Назревание конфликта ускорялось и тем, что императорский двор, несмотря на предпринятые шаги к сближению с уделами, продолжал сохранять определенную настороженность в отношении некоторых из них. Недоверие проявилось прежде всего в принудительном сокращении войск, подчиненных ванам. В ноябре 1402 г. у Цзинь-вана было отобрано 4 тыс. солдат, у Су-вана-один из трех охранных гарнизонов, а в декабре Гу-вану был оставлен лишь один из его четырех охранных гарнизонов [23, цз. 13, 236, 238, цз. 14, 260].
Ли Гуан-би усматривает сдерживающее начало в отношении ванов и в такой мере, как перемещение некоторых из них в новые уделы, предпринятое в самом начале царствования Чжу Ди [130, 34–35]. Действительно, были принудительно переведены в другие резиденции Нин-ван, Ляо-ван, Чжоу-ван, Гу-ван и Минь-ван [33, цз. 5, 62; 23, цз. 13, 247; 130, 35]. Переселение сопровождалось сменой подведомственного вану штата чиновников, а иногда и офицеров. Это нарушало сложившиеся связи того или иного удельного властителя с местной администрацией, населением, войсками. На новом месте вану приходилось заново пускать корни. Отсюда такая мало значащая на первый взгляд мера могла в какой-то степени сдерживать рост сепаратизма в отдельных уделах, и соображения Ли Гуан-би (которые он, кстати, не раскрывает) имеют определенные основания.
Недоверие двора проявилось и в том, какие функции он стремился возложить на начальников резиденций ванов (чжан ши) и на специально назначаемых помощников-наставников (фу дао). В одном из императорских указов говорилось: «[Я] подбираю людей, которые будут помощниками-наставниками [при ванах]… Вы, [отобранные], должны всеми силами помогать [ванам], вести [их] лишь [путем] добродетели и долга… Тогда ваны, [являющиеся] защитой [государства], будут бесконечно счастливы, а вы получите беспредельную славу» [23, цз. 79, 1062]. Задачи, которые возлагались двором на высших чиновников из резиденций в уделах, предельно ясно были поставлены Чжу Ди в беседе с подчиненными Цинь-вана: «Нельзя предоставлять [вану действовать] самому по себе, [нужно] спокойно направлять его, терпеливо втолковывать ему [добро]» [23, цз. 54, 809].
Подобные мероприятия вели к усилению недовольства со стороны ванов, ускоряли развитие конфликта. Его первые проявления сказались уже в 1403 г., когда императорский двор принял меры против Дай-вана и столкнулся с неповиновением Минь-вана.
Поводом для обострения отношений с Дай-ваном послужили неоднократные жалобы из его удела о том, что он»… не имея разрешения императора, причиняет народу беспокойство, не подчиняется [двору] и творит другие [злые] дела» [23, цз. 20 (II), 368]. Отмеченные «беспокойства и неподчинение», как становится ясным из послания Чжу Ди Дай-вану от 28 февраля 1403 г., заключались в произвольном суде, расправе и грабежах, чинимых ваном в его уделе. Император потребовал прекратить это, настаивая на своем праве высшей юрисдикции. Упомянутое послание гласило: «[Мне] стало известно, что мой младший брат самовольно и жестоко [обходился с людьми] и не докладывал [двору] об их преступлениях» [23, цз. 17, 304–305].
Основной смысл послания от 28 февраля сводился к тому, что ван должен «немедленно исправиться». В то же время в тексте содержалась и прямая угроза — напоминание о прошлой опале Дай-вана. Император писал: «[Остается] только [предположить], что [ты] забыл, как во времена Цзяньвэнь был схвачен, заточен и страдал от стыда» [23, цз. 17, 305].
Но это послание не подействовало на Дай-вана. Тайный чиновник, посланный двором на место происшествия, подтвердил чинимые в уделе беззакония [23, цз. 20 (II), 368]. Тогда 8 июня 1403 г. был составлен перечень всех преступлений вана, состоявший из 32 пунктов. Представитель двора должен был предъявить эту бумагу Дай-вану и потребовать раскаяния [23, цз. 20 (II), 368]. Последнему предписывалось явиться для объяснений в столицу [26, цз. 8, 7а]. Но ни прибытия в столицу, ни раскаяния не последовало.
Вслед за тем двор предпринял реальные меры воздействия. 25 июня Дай-ван был отстранен от командования своими войсками. В его распоряжении оставалось лишь 30 офицеров для свиты. Императорский указ об этом сопровождался резкими обвинениями его: «Твое поведение заносчиво, ты хищнически строптив и груб… Нет [для] тебя ни государя, ни старшего брата, [ты] сбился с истинного пути [на путь] измены» [23, цз. 21, 378]. Тон указа наглядно свидетельствует об остроте первой вспышки противоречий между Чжу Ди и ванами.
Одновременно Дай-ван был отстранен от руководства гражданскими чиновниками его резиденции [23, цз. 200, 2086–2087]. Таким образом, ван был практически изолирован от всех дел. Однако на полное разжалование и ликвидацию удела правительство не пошло. В указе от 25 июня вновь предлагалось Дай-вану исправиться и «искупить грехи» [23, цз. 21, 378]. Обращает внимание следующая фраза из упомянутого указа: «Специально посылаю человека призвать тебя перемениться и следовать наставлениям» [23, цз. 21, 378]. Имя в указе не называется. Есть основания предполагать, что этот посланец двора должен был практически заменить опального вана в делах управления уделом.
Через год, летом 1404 г., после специального обсуждения при дворе действий Дай-вана было решено сохранить за ним его титул [23, цз. 32, 573]. Это можно считать частичной реабилитацией. Очевидно, после этого он вновь получил право управлять уделом. Но его отношения с двором долгое время продолжали оставаться натянутыми. Окончательное «прощение» Дай-ван получил лишь в 1418 г.
Минь-ван, разжалованный и сосланный в Юньнань при Чжу Юнь-вэне, еще до официального восстановления в правах удельного властителя (3 февраля 1403 г.) попытался сосредоточить в своих руках власть в данной провинции. Для предотвращения этого двор направил 20 августа 1402 г. в Юньнань военного сановника Юань Юя с широкими полномочиями. Минь-вану предписывалось: «Все дела можно обдумывать и осуществлять вместе с ним (Юань Юем), ведь пограничный удел требует удвоенной мудрости» [23, цз. 10 (II), 168].
Вскоре полномочия Юань Юя перешли к Му Шэну. Минь-ван попытался устранить последнего, обвинив его в подготовке мятежа [16, цз. 12, 873]. Но правительство подтвердило свое Доверие наместнику, призвав его, однако, не обострять отношения с ваном [16, цз. 12, 873; 23, цз. 11, 179–180]. Попытки Минь-вана укрепить свою власть в Юньнани продолжались. Поэтому двор отобрал у него свидетельство на титул [24, цз. 14, 626]. Ему были предъявлены следующие обвинения: «Ныне Минь-ван распоясался в своих поступках. [Он] самовольно захватил удостоверительные печати различных [административных] учреждений, будоражит и вводит в заблуждение сердца народа, подстрекает иноземцев, а также, получив приказ [явиться] на аудиенцию ко двору, не прибыл в столицу» [23, цз. 19, 349].
Однако, как и в случае с Дай-ваном, императорский двор не пошел на полный разрыв с Минь-ваном. Часть его вины была переложена на подчиненных ему чиновников. В результате указом от 15 мая 1403 г. ему было даровано прощение с оговоркой, что это сделано «в обход законов» [23, цз. 19, 348–349]. Через неделю Минь-вану было возвращено отобранное свидетельство на титул [23, цз. 20 (I), 353].
Но отношения Минь-вана с двором продолжали обостряться. 11 октября 1403 г. центральное правительство лишило его командования над тремя «охранными гарнизонами» [23, цз. 23, 428]. Окончательно же он был отстранен от командования всеми войсками, находившимися в его распоряжении, и от управления подведомственным ему штатом гражданских чиновников 4 февраля 1408 г. [23, цз. 75, 1029–1030]. Данное обстоятельство показывает, что конфронтация Минь-вана с правительством не прекращалась и после 1403 г.
Описанные столкновения с Дай-ваном и Минь-ваном происходили на фоне общего обострения отношений императорского двора с ванами. В течение 1403–1405 гг. столичные власти предъявляли различные претензии к Цинь-вану, Цзинь-вану, Нин-вану, Чжоу-вану, Чу-вану и нескольким цзюнь-ванам. Ошибочные, с точки зрения двора, действия многих властителей уделов послужили поводом к появлению обращения к ванам от 18 июня 1405 г. Оно свидетельствует о том, что к лету этого года конфликт между центром и уделами зашел довольно далеко. Обращение, в частности, гласило: «Ныне Дай-ван, Нин-ван, Цинь-ван, Цзинь-ван, Юнсин-ван, Гаопин-ван и Пинъян-ван, не выяснив моих намерений, при малейшем несоответствии наших желаний затаивают в душе недовольство [двором]… Дошло даже до открытого ропота и клеветы. Совершаемое [ими] по наущению злых духов не разумно и не гуманно» [23, цз. 42, 678].
