Центральная власть не противилась и устранению неудобств, связанных с тем, какими товарами будет вноситься налог. В результате того, что профиль производства в отдельных районах менялся, а налоги исчислялись в традиционных видах продукции, возникали определенные трудности и недовольство. Например, из уезда Лэчан в Гуандуне докладывали: «В нашем уезде при возделывании земли больше сажают рис и меньше [сеют] пшеницу. Для внесения же налогов ежегодно [приходится] обменивать рис на пшеницу. Просим отныне прекратить это и приказать [весь налог] собирать рисом» [23, из. 124, 1557]. Из других подобных сообщений явствует, что некоторые районы были вынуждены производить на стороне закупки тех товаров, которые по традиции с них требовала казна [23, цз. 116, 1479].
Объясняя необходимость удовлетворения подобных ходатайств, двор в июле 1414 г. дал следующее распоряжение: «Брать не соответствующие [по составу налоги] — это значит притеснять народ. Это ошибка местных властей… Разве можно придерживаться старых статей [о налогах]?» [23, цз. 116, 1479].
Правительство также пыталось бороться с задержками приема собранных налогов на месте сдачи. В апреле 1409 г. Ведомству налогов была дана следующая инструкция: «Стало известно, что люди, доставившие налоги, скопились в столице и долгое время не могут вернуться [домой]. Все это происходит именно от того, что ведающие тем власти жадны до взяток. Они чинят задержки. Следует срочно обнародовать манифест, что всех чиновников, которые сразу не отпустят привезших налоги в зернохранилища [людей], а также чиновников, которые [ответственны] за уплату [налогов] и не примут [привезенное] сразу, — считать преступниками и штрафовать» [23, цз. 89, 1184].
Императорский двор в большинстве случаев шел навстречу просьбам о пересчете натуральных налогов в ассигнации. Смысл таких просьб станет понятным, если учесть, что в начале XV в. ассигнации, получившие до этого широкое распространение в Китае, в значительной мере уже потеряли свою номинальную стоимость. Однако ходатайства о пересчете непременно мотивировались какими-либо трудностями, переживаемыми налогоплательщиками: стихийные бедствия, рост недоимок и т. д. [23, цз. 109, 1406, цз. 117, 1492, цз. 124, 1561, цз. 135, 1645, цз. 137, 1668]. Поэтому разрешения выплачивать сумму налога в пересчете на ассигнации выступают в источниках как определенный вид помощи двора пострадавшим районам. Очевидно, что в данных акциях никак нельзя видеть признак развития товарно-денежных отношений.
Помощь населению, пострадавшему от стихийных бедствий, помимо налоговых послаблений могла выражаться и в безвозмездной выдаче из казенных фондов продовольствия и семян. Прибегая к такой мере, кстати, также традиционной для средневекового Китая, правительство Чжу Ди преследовало все ту же цель, что и при попытках не допустить чрезмерного утяжеления налогового бремени, а именно удержать от разорения основную массу налогоплательщиков, не дать деградировать сельскохозяйственному производству. В этом плане весьма показательно следующее высказывание императора: «[Если] с полей населения, подвергшегося бедствиям, не был собран урожай, [то разве] можно будет затем снова [собрать с него] налоги без оказания ему помощи?» [23, цз. 158, 1804].
В Китае стихийные бедствия были довольно часты. При сравнительно примитивной технике ведения сельского хозяйства это постоянно травмировало жизнь китайской деревни. В связи с этим оказание материальной помощи пострадавшим в начале XV в. приняло, насколько можно судить по источникам, довольно значительные масштабы. Средства для оказания помощи черпались главным образом из запасов местных властей данного или же соседних районов. Но из каких именно запасов, чаще всего определить трудно, ибо распоряжения центра содержат такие расплывчатые формулировки, как «из наличных запасов», «из обнаруженных запасов» и т. п.
Нет сомнения, что в такой ситуации использовались прежде всего средства, специально накопленные на случай голода в так называемых государственных амбарах. Создание системы таких амбаров издревле практиковалось в Китае. Этот порядок был одобрен Чжу Юань-чжаном. Чжу Ди также подтвердил полезность и необходимость данного мероприятия в специальном указе от 18 августа 1411 г. [23, цз. 117, 1492–1499]. Однако, забегая вперед, нужно сказать, что указанная система страдала рядом несовершенств — запасные фонды имелись далеко не повсеместно. o Поэтому материальная помощь, как показывают источники, могла выделяться непосредственно из фондов собранных налогов (т. е. из средств центральной казны), из средств воинских соединений, стоявших недалеко от района бедствия, и прочих «обнаруженных запасов». Зафиксирован даже случай выдачи помощи из средств ближайших станций правительственной почты [23, цз. 123, 1553].
В «Мин Тай-цзун ши лу» с 1402 по 1424 г. отмечено около 90 случаев оказания крупной материальной помощи пострадавшему населению. При этом наиболее интенсивно эта мера применялась в 1403 и 1411–1416 гг. О масштабах помощи в начале XV в. может свидетельствовать тот факт, что она могла распространяться на сотни тысяч домохозяйств и исчисляться сотнями тысяч даней зерна, вплоть до 1 млн. 380 тыс. даней [23, цз. 172, 1909].
Желая упростить процедуру оказания помощи, которая предусматривала подачу доклада о бедствии в центр, проверку центром положения на месте и лишь затем — распоряжение о выдаче средств, правительство в апреле 1422 г. дало местным властям директиву самим оказывать помощь пострадавшим, впоследствии ставя в известность двор [23, цз. 247, 2312].
Еще одним аспектом «заботы о народе» наряду с отмеченными мероприятиями в области налоговой политики было четко выраженное субъективное стремление двора к усовершенствованию дел в сельском хозяйстве. Это проявлялось в стараниях наладить получение с мест правдивой информации о состоянии хозяйства и своевременно устранять «то, что приносит зло» народу, одновременно внедряя «то, что приносит пользу» ему. С этой целью правительство многократно рассылало местным властям приказания правдиво сообщать в центр, «в чем заключается выгода и в чем беда для военного и гражданского люда» [23, цз. 25, 456, 465, цз. 29, 521, цз. 123, 1543]. Подчеркивая свою личную заинтересованность в получении подобной информации, Чжу Ди писал: «Хочу все знать: какой год урожайный, какой — нет, счастлив ли народ или же скорбит» [23, цз. 129, 1602].
С этой же целью из столицы систематически рассылались специальные эмиссары [23, цз. 17, 306, цз. 129, 1602, цз. 226, 2269]. Инструкции, которые давались им, весьма красноречивы: «Приглашайте к себе военный и гражданский [люд] и выспрашивайте, каковы [его] выгоды и польза и каковы беды и что нужно изменить [для общей пользы]. Обо всем [следует] докладывать [двору]… Все, что полезно для него (народа), но не осуществлено — осуществите, [все], что вредно для него и не изменено — измените» [23, цз. 17, 306, цз. 226, 2269].
В связи с намерением внедрять то, что приносит пользу сельскому населению, правительство Чжу Ди обращает серьезное внимание и на вопросы ирригации. В источниках зафиксировано довольно много докладов с мест о необходимости проведения тех или иных ирригационных работ. Центральные власти, относя это к разряду «срочных дел», почти всегда санкционировали их проведение. Если у местной администрации не хватало возможностей для проведения этих работ, двор разрешал привлекать население соседних районов, а также солдат [23, цз. 14, 261]. Правительство проводило крупные ирригационные работы и в централизованном порядке. Например, в 1403–1404 гг. такие работы были проведены в Чжэси (совр. пров. Чжэцзян) под присмотром начальника Ведомства налогов Ся Юань-цзи [16, цз. 13, 900, цз. 14, 625–626]. Ирригация в условиях средневекового Китая всегда была одной из забот правительства. Поэтому в данном случае важно лишь констатировать, что это прослеживается и в рассматриваемое время.
Все названные выше аспекты «заботы о народе» дополнялись традиционными усилиями по его «воспитанию». Последнее, безусловно, относится более к идеологической, чем к экономической сфере политики. Но именно здесь наиболее ярко проявлялась озабоченность императорского двора социальным спокойствием масс, что совпадало с общими целями, преследуемыми мероприятиями «заботы о народе». Задачи, преследуемые «воспитанием» населения, можно хорошо представить на примере императорского указа от 13 июля 1409 г., который гласил: «Я управляю Поднебесной, как прежние государи, ставившие своей задачей успокоение народа. А путь к успокоению народа прежде всего в его перевоспитании. Это значит [добиться, чтобы] высшие и низшие поддерживали друг друга, нравы и обычаи были добрыми и в Поднебесной [царил] мир». [23, цз. 92, 1199].
