Гудки. Они меня бесят. Долгие, противные.

- Да.

Его ответ звучит грубо, но я терплю. Не для того позвонила, чтобы сразу трубку бросать.

- Привет. Ты можешь вечером приехать ко мне?

- Нет.

Трубку хочется бросить уже второй раз за эти тридцать секунд, но я убираю телефон от уха, выдыхаю и продолжаю разговор.

- Если ты не можешь сегодня, скажи, где и когда. Нам нужно поговорить.

- Я работаю сегодня в «Престиже».

- Так приезжай ночью. Разве это что-то новое для нас?

- Ок, раз ты сама согласна.

И он кладет трубку. Даже не спросив, как у меня дела? Он что, издевается? Специально себя так ведет, чтобы я еще больше бесилась? И после этого они с Аленой будут на пару доказывать мне, что я зря называю его малолеткой!

Так, ладно. Не раздражаться, не злиться, терпеть. Мы увидимся, поговорим и сможем прийти к разумному решению. В конце концов, третий день друг без друга – для нас это уже много.

Вечером из дома тоже приходится немного поработать. Обожаю это – люди ужинают, проводят время с семьей, уроки с детьми делают, а я начинаю отвлекать их своими звонками. Да и мне это тоже много радости не приносит. Когда я получаю, наконец, все необходимые исправления в текст на завтра для губернатора, понимаю, что уже и не хочу ничего. Достаю из холодильника маску для лица, включаю вечерний подкаст и просто ложусь.

Меня терзают сомнения, приедет ли Фил. В принципе, вот так обижаться, чтобы обещать и не приезжать – это для него «не по-пацански», и близкая степень знакомства с этим парнем говорит мне, что он так не поступит. Вместе с тем мне все еще кажется, что я совсем не знаю его. А после недавнего скандала – тем более.

Я ложусь спать, даже не зашторив окно. Просто падаю на кровать в надежде, что когда-нибудь все это пройдет, разрешится, и мы снова будем счастливы, как на том пляже буквально в субботу вечером. Как же тогда было хорошо… И кто же знал, что это счастье окажется таким коротким, моментальным, почти как вспышка.

Мне кажется, что сон не идет совершенно. Я кручусь с бока на бок, я взбиваю (нет, избиваю) подушку, скидываю плед и закутываюсь в него вновь.

Хочу, чтобы он скорее пришел. Или нет, пусть вообще не приходит, мне слишком больно от этого тупого ожидания. И все-таки, лучше пусть придет. Я без него уже заснуть даже не могу! Как это называется? Зависимость?

Я проваливаюсь в тревожный сон, мне снится какой-то ужас. Будто мы с Лешей тонем и не можем выбрать из пучины, которая только засасывает и засасывает все сильнее. Я отчаянно цепляюсь за его руку, скольжу по его мокрым пальцам, мне хочется кричать, но я боюсь, что легкие переполнятся водой, и я задохнусь. Просыпаюсь от настойчивого звука, который врезается в мое подсознание.

Это сигнал домофона, говорящий о том, что открылась дверь подъезда.

Смотрю на электронные часы у кровати – почти четыре утра. Он все же пришел.

Меня разрывает. Хочется подскочить и наброситься на него прямо в коридоре, а уже через секунду хочется отвернуться к стене, чтобы он подумал, будто я сплю. Но когда Лёша оказывается в квартире и затем уже в комнате, я понимаю, как глупо прикидываться спящей.

Лунный свет сквозь шторы освещает комнату, насколько это возможно. Леша садится на корточки рядом с кроватью, а ко мне прилетают флэшбэки из нашего такого недавнего прошлого. Вот он сидел рядом, не желая уезжать в ту ночь, когда я заболела, и я разрешила остаться. А сейчас уже все совсем иначе. Я до боли в груди боюсь, что он уйдет.

- Приехал, – выдыхаю вместе с тем, как тревога постепенно отпускает.

- Как обычно. Ты позвала, я приехал. Как верный пес.

Он разминает шею, и я любуюсь его профилем, таким знакомым и таким красивым для меня. Нос с небольшой горбинкой, чуть вздернутый подбородок, выбритая в двух местах бровь, четкая линия стрижки, чернила на шее… Знаю ведь каждый миллиметр наизусть, а словно вижу впервые.

- Не говори так, – поджимаю губы, когда он опять начинает навешивать на себя ярлыки.

- Но ведь я прибегаю по первому твоему зову.

- Ты прибегаешь, потому что соскучился, как и я, – протянув руку, касаюсь его щеки.

Даже не моргает, смотрит на меня с таким непробиваемым лицом, что я с трудом узнаю в этом всем своего Фила. Такого, каким знаю его я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Потянувшись на кровати, приникаю к нему, крепко обнимая, почти так же, как хваталась во сне, где мы тонули. У него даже выбора не остается, кроме как схватить меня в ответ. Выгнав из головы все мысли, я начинаю целовать его так, как хочется ровно в эту минуту. Он, конечно же, отвечает, но удивленно, и вот уже чуть отстраняется.

- И что ты делаешь?

- Целую тебя.

- Ты же знаешь, что будет дальше?

Само собой, я знаю. И я этого хочу.

- Да.

- Заниматься сексом – не равно «мириться», Тань, – умничает опять. Если бы знал, как бесит меня, начиная в четыре утра затирать свою чертову философию, когда сам уже дышит так же часто, как и я.

- Ну и что? Леш, я соскучилась, – шепчу на ухо, а затем прикусываю мочку с серьгой.

И всё. Через секунду он помогает тонким бретелькам топа соскользнуть с плеч и сминает ткань, заставляя чувствовать его горячие ладони везде. Не церемонясь, кусает мои губы, набрасываясь на меня так, словно прошло не три дня, а минимум три года с нашей последней встречи. В небытие улетает все: наши обиды, наши страхи, наша злость и наши сомнения, его футболка и моя пижама, мешающийся под ногами плед и, кажется, чей-то телефон, который с силой ударяется об пол. Плевать, даже если мой. На все плевать. Это больше похоже на вспышку безумия, чем на встречу двух влюбленных людей, но мы ровно на столько же безумны, насколько и влюблены. И это действительно так.

Выброс энергии, короткое замыкание – и вот уже между нами только горячий воздух и наше дыхание. Мы засыпаем как обычно, прижимаясь друг к другу даже в летней жаре. Может, это никакое не перемирие, но значит, оно будет позже. А сейчас – последний отрезок ночи, в котором мы вдвоем.

Фил

Да, я приехал к ней. Ночью, пиздец какой уставший, все еще злой. Но приехал, потому что она позвала, а я волком хочу выть от того, что ее нет рядом. И это только третий день, а если мы бы поссорились серьезно и надолго?

Приехал. Увидел ее, и опять все мои установки сорвало, как будто с резьбы все слетело. Начала целовать сама, сказала, что соскучилась, и я поплыл. Услышал то, что так давно уже хотелось услышать от Тани, и вот уже где-то внутри меня заныло, что я слишком грубо с ней обошелся, когда мы разговаривали у Германа в квартире. Хотя нет – в воспитательных целях полезно будет. Да, именно в воспитательных! Она хоть и старше, бывает такой девочкой-девочкой наивной, что мне аж смешно.

Лучшая воспитательная мера была бы оставить ее без секса вообще, а не на три дня. Но блин, это невыполнимо, в первую очередь, для меня самого, потому что все тело уже ныть начинает без ее близости. Просто оказался рядом, и меня развезло моментально. Накрыло, и все, дальше ничего не соображал, пока не разбил идеальный порядок на ее кровати и не услышал, как громко и ярко она кончает.

***

Мы просыпаемся от будильника и оба ненавидим его. Таня сонно потягивается, выскальзывая из-под моих рук, и открывает глаза. Я спал три часа, поэтому встреча с миром этим утром кажется мне очень жестокой, но присутствие Алехиной рядом определенно смягчает обстоятельства. Таня переворачивается на живот, ложится рядом и как-то странно смотрит на меня.

- Че, не узнаешь?

- Узнаю. Думаю, что мне нравится это утро.

Ее рука неожиданно оказывается у меня на груди, и я, кажется, начинаю понимать эти намеки.

Зажралась Танюшка, избаловал я ее, видимо. Только задача с тем, чтобы прекратить ее вот так «баловать», все равно изначально провальная.

- Тань, надо идти завтракать, – ищу последние крупицы здравого смысла.