Что и говорить, сложнейшая проблема стоит ныне, в период бурного увеличения и расширения городов, — перед градостроителями. Как проявить мудрость, сохранить равновесие между застройкой новых территорий и сбережением старых и старинных некрополей? Город-гигант как бы жаждет освоения под различные нужды роящихся обитателей всех и всяческих земель, он как бы постоянно испытывает в этом отношении колоссальный голод. В связи с небывалым ростом народонаселения названная проблема имеет не только отечественное, но и общепланетарное, всемирное значение. Насущная задача какого-то видоизменения самой культурной формы некрополя в будущем все отчетливее вырисовывается перед разрастающимся человечеством. Однако формы в любом случае должны оставаться культурными, благородными, возвышающими душу. Что же здесь должно быть незыблемым, определяющим?.. Обо всем этом велся обстоятельный разговор на заседании секции «Градостроительство и память» в Московской писательской организации. Подавляющее большинство выступающих, а среди них такие ученые, как доктор истории Я. Н. Щапов, профессор математики М. Д. Артамонов, историк медицины, профессор М. К. Кузьмин, историограф и библиограф И. А. Гузеева, историки-краеведы В. В. Сорокин, Л. А. Проценко, архитекторы А. А. Клименко, В. К. Катков, В. П. Ларин, писатели С. М. Голицын, М. П. Лобанов, В. П. Енишерлов, музыковед-фольклорист Ю. Е. Красовская, говорили о настоятельной необходимости повысить культуру охраны и поддержания порядка на отечественных кладбищах. Эту же мысль высказал в своем выступлении по Центральному телевидению Леонид Максимович Леонов. И отдельные могилы, и некрополи в целом должны мы сохранять. На вышеназванном обсуждении принципиально важная мысль о том, что кладбища в контексте общенародной жизни надо рассматривать как культурный комплекс, прозвучала, в частности, в выступлении доктора геолого-минералогических наук П. В. Флоренского. Именно: кладбища как культурный комплекс подобны музеям. Кладбища — как хранилища памяти подобны библиотекам. Не говоря уж о них как о своеобразных экологических центрах в городе, сохраняющих живую жизнь растений и птиц и т. д. Все это требует постоянного культурного ухода за надгробиями, захоронениями, окружающим их зеленым миром. Вот что должно оставаться незыблемым, определяющим вне зависимости от того, какие формы примет некрополь. Некоторые скептики говорят о нехватке земельных участков в динамично развивающихся современных городах для того, чтобы содержать в сохранности такого рода культурные комплексы. Не свободных площадей, а градостроительского разумения и памятливой любви к ближним не хватает нам, вот в чем беда. Советский ученый, специалист по русской классической литературе, японец по национальности Ким Рехо рассказывал мне, с какой святостью относятся в Японии к праху предков, как оберегают старинные кладбища, могилы близких. А уж о свободных земельных площадях в Японии говорить не приходится!
Как гармонично взаимоотносить в современных городах жилые кварталы, площади, проспекты, скверы с некрополями? Может быть, между живой, дышащей движущейся частью города и кладбищами должны располагаться своеобразные парки тишины, в которых будут строгие аллеи, скамьи, скульптуры… Другими словами, возможна следующая градостроительная модель: город — парк тишины — некрополь. Так же как кровь людская — не водица, память людская — не пустой звук. Без нее содержание жизни (в чисто прагматичном ее понимании) может превратиться в так называемый белый шум. Зеленая крона жизни требует глубоких корней. Попробуйте разъять ноосферу В. И. Вернадского, отделить в ней город живых от некрополя, — ничего не получится. В противном случае ноосфера как понятие перестанет существовать. А ведь ноосфера — сфера разума — оживленно светится, мерцает духовной и психической энергией человечества. Запас этих энергий у человечества огромен, подвижен, но тоже, очевидно, не безграничен. И надо рачительно беречь эти запасы, эти возможности прежде всего культурным бережным обращением с духовной жизнью людей, уважать семейную, родовую, народную Память, облагораживать духовный климат Земли.
Бесценные исторические источники
Некрополи, ко всему прочему, — собрания исторических источников, подчас редчайших, первоначальных. Сотрется старинная эпитафия, переместится на другое место или вовсе пропадет надгробье, исчезнет с лица земли иная могила, и некие сведения станут туманными, расплывчатыми. Некоторые, подчас важнейшие факты истории нельзя будет подтвердить или объяснить. Возникнут неподдающиеся истолкованию так называемые темные места в исторических и литературных памятниках. Так что исследователям нельзя обходить стороной некрополи, пренебрегать внимательным чтением эпитафий.
В своих письмах крымский краевед В. П. Купченко и тульский журналист С. Л. Щеглов, не сговариваясь, называют всемирно известные кладбища — средоточия бесценных исторических имен и сведений — Пер-Лашез в Париже, Хайгетское в Лондоне, Кампо-Санто в Генуе, Арлингтон в Вашингтоне, Новодевичье в Москве, Волково и Александро-Невскую лавру в Ленинграде… Вспоминают пушкинские строки:
Два чувства равно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
И далее говорят каждый о своем. Щеглова, занимающегося историей Заполярья, заботит печальная судьба исчезающих, аскетически-суровых, бедных, первоначальных кладбищ в северных городах, возникших в предвоенные и военные годы. «Священна память первых строителей», — пишет Щеглов. «Я обратился к окрестным кладбищам Феодосии, Судака, Старого Крыма, когда, изучая литературное наследие Максимилиана Волошина, наткнулся на трудности с определением дат некоторых его современников: они не были выдающимися людьми и не попали ни в какие справочники и энциклопедии», — пишет Купченко. Он стал читать надписи на камнях и находить нужные ему, бесценные сведения. «Однако наряду с радостью — открытия, — продолжает Купченко, — было и разочарование: сведений этих имелось значительно меньше, чем могло быть… Надгробия исчезают! — в этом я убедился, когда мне в руки попал „Некрополь Крымского полуострова“ В. И. Чернопятова, изданный в 1911 году. Скажем, из девяти могил Капнистов — потомков поэта Василия Капниста, членов культурнейшей семьи, отмеченной в „Крымских очерках“ С. Елпатьевского (1913), — не осталось на судакском кладбище ни одной!.. При повторном посещении одних и тех же небольших кладбищ я, на протяжении всего нескольких лет, недосчитался отдельных, приметных памятников. Так, в Судаке надгробие И. Лоренцова — мраморное, кружевной резьбы — в 1969 году еще целое, в 1975 году оказалось разбитым на части, — да так, что ни дат, ни отчества уже нельзя было прочесть…» Вспомним, как сравнительно недавно в селе Темрянь Тульской области исчезло надгробье и затерялась могила видного ученого и литератора XVIII века В. А. Лёвшина, как буквально у всех на глазах на Ваганьковском кладбище недавно исчезли могила и памятник (вначале его передвинули на другое место) известного русского писателя Н. В. Успенского. Об этом сообщалось в предыдущей моей статье… Десятки людей откликнулись. Белёвский краевед А. М. Куртенков, жители Белёва и окрестных сел написали, что лет десять — пятнадцать назад старинные надгробия, и в том числе лёвшинское, — после соответствующей обработки — были использованы местными хозяйственниками на различные производственные цели. Может показаться, что такое циничное отношение к памяти предков — приобретение сугубо новейшее. Но вспомним И. С. Тургенева, описанное им небольшое сельское кладбище, где покоится Евгений Базаров (были, разумеется, в городах и больших селах погосты, которые иначе содержались), вспомним металлически-холодные слова Базарова-естествоиспытателя — когда-нибудь «из меня лопух расти будет». Сколько потом слов в этом духе слышать приходилось — умру, мол, — на могиле лопух вырастет. И только. Этот «базаровский материализм» — душеразрушающий, бесперспективный — и есть нигилизм. Вот еще откуда тянутся жесткие, острые, безжалостные ростки режущего рационализма. Лопух «нигилизма» любой мрамор расколет, любой камень пробьет…