Китайский парус имеет массу преимуществ по сравнению с бермудским вооружением, он куда более эффективно работает на попутных ветрах. В отличие от бермудского вооружения, где парусу мешает стоячий такелаж, китайский можно полностью открыть для максимального использования ветра. А острыми курсами нам ходить ни к чему. У саней-буеров лавировочный угол около ста градусов, это конечно немного, но вполне сравнимо с катамаранами. Обычные паруса быстро растягиваются, а китайский служит десятилетиями без всякой потери эффективности. Управление осуществляется с корпуса саней и необходимости выходить на нос нет. Простота управления парусом снижает нагрузку как на экипаж, так и на узлы крепления мачт. Легкий вес гика, а также то, что он расположен выше человеческого роста, снижает риск получения травмы поселенцами.
Взятие рифов занимает секунды, требуется лишь потравить фал, подтянуть шкоты и парус сам сложится насколько это нужно. Система проводок шкотов устроена таким образом, что нижние реи паруса просто прижимаются друг к другу. Поселенцы за время пути здорово навострились управляться с бегучим такелажем, так как это действо требовало минимум физических нагрузок.
Главное преимущество паруса в том, что он идеален для штормовых условий Онежского озера, оно ведь соседствует и с Балтикой, и с Белым морем. На этом обширном «перекрестке» сталкиваются и соперничают атлантические и арктические массы воздуха. Относительно теплый и влажный атлантический воздух орошает озеро дождями, приносит ненастье, оттепели, а холодный сухой арктический воздух — жестокие зимние морозы. Столкновение этих разнородных воздушных масс и образует жесткие штормовые ветра.
Так как рифление занимает секунды, всегда можно подобрать нужную площадь паруса, то бишь уменьшать площадь парусности вплоть до десяти процентов и никаких тебе плясок с бубном на носу со спинакер-гиком в качестве оттяжки стакселя, сказка! Не нужны нам сменные паруса, не страшен неконтролируемый поворот фордевинд[i]. Старшины порой ставили у руля полных чайников на попутных курсах и ничего, за день приноравливались. Даже если рулевой косячит, парус без проблем перекидывается на другую сторону без всяких рывков. Джонковый парус по сути своей сути автоматический, то есть не требует работы со шкотами при лавировке.
Короче, никаких сакральных знаний, присущих гоночному бермудскому снаряжению. Всё интуитивно просто и понятно. Ну и ремонт само собой, постоянная головная боль для обычных парусов. Малейшая дырка — весь парус сразу надо снимать и ремонтировать, а руками шить грот доложу вам дело долгое и малоинтересное. А наш парус совсем другое дело! Ему не страшны дырки и разрывы парусины. Порванный парус может эксплуатироваться дальше. Чтобы его отремонтировать достаточно отвязать порванную секцию. Соседние рейки связываются, парус при этом уменьшается в площади, но не теряет своей функциональности. Несмотря на свою «дубовость», парус очень гибок в плане настроек. Две специальные веревки, передняя и задняя «подтяжки» позволяют парусу перемещаться вперед-назад относительно мачты, смещая тем самым центр парусности. Сами же паруса не так просты по сравнению с классикой, широко использующейся сейчас в Китае. Полотнище шили с учетом профиля, что давало больше тяги и возможность идти более острым курсом, а сам парус имел прорези, увеличивающие аэродинамику и лавировочный угол. Площадь парусности всего тридцать квадратов, чего недостаточно чтобы при слабом ветре тянуть сани, но зато помочь лошади тянуть груз самое то, а при сильном ветре и тяговую единицу распрягали и привязывали следом, а то и вовсе на сани «закидывали».
Помимо снегоходов, дюжины модулей переделанных под лыжный ход и саней-буеров караван включал четыре лёгких разведочных буера построенных по классической схеме из фанеры и рассчитанных на два-три человека. Большая площадь парусов позволяла им развивать скорость до ста двадцати километров в час. А вот на них как раз ставили бермудские паруса.
Первый отрезок пути в сорок пять кило от устья Вытегры до Рыборецкой бухты, где устроили третий промежуточный лагерь, пересекали по прямой. Далее, до Петрозаводской губы шли на небольшом отдалении от берега, это ещё плюс девяносто километров. При хорошем ветре за два-три часа к любой части берега проехать можно. Однако мы не торопились. По пути устраивали знаки, а ночами зажигали скипидарные фонари. Нет-нет да попадались большие полыньи, и их разведка съедала приличное время, но главное конечно телеграф.
Места то вокруг дикие. Дорога на Новгород начиналась от «Нимчинова» гостинца и шла гораздо южней Онеги через Мегорский и Остинский погосты. Огромное озеро со всех сторон окружают леса, покрывающие холмистую, сильно пересеченную местность. Высокие гряды (озы и сельги) чередуются с речными долинами, то узкими и глубокими, то широкими. И как прикажите связь держать? Ставить десятки сигнальных башен? Разоришься. Вот взял с собой «немного» стальной бронзированной[ii] проволоки для телеграфа. На километр аккурат сорок килограмм уклада, плюс лёгкие штыревые стеклянные изоляторы и железные крюки. Линию телеграфа укладывали вдоль берега, вкручивая крюки прямо в живые деревья и, лишь когда не оставалось выбора, рубил лес на телеграфные столбы, представляющие собой бревна, сбитые скобами с подпорками.
Работало на трассе разом шесть артелей, каждая из которых включала геолога-геодезиста и необходимый инструмент: секторные лестницы, топоры на длинной ручке, лебедки, высотный секатор с храповым механизмом, пики-древолазы и прочее страховочное оборудование. Блестящую проволоку на базе укрыли темным лаком чтобы убрать желтый блеск. Места хотя и безлюдные, но надеется на то, что аборигены наши нити не заметят было бы наивно. Однако, время чтобы наладить отношения с местными у нас будет, надеюсь, ибо заметить тонкий провод не так и легко. Артель за одну смену укладывала около двух-трёх километров провода, так что за месяц рассчитываю протянуть линию: Аннековский погост в Белозерском княжестве — устье Вытегры — Рыборецкий мыс — Шуйский погост — Пертозеро общей длинною триста километров. Если привезут ещё провода, протянем ветки до Пудожского острога, северного берега Ладоги и Бела-озера.
Провод провешивали в глухих лесах, в двух-трёх километрах от береговой линии и заодно поставили дозорные вышки, контролирующие подходы со стороны Свири и Вытерги, частично выполняющие функции оптического телеграфа. Всё это заняло время и к Кондопожской губе мы вышли лишь двадцать второго декабря. Встав на буере во весь рост, осмотрелся.
Каменистые берега Онеги искрили и бликовали под солнечными лучами, воздушные шапки снега укрывали кроны высоких сосен. Приложив трубу к глазу, разглядел скалистые берега острова Суйсари. На берегу дымила небольшая карельская деревушка, а где-то в глубинах острова спрятаны кварц, халцедон и агаты, за ними и приехал. На другой стороне залива виднелся Кижский погост. Знаменитой на весь мир церкви там ещё нет, а сама деревушка, кроме чудом сохранившегося языческого капища, ничем не примечательна. Погост то вепский. Проникновение русских в эти края только началось и какого-то заметного смешения населения ещё не произошло.
День стоял солнечный, озорной и свежий ветер бодро толкал десятки парусных саней. Выстроившись друг за другом словно, перелетные птицы они неспешно тянулись на север. Путь петлял меж ледяных торосов, напоминавших сказочные замки, и высокими наносами снега у берегов. На «палубе» вовсю дымили печурки, а детвора перебивала озорными криками мертвенную тишину и редкие крики птиц.
Красота! Окружающая природа создает ощущение небывалой мощи, которая практически граничит с эйфорией. Честное слово, я бы тут жить остался. Но не сейчас, может быть потом, когда закончу задуманное. Проводив взглядом последние сани, мы развернули буер и отправились к шуйскому острогу, прежде всего следовало познакомится с соседями.
К вечеру были на месте. Погост стоял на одноименной реке, таких на Руси с десяток. Шуей на Руси обычно именовали левые притоки рек, и это именование восходит к древнерусскому ошую, то бишь слева. Так что, если правильно перевести фамилию Шуйский, это будет звучать так — Левый. Ха-ха. Здешний острожек частный и с потрохами принадлежит Внезду Твердиславовичу, боярину Прусской улицы, входившему в число высшей аристократии республики, ага, тех самых трёхсот золотых поясов. Именно у него Радим и сторговал часть наших земель. Однако, подойдя к невысокому тыну нас не пустили даже после официального представления, более того и стрелы полетели. Хотя с чего?Со мною всего два десятка всадников, но видимо в такой глуши и эту горстку за войско почитают.
