Я стал бояться отвечать на телефонные звонки. Как только слышал треньканье, весь покрывался мурашками! Кто сообщил жителям деревни номер моего телефона?! Я так и не выяснил. Когда-то думал, что Юцай. И в душе проклинал его бесчисленное количество раз. Ведь только одну ночь мы провели под общей крышей! Я проклинал Юцая, но… в душе знал, что это не его рук дело. С того момента, как мы расстались, он никогда не искал встреч со мной.

И до сих пор не знаю, чьими стараниями я стал спасительной соломинкой для всей нашей деревни, единственной соломинкой, за которую могли ухватиться мои земляки. Как только у них возникали трудности, они отчаянно надеялись получить защиту чиновника. Но ведь я-то не чиновник!

Какое-то время я старался быть хитрым, как лис. Правда, старался. И врал. Я ненавидел, презирал себя за это, но продолжал врать. Всякий раз, когда мне звонили, я менял голос и говорил на пекинском диалекте24: «Вы откуда? Кто это? Кого вы ищете?.. А, вы ищете кого-то по фамилии У? Что ж, у нас был У Кутянь, но сейчас его здесь нет. Нет его здесь. Я тут временно, пока он в командировке… Когда вернется? Трудно сказать…» Или: «Эй, кого ты ищешь? Ван, здесь нет никого по фамилии Ван. Не знаю такого. Ошиблись номером, вы ошиблись номером». И клал трубку. А иногда так: «Привет, кто это? Вам нужен Туцзы? Как здесь может быть Туцзы? Кто такой Туцзы? А, он пропал. Вы его ищете? Кто его ищет? Идите в участок и там выясняйте». «Что, ищете кого-нибудь по фамилии У? У Кутянь, У Чжипэн, верно? Кажется… есть, есть такой человек. Но он ушел. Да, был и ушел. Ушел, переведен в другое подразделение… В какое подразделение его перевели? Не знаю». Как-то раз я совсем разозлился и прокричал в трубку: «Кто я? Государственный совет. Государственный совет Китайской Народной Республики. Я дам вам 10 000 тонн пшеницы. А вы кто?» Вот черт!

Никто не хочет жить с чувством вины. Всякий раз, когда я заканчивал разговор, слезы наворачивались на глаза. Вспоминались бескрайние поля родной деревни. А иной раз чудилась мне старая корова, которая смотрела укоризненно и выговаривала: «У Чжипэн, какая же ты все-таки свинья, тетка кормила тебя своим молоком, дядька за тобой дерьмо вытирал! А ты – просто кусок ослиного помета, тебя сложно даже человеком назвать!»

Я боялся телефонных разговоров, как чумы. Избегал их. Хорошо быть сиротой – сирота свободен. А если относиться ко всем по-родственному, проблемам не будет конца. Мое сердце стало черствым, черным. Я дрожал, и сердце мое дрожало. Не раз и не два я обманывал родню. Каждый раз, поднимая трубку, я был полон решимости поговорить с земляками по-человечески, но никак не выходило. Я мог бы просто считать: «First, second, third, fourth…» – эффект от разговоров не изменился бы. Мы настолько не понимали друг друга, что, казалось, я общаюсь не с деревенскими, находящимися за двести километров от города, а из космоса пытаюсь договориться с жителями Земли. О Господи! Слышать их неразборчивый малопонятный лепет – все равно что с духами разговаривать! Переливают из пустого в порожнее, мелют языками – вот чем занимаются в деревне бесконечно.

Но иногда мне не удавалось избежать разговора или соврать. Однажды коллега крикнула, что меня просят подойти к телефону. И я тут же пожалел, что взял трубку. Звонил старый дядя, которому я не мог отказать.

– Ты знаешь, что произошло? – поинтересовался голос на другом конце провода.

– Что? – озадаченно спросил я.

– Внучка твоей шестой тети, женщины из семьи Кунь, – помнишь, она поила тебя своим молоком? Так вот, ее трехлетняя внучка упала в реку и утонула в прошлом году.

Я пробурчал что-то в ответ, поскольку не мог говорить громко. Дядя уточнил:

– Ты меня слышал?

Я ответил, что связь плохая, но на самом деле, конечно, все слышал. И дядя продолжил:

– К счастью, невестка твоей шестой тети снова забеременела. И в молодой семье Кунь скоро родится ребенок. Нужно будет узнать в окружной больнице, мальчик это или девочка.

Я вздохнул с облегчением: мальчик или девочка, мне-то какая разница? Узнать несложно. А дядя добавил:

– Твоя шестая тетя с сыном и невесткой едут в город.

Сердце мое внезапно забилось сильнее, а голос изменился и задрожал:

– Зачем они едут, в чем дело?

– Роды обещают тяжелые, – ответил дядя. – Врач сказал, нужно делать кесарево сечение. Можешь найти больницу получше, где хорошие врачи и ей точно помогут? Иначе вся их семья будет в большом горе.

Я прикусил язык, чтоб не сказать грубость:

– Хорошо, хорошо.

Ну вот, мне снова придется искать связи. Но где? И кого спрашивать? Я понимал, как важно найти нужного человека! Иногда мне кажется, что на лбу у меня выжжено клеймо: «Торговец лицом». Люди в деревне всегда посылали таких, как я, «продавать лицо» – договариваться.

Наконец, после многих прошений и унижений, когда задергал всех, кого мог и определил беременную родственницу в палату, я почувствовал облегчение, вздохнул с необычной легкостью. И подумал, что сделал в кои-то веки нечто хорошее для земляков.

Однако на этом история не закончилась. Через несколько дней после занятий я обнаружил за дверями аудитории сына шестой тети из семьи Кунь. Выражение лица его было горьким, как японская дыня, а нахмуренные брови напоминали высушенный солнцем имбирь. Я напрягся и поспешно спросил:

– Как прошли роды?

– Хорошо, – коротко ответил он.

– У тебя мальчик или девочка?

– И мальчик, и девочка…

– Радость-то какая! – натянуто улыбнулся я. И тут неожиданно он медленно опустился передо мной на колени и заплакал.

– Брат, что ты делаешь? – опешил я, потрясенный до глубины души.

Он прошептал:

– Я видел Янь-вана.

– Владыку царства мертвых? Как так? – Янь-ван хочет забрать себе человека.

– Вставай, вставай! – я попытался поднять парня. – И объясни, в чем дело?

– Брат, – сказал он, – ты такой важный, такой умный. Дай моему ребенку имя.25

Я рявкнул:

– А ну вставай!

Он вдруг со всей мочи обнял меня за ноги:

– Детский церебральный паралич. Врач сказал, что у ребенка церебральный паралич… Брат, спаси мое дитя!

Мозг мой взорвался от ужаса. Я не знал, что делать. А он продолжал крепко обнимать мои ноги и ревел:

– Брат, жена серьезно больна, она мне не говорила об этом. А мальчик мой болен немножко. Ты должен помочь вылечить его, брат, умоляю!

Я еле уговорил его подняться. Я был растерян. Попытался его успокоить:

– Не волнуйся. Что-нибудь придумаем, что-нибудь придумаем… – Но вдруг понял, что выхода нет. Он хотел затащить меня в бездонную пропасть. Я испугался, и мне в голову пришла лишь одна мысль – бежать!

Было очевидно, что родственничек просто обезумел, он выглядел как сумасшедший фанатик. Не отпуская моих ног, он безостановочно твердил:

– Брат, мне не к кому идти, только ты у меня есть. Жене сделали кесарево сечение, и она все еще в реанимации. Обоих младенцев сразу положили в инкубатор. Целую ночь врачи спасали их жизни. И это спасение обошлось в 5700 юаней, а я принес всего 3000. Вот и все. Они сказали, что нужно заплатить еще 20 000, и если не отдать эту сумму, то перестанут давать лекарство! Брат, я не хочу девочку, о ней речи нет! Но мальчика можно спасти. Ты можешь его спасти!

Как только он это произнес, я рывком поднял его с колен и быстро спросил:

– Церебральный паралич?

Он машинально кивнул:

– Церебральный паралич, – и снова упал передо мной.

Я уговаривал и уговаривал его, а он не желал ничего слушать и рыдал. Наконец, я прикрикнул:

– Хватит. Пойдем, я отведу тебя в одно место.

Это просто кошмар! Я больше не мог занимать деньги, существует же какой-то предел! Да, я бессердечный! Но у меня не было сил отвечать на мольбы и просьбы всех земляков! Я вывел бедолагу на улицу и начал бесцельно водить его туда-сюда, лавируя в бесконечном людском потоке. Было уже темно, повсюду горели огни. Цветные неоновые фонари вспыхивали один за другим и почему-то навевали тревогу. Я посмотрел на небо. Ах, как было бы здорово, если б там оказались деньги! Но, увы!