„У царских ступеней твоих
Рабами пусть будут они.
Шалить-непоседничать станут —
Ты ноги им в сгибе подрежь.
Побег ли замыслят — беда! —
Им печени вырви тогда.
У врат твоих царских они
Рабами пусть будут навек“.
[„Да будут они рабами у порога твоего. Если отстанут от порога твоего, пусть перережут им подколенники. Пусть будут они собственными рабами у порога твоего. Если нерадиво отлучатся от порога твоего, выбрось их вон, вырвав печень“].
А Чилаун-Хайчи также представил Чингис-хану своих двух сыновей, Тунке и Хаши, с такими словами:
„Золотой твой порог
Повели им стеречь.
Золотой твой порог
Коль покинут они,
Смертью лютой казни.
Им широкие врата твои
Повели открывать.
От широких врат твоих
Если б к кому отошли, —
Сердце вырвать вели“.
[„Я отдаю их с тем, чтобы они были стражей у золотого порога твоего. Если отстанут от золотого порога твоего, выбрось их вон, лишив жизни.
Я отдаю их для того, чтоб они поднимали (открывали) для тебя твои широкие двери. Если самовольно уйдут от широких дверей твоих, выбрось их, вырвав сердце (раздавив внутренности?)“].
Чжебке же отдали Хасару. Представляясь Оэлун-эке, Чжебке подарил ей маленького мальчика, Бороула, которого он захватил в Чжуркинских стойбищах (выделено мной. — Т.С.)» [Козин 1941, с. 114–115]. (Монг. «137. saca taicu qoyar-i büte’et qariju irejü jürkin-ü irge gödölgeküi-tür jalayir-un telegetü-bayan-u kö’ün gü’ün-u’acila’un-qayici je[b]ke qurban tede jürkin-tür aju’ui qü’ün-u’a muqali buqa qoyar kö’öd-iyer-iyen a’uljaja ügülerün bosoqa-yin cinu bo’ol boltuqai bosoqa-daca cinu bulji’asu borbi inu hoqtol e’üten-nü cinu emcü bo’ol boltuqai e’üten-nece cinu heyilü’esü eliget anu etkejü getkün ke’ejü ökba cila’un-qayiei tüngge qasi qoyar kö’üd-iyen basa cinggis-qahan-tur a’uljaju ügülerün altan bosoqa cinu sahiju atuqai ke’en ökba bi altan bosoqa-daca cinu anggida odu’asu ami inu tasulju getkün örgen e’üten ergüjü öktügei ke’en ökba bi örgen e’üten-nece cinu ö’ere odu’asu öre inu miderijü getkün ke’eba jebke-yi qasar-a ökba jebke jürkin-ü nuntuq-aca boro’ul neretü ücügen kö’üken-i abeiraju hö’elün-eke-de a’ulcan ökba» [Rachewiltz 1972, p. 59].)
Таким образом, можно говорить о том, что термин богол — это маркер категории лиц, находящихся в подчиненном положении (младший брат) по отношению к лидеру и выполнявших служебные функции (слуга), возможно, даже в наиболее приближенном к господину качестве (нукер). О бедности и бесправности данной категории лиц говорить трудно, выше мы видели, что «раб» Чжебке дарит Оэлун-эке — матери Чингис-хана — плененного им мальчика.
Следующий термин — унаган богол или унгу-богол — наиболее часто упоминается Рашид-ад-дином в тексте «Сборника летописей», причем, прежде всего, по отношению к джалаирам, информация о которых в источниках довольна значительна. Сведения о джалаирах настолько разнообразны и многоплановы, что анализ их может способствовать углублению нашего знания о категории богол.
Прежде всего, стоит напомнить о совпадении одной из функций унаган богол и отоле богол — служба рабами порога. Выше (§ 137) уже упоминались рабы порога — внуки чжалаирского Тергету-Баяна. Джалаиры — это народ, традиционно не относимый к монголам и включенный в монгольскую общность после завоевания. По выражению Рашид-ад-дина, джалаиры — это те, «которых в настоящее время называют монголами» в отличие от тех, «прозвание которых было монголы» [Рашид-ад-дин 1952а, c. 220–221]. Рассматривая подробно все случаи упоминания перехода джалаиров в категорию богол, можно выделить разные контексты. Первый связан с ранним этапом — периодом Кайду-хана[59]. Тогда джалаиры, убегая от китайцев, которые устроили им бойню, убили Мунулун, жену Дутум-Мэнэна. «И по этой причине некоторых из них убили, а часть других стала пленниками и рабами (здесь и ниже выделено мной. — Т.С.) второго сына Дутум-Мэнэна, Кайду-хана и его детей и родственников; [эти пленники и рабы], переходя по наследству от предка к предку, дошли в конце концов до Чингиз-хана; вследствие этого то племя было его унгу-боголом. Во времена [Чингиз-хана] и его рода [многие из них] стали эмирами, людьми почитаемыми и уважаемыми» [Рашид-ад-дин 1952а, c. 92–93]. Здесь отмечается превращение джалаиров в богол правящего монгольского рода и сохранения их в этом качестве в течение нескольких поколений через наследование власти родом и лидером.
Другое упоминание этого термина связано с одним из представителей джалаиров, которые и так будто бы являлись боголами. Из джалаиров Илукэ, сына Кадана, бывшего в свите Чингис-хана, последний «отдал вместе с войском своему сыну Угедей-каану (здесь и ниже выделено мной. — Т.С.), так как он был дядькою [атабеком] последнего во время его детства и имел о нем отеческое попечение. Во время Угедей-каана [Илукэ] [был] почитаем и [был] уважаемым [старцем] и эмиром войска. Рассказывают, что отец эмира Аргуна в дни голода и нужды продал [будущего] эмира Аргуна за одно бедро говядины Кадану, который был отцом Илукэ-нойона. Когда [Кадан] отдал одного из своих сыновей Угедей-каану в [его] ночную охрану (кабтаули — слово является транскрипцией монгольского кэбтэул — этим словом обозначался отряд в 80 человек ночной Чингизовой стражи… термин значит „ночная охрана, ночной дозор“. — Прим. пер.), то тому сыну он дал в качестве дружинника эмира Аргуна. [Аргун] был его рабом и слугою. Так как Аргун был расторопным, знающим дело, красноречивым и умным человеком, то его дела быстро пошли вверх и он вышел из степени равных и подобных себе» [Рашид-ад-дин 1952а, c. 95].
В этом отрывке можно выделить несколько интересных моментов: джалаир Илукэ (богол по определению) выполнял довольно ответственную службу — был дядькой Угэдэя и состоял в должности военачальника; его отец Кадан был владельцем некоего Аргуна, купленного за бедро говядины (богол — владелец богола); сын Кадана становится хэбтэулом у Угэдэя (тоже довольно почетная должность); этот его сын (тоже богол как представитель джалаиров) получает в дар этого Аргуна в качестве слуги и раба; при этом Аргун называется дружинником (нукером) и эмиром сына Кадана[60].
Уже Г.Е. Марков обратил внимание на то, что «все сообщения источников, на которые ссылается Б.Я. Владимирцов, пытаясь доказать, что отношения унаган-богол имели характер вассалитета, — все эти сообщения либо вообще не связаны с этим институтом, либо касаются не целого слоя общества, а отдельных лиц… Также неубедительна ссылка на свидетельство „Сокровенного сказания“ о легендарной традиции отношений унаган-богол племени джалаир по отношению к племенному подразделению борджигин (если, конечно, эта легенда не была соответственно обработана уже после возникновения Монгольской империи для возвеличивания предков Чингиз-хана). Б.Я. Владимирцов относит к числу унаган-богол и одного из членов этого племени — Джочи Дармала. Последний кочевал отдельным стойбищем, с табунами коней, по поводу которых Б.Я. Владимирцов без какого-либо основания высказывает предположение, что они могли быть собственностью Чингиза. Сообщаемые в легенде сведения никак не соответствуют тому, что Б.Я. Владимирцов вкладывает в понятие унаган-богол» [Марков 1976, с. 65].