Лоренце прибыл в Лещиново в самом конце ноября. Едва успел. По Дичне, покрывшейся льдом, их провёл усиленный ледокол, целиком зашитый железом, с тяжёлым чугунным носом. Миновав диковинные плотины с воротами, их насады спустились по Легощи до конной дороги, где водоход разделили и погрузили на платформы состава. Диковины произвели неизгладимое впечатление на его гостей. По наказу князя, он нанял в Азове грамотных людей, владеющих тюркским, греческим и латинским языками, а также арифметикой и геометрией. Последних нашлось немного, поэтому должность согласились занять несколько венецианских купцов. Приехавших с ходу взяли в оборот и, подтянув язык до уровня твой моя понимай, назначили преподавать цифирь батракам. Учебник арифметики "Прохора" изобиловал рисунками и примерами, изложение шло от простого к сложному, в новой теме всегда было повторение прежней, а само обучение изначально предметное, привязанное к привычным для людей вещам, и лишь после усвоения происходил перевод в абстрактные понятия. Такой подход был необычен для итальянца, а многие разделы вроде отрицательных чисел и уравнений, где неизвестные представлены буквами и вовсе были в новину. Да и методика преподавания была странной, на корню отличной от европейской. Учитель здесь выполнял роль независимого консультанта. Батраки самостоятельно добывали информацию, учились ставить цель и пользоваться обучающей литературой, сравнивать данные и делать выводы. Часть занятий вовсе велась в форме игр, на других же Лоренце создавал проблемную ситуацию и подводил учеников к разрешению противоречия, но не давал им готовый ответ. Все это дело сочеталось с жёсткой зубрёжкой аксиом, таблиц умножения и квадрантов, формул сокращённого умножения и вычисления площадей и объёмов фигур. После каждого занятия шло обязательное практическое закрепление знаний в цехах и повседневной жизни.

На занятия всё чаще приходил чернец с выпученными словно у жабы глазами. Он называл Лоренце еретиком и отступником и жаловался на засилье латинян в острожке. Но на него итальянец внимания не обращад, занятий было много — рисование, латынь, арифметика, а ещё работа в цехе пособий. Времени и сил считай не оставалось. Лишь иногда он заглядывал к Хилдефонсу, готскому жрецу в варварских татуировках которого он купил его за большие деньги на невольничьем рынке Таны. Старик хоть и учил русский язык, с посторонними не разговаривал и не выпускал из рук рисунок с рунами, который показал ему Лоренцо, подыскивая тех из готов, кто знал тайный язык. Мерно раскачиваясь в такт часам, жрец постоянно бормотал что-то себе под нос, вызывая сомнения в правильности решения. Может быть, это обычный сумасшедший что тронулся умом в неволе?

Господа из Великого Новгорода раскачались лишь к началу мая. Тянули, понимаешь, до последнего. Сперва тщетно ожидали спасшихся, после, пытались назначить стрелку в Новгороде, и лишь когда полностью осознали масштаб катастрофы, засуетились словно наскипидаренные. Оно и понятно, эпический провал вышел у господ по всем фронтам. Из Торжка новгородских мытарей выгнала взашей дружина сына Калиты, Семёна Ивановича, возвращающаяся из Смоленска. Устюжну городовой полк новгородцев так и не взял, хотя окрестности городка они пограбили изрядно. К этим бедам добавилось и то, что в Новгород, явился лично Наримунт Гедиминович с вопросом. А куда это подевалась моя дружина со старшим сыном?

Несмотря на распутицу, ледовый путь всё ещё функционировал, хотя и не так эффективно, как в зиму. Лёд то для колеи морозили с еловыми иголками ветками, формируя пайкерит, а в самые лужи бревна подкидывали. Восьмерка лошадей за пару дней бодро дотянула княжеские сани с амортизатором, диваном и кроватью до Ладожского озера. Линия оптического телеграфа работала как часы, а шесть баз «подскока» обеспечивали быструю смену выбивающихся из сил лошадей, благо с недавних пор их было в достатке. От пристани пошли на усиленных водоходах, поэтому льдины и весенние шторма не стали для нашего посольства серьёзным препятствием. Десяток конных и два бомбардира, штурмовики и рынды, солидная артиллерийская составляющая — мы были готовы к любой заварушке. Мало ли, всякое может произойти.

Вдоль восточного берега озера дошли до устья Волхова, а по реке до крепости Ладога, где и была назначена встреча. Там всего десяток кило вверх по течению. В отличии от деревоземляных укреплений большинства русских городов Руси, Ладога была сложена из плитняка на известковом растворе и впечатляла монументальностью. Стены достигали в высоту восьми метров и опирались на земляной вал шириной около двадцати метров в основании. На такого мастодонта и динамита не напасёшься, мощь! Верхнюю часть стен венчал боевой ход, а для осуществления погрузки и разгрузки товаров, на восточной стороне располагался торговый люк. Ладога служила ключом к Новгороду, поэтому крепость не раз и не два пытались взять штурмом. Получалось не очень, вона, два года назад шведы ушли отсюда не солоно хлебавши. Однако в саму крепость я не пошёл, успею ещё. Настоял на том, чтобы встреча прошла на противоположном берегу Волхова, в моих шатрах и с собственным коштом. А как иначе то? Только отравления не хватало. В Новгороде какой только экзотики не встретишь, а не успеешь сказать, как от отравы скрутит в три погибели.

Зевак на берегу собралось великое множество. В основном родственники захваченных в плен горожан, по Волхову от Новгорода аккурат день плыть. Торжественный выход с рындами, знаменосцами, звуками горна и рожнов дополнил малый салют и чеканный шаг бронированной конницы. Порадовали ребята. Шли, чеканя шаг, в линию. Расшитые серебром попоны, юбки штурмовиков и крылья всадников усилили фурор. Его дополнили мелкие штрихи: литые из бронзы верёвочные и чупрунные шесты[i], красная дорожка, вышитая золотом. Работа по усилению имиджа потихоньку шла, а помимо мужчин на штрафы попадала и прекрасная половина, вот и вышивали дамы объёмным орнаментом канитель по шаблону, оттачивая новые навыки.

Столы ломились от заморских яств, но гости, соблюдая вежество к еде не прикасались. Пока бояре зачитывали торжественное приветствие-оправдание мой бирюч[ii] по делам Новгорода, Ратишка, шептал на ухо, показывая головой на степенно стоявших бояр.

— Посадник Остафий Дворянинец, новый тысячник заместо Колывана, Аврам Ольферьевич, архиепископ Василий Калика…

На переговоры явился Совет Господ в полном составе, старосты концов и представители всех трёхсот золотых поясов. В реальности здесь трёх сотен и близко не было, число это они озвучивали больше для красивого словца, так, пыль в глаза пустить. В пояса входило ровно тридцать шесть самых богатых и влиятельных родов, которые контролировали вече, чуть более чем полностью. Оно и понятно, на вечевой площади могли разместиться четыреста, ну пятьсот человек максимум, а значит, участие в голосовании принимали далеко не все бояре. Элита заявились на переговоры по единственной причине, основу их дружин составляли младшие сыны из этих самых родов и родов младших, зависимых от них.

— В ногах правды нет, присаживайтесь, бояре. Угощайтесь чем бог послал! — начал я речь и, обойдя стол, сел на трон. — Росписи полона у вас есм, а я не привык ходить вокруг да около. Обиду вы причинили великую, слово своё порушили, грамоты отозвав, и посему отныне вам нет веры.

— Так то Колыван воду мутил!

— Мы тута не причём!

— Наговор то!

— Обманули нас!

Я поднял руку чтобы все замолчали:

— Коли баба не захочет, мужик не вскочит. Не досуг ваши сказки слушать, бояре. Есть у вас аккурат три пути. Первый, ежели не договоримся таков: азм иду на Новгород и беру всё, что мне надобно.

Поднялся гвалт, шум.

— А что вы супротив меня сделаете то? Войска у вас нет, ворота городские за день зельем порушу, а вас из града выгоню али повешу за крамолу. Чернь за то мне только спасибо скажет. На престол к вам не сяду, и не зовите. Не надобно мне такого счастья. Может Литве Новгород отдам, а может… Москве, — я с ленцой хлебнул вина и вцепился зубами в печёного рябчика. В шатре повисла мертвенная тишина. Такого расклада гордые новгородцы не ожидали. — Второй путь, виру платите. Пятнадцать тысяч рублей.