси.

Порей Лукинич сидел на верном коне мрачней тучи. С момента памятного боярского схода в Звенигороде минуло много времени и, казавшийся поначалу прочным союз дал к весне глубокие трещины. У кого-то свои дела нашлись, другие же, заслышав вести про разгром новгородцев, «сливались» под самыми благовидными предлогами. Но нет худа без добра. То и дело походили новые боярские сыны, прельщенные богатой добычей. Новгородцев за добрых воев никто не считал, а слухи о огромном выкупе, заплаченным князю крупнейшим городом Севера кружили голову не меньше, чем отделанные серебром доспехи и франкский конь-великан глуховского княжича. В итоге, к весне желающих стало даже несколько больше, но вот качество. Качество брони и самих воев оставляло желать лучшего. А его главная надежда — вотчинные боярские роды Хована и Андрея Ивановича Кобылы заняли выжидательную позицию.