Остановимся вкратце на основных вопросах, которые чаще всего служили предметом трений.
Как правило, камнем преткновения были проблемы юриспруденции в уделах. Правительство продолжало отстаивать следующую принципиальную позицию: «Округа и уезды [в уделах] должны подчиняться провинциальным правлениям (бу чжэн сы), [их дела] не должны иметь отношения к делам резиденций ванов» [23, цз. 83, 1113]. Однако постоянное вмешательство ванов, их чиновников и войск в местные дела было обыденным и до некоторой степени неизбежным явлением. В жалобах с мест и в письмах императорского двора в адрес ванов сообщается, что удельные властители и их подчиненные «своевольничают, нарушают законы, грабят и возмущают военный и гражданский люд» [23, цз. 18, 333–334, цз. 25, 449, цз. 34, 599, цз. 43, 683, цз. 46, 711, цз. 77, 1051, цз. 111, 1419]. В указах и посланиях двора требовалось пресечь подобные нарушения, наказать или выдать виновных имперским властям.
Местные власти зачастую оказывались бессильными перед произволом ванов. В связи с этим двор был вынужден дать следующее предписание: «Местным властям, которые должны исполнять [какие-либо] служебные обязанности, никак не разрешается подавать прошения [двору] о снятии с них ответственности [за их] заботы. Если дела резиденций ванов переплетаются с [делами местных властей], то тогда [нужно] посылать человека [в столицу] со срочным докладом. Тот, кто, не дождавшись ответа, будет самовольно действовать, будет рассматриваться как тяжкий преступник» [23, цз. 20 (II), 374]. Данная инструкция, однако, вряд ли могла помочь исправить общее положение, ибо, не разрешая передавать полномочия в пользу удельной администрации, она в то же время сковывала действия местных властей.
Императорский двор продолжал настаивать на своем праве быть верховным судьей в уделах. Ванам разрешалось вершить суд и расправу (и то на основе действующих в империи нормативов) лишь над офицерами и солдатами своих войск. Этот принцип был сформулирован в конце 1405 г. в связи с делом Ци-вана. Император писал: «Отныне и впредь совершившие преступление люди из охранных гарнизонов должны нести наказание согласно закону. Нарушители же не из резиденций ванов должны передаваться [на суд] местным властям, и резиденции ванов не должны вмешиваться [в эти дела]» [23, цз. 48, 730]. Но так как удельные властители сплошь да рядом преступали этот наказ, двору приходилось прибегать к наставлениям и выговорам.
Предметом столкновений центрального правительства с ванами были попытки последних поддерживать самостоятельные связи с зарубежными странами. Такие контакты не могли не настораживать двор. Император опасался, что удельные ваны смогут заручиться поддержкой за границей на случай открытого мятежа. Кроме того, как свидетельствует послание Чу-вану от 1 ноября 1406 г., в столице боялись, что своекорыстные поступки ванов в отношении иноземцев могут привести к обострению их отношений с Китаем [23, цз. 59, 860–861].
Требования прекратить дипломатические и торговые связи с чужими странами предъявлялись в 1406–1409 гг. Цзинь-вану, Чу-вану и дважды Су-вану [23, цз. 59, 860–861, цз. 77, 1041–1042, цз. 86, 1139, цз. 91, 1195]. Еще раньше аналогичные требования получал Ци-ван. Отстаивая свое монопольное право поддерживать сношения с иноземцами, центральное правительство предупреждало ванов, что зарубежные связи — «это дело, [которое] должно осуществляться между правителями [других] стран и Сыном Неба (императором. — А. Б.)» [23, цз. 86, 1139].
Постоянные трения вызывали также различные хозяйственные вопросы. Здесь, так же как и в административно-юридической области, центральная власть пыталась ограничить неизменное стремление ванов укреплять свои экономические позиции в уделах. Это служило сдерживанию сепаратистских тенденций удельных властителей. Ванам неоднократно запрещалось использовать в своих интересах местное население на отработочных повинностях, пользоваться казенным имуществом и денежными средствами. Местным властям, в свою очередь, вменялось в обязанность следить, чтобы подобные запреты не нарушались. Еще в мае 1403 г. был разослан следующий циркуляр: «Отныне без приказания двора не разрешается ванам в их резиденциях самовольно принуждать к отработочным повинностям ни одного военного или гражданского человека, а также [брать] из запасов ни одной монеты или вещи. Тот, кто позволит им это, будет оштрафован» [23, цз. 19, 346].
Однако достичь этого было весьма трудно. Наиболее часто в документах отражены нарушения ванами запретов на производство строительных работ у себя в уделах. Строительство новых дворцовых резиденций способствовало повышению авторитета местного владыки; сооружение крепостей и дорог повышало обороноспособность удела, которую могли использовать и против столичных властей. Ни то ни другое не отвечало интересам центрального правительства. Поэтому оно повсеместно старалось пресекать различное строительство в уделах по инициативе ванов [23, цз. 19, 344–345, цз. 20 (I), 354, 359]. Официально это мотивировалось нежелательным расходованием на строительство «миллионных средств», «двойным отягощением народа трудом» и накоплением вследствие этого «недовольства против императорского двора» [23, цз. 20 (I), 354, 359]. Подобные аргументы также могли иметь реальные основания.
Большое недовольство двора вызывали акты произвола, чинимые в уделах в отношении торговли. Представление о характере подобных нарушений дает письмо Чжоу-вану от 30 июля 1405 г.: «В последнее время на [торговом] пути из Бянь (Кайфын. — А. Б.) к Хуайхэ и далее к Янцзыцзяну стало пропадать много [товаров]. Люди из охранных гарнизонов моего брата захватывают военные и торговые корабли и, препровождая их в резиденцию вана, самовольно забирают зерно и другие товары. [Так было] не один раз. А в округах и уездах… чиновники [из резиденции вана] производят принудительные закупки (закупки по заниженным ценам. — А. Б.) чайного листа. Местные власти страдают от этого. Это недостойно для родственного удела!» [23, цз. 44, 690–691].
Из другого послания Чжоу-вану явствует, что его подчиненные захватили контроль над всеми торговыми компаниями в уделе [23, цз. 44, 692–693]. В нарушениях в торговле обвинялись и другие ваны [23, цз. 78, 1054]. Правительство протестовало против подобных действий.
Наконец, претензии императорского двора к ванам охватывали некоторые вопросы ритуала. Удельные властители получали выговоры за самочинное присвоение «неподобающих» титулов своей родне, неверное исполнение официальных обрядов, неуважительное отношение к посланцам из столицы и т. д. [23, цз. 86, 1145–1146, цз. 109, 1407, цз. 113, 1437]. На первый взгляд это может показаться мелочью. Но нужно учитывать, что ритуал и обрядность играли существенную роль в официальной жизни того времени. В тех или иных небрежностях в исполнении обрядов, принятии титулов и прочих мелочах могли проявляться претензии ванов к самовозвышению и их негативное отношение ко двору.
Все перечисленные трения и столкновения свидетельствуют о сохранении напряженности между центральным правительством и уделами. Простое количественное накопление взаимных претензий должно было оказывать непосредственное воздействие на отношение императорского двора к ванам в целом. В такой обстановке новое резкое обострение конфликта могло произойти в любой момент. Тот факт, что этого не случилось в течение нескольких лет, говорит об известном терпении центральных властей.
Нежелание правительства идти на дальнейший открытый конфликт с ванами сказалось и в переложении вины за те или иные беззакония в уделах на подчиненных ванам чиновников. Этот прием, дававший воможность обелить самих удельных властителей и сохранить внешне хорошие отношения с ними, после 1406 г. получает все большее распространение [23, цз. 78, 1054, цз. 79, 1061, цз. 86, 1139–1140, цз. 113, 1437]. Двор даже выдвинул своеобразное теоретическое обоснование для подобного рода действий: «Ваны живут в глубинах дворцов. Разве могут они знать о всех делах, творимых [их] приближенными из недостойных людей вне [дворцовых стен]?» [23, цз. 78, 1054]. В связи с этим во многих «наставительных» указах после перечисления нарушений, вызвавших недовольство двора, дается заключение: «Это все дело [рук] подчиненных [вану] людей, не обязательно, чтобы это было намерением [самого] вана» [23, цз. 78, 1054].