Священник пытается бежать, и его убивают выстрелом в спину, то ли случайно, то ли для устранения любых свидетелей. Я вырываю пистолет из рук Адриана и направляю его на мужчин, которые только что вошли в комнату. Я стреляю в притворяющегося похитителя прямо перед тем, как он успевает выстрелить в Грету.

Другой мужчина рычит и направляет на меня пистолет, нажимая на спусковой крючок, прежде чем я успеваю направить на него свой пистолет.

Я слышу крик Елены одновременно с выстрелом. Она врезается в меня, отбрасывая назад. Мое больное колено подгибается подо мной, и мы оба падаем. Только когда я пытаюсь оттолкнуть ее от себя, чувствую, какой безвольной она стала, я понимаю, что в нее попали.

Родион ранен в плечо, и падает еще один солдат Енина, водитель с детским лицом по имени Тимур. Я понимаю, что Джейс отстреливается, и Данте тоже. Они не были настолько глупы, чтобы прийти безоружными, как я.

Но Данте сам пострадал. Он, спотыкаясь, приближается к триптиху, из ноги и руки у него течет кровь.

Зарычав, Енин пытается выстрелить Данте в спину. Слишком поздно, Данте уперся в массивный деревянный триптих и толкает его изо всех сил. Со сдавленным ревом Данте удается перевернуть его. Он падает на сиденья с тошнотворной силой. Он, должно быть, весит две тысячи фунтов, как падающий фасад дома, любой, кто окажется под ним, будет раздавлен.

Стрельба прекращается, когда все разбегаются.

Я хватаю безвольное тело Елены и перекидываю ее через плечо. Камилла тащит Неро, ее зубы оскалены, а сухожилия выступают на шее. Данте схватил Грету, которая единственная кажется невредимой.

Триптих падает с оглушительным звуком, похожим на взрыв бомбы, деревянные осколки разлетаются во все стороны. Я не знаю, задел он русских или нет, потому что нет времени оглядываться назад. Мы выбегаем из задней части собора, Данте хромает на раненую ногу, но все еще помогает Камилле поддерживать истекающее кровью тело Неро, я пытаюсь не споткнуться о длинный шлейф платья Елены, свисающий с моего плеча.

В затемненной апсиде я слышу топот шагов за нами.

Я оборачиваюсь, пистолет Адриана все еще зажат в моей руке. Я едва могу видеть, и мой палец конвульсивно дергается на спусковом крючке. Прямо перед тем, как выстрелить, я понимаю, что это всего лишь Джейс.

— Не жди меня или чего-то еще! — он тяжело дышит, сильно разгневанный.

У меня нет слов, чтобы ответить ему.

Я просто снова разворачиваюсь и убегаю из церкви, оставляя тело моего отца позади.

Я просыпаюсь, замерзшая и окоченевшая, в темной комнате.

Здесь пахнет сыростью и немного дизелем.

Когда я пытаюсь пошевелиться, я слышу звон металла и шелест ткани. Все мое тело кажется тяжелым и ноющим, пульсирующая боль, кажется, распространяется от левого плеча до самых пальцев ног.

Моя голова тяжелая. Кажется, я не могу понять, что, черт возьми, происходит.

И тогда все начинает возвращаться ко мне.

Себастьян, стоящий у алтаря, выглядит самым красивым в этом идеально сидящем костюме.

Его семья, расположившаяся на высоких стульях с высокими спинками, выглядит довольной и выжидающей.

А потом мой отец и его люди. Он привел Родиона, Тимура, Вейла и Кадира. Кроме Родиона, bratoks технически были родственниками, Вейл приходится мне дядей, а Тимур и Кадир — дальними кузенами. И все же было странно, что моя сторона на свадебной вечеринке смотрела на нас так холодно, без всякого намека на счастье. Всего лишь своего рода жесткое ожидание.

Затем был Адриан, который выглядел самым странным из всех. Я продолжала думать о том, каким он был бледным, и желала, чтобы он посмотрел мне в глаза и одарил одной из своих непочтительных улыбок, чтобы дать мне понять, что он не воспринимает все это слишком серьезно. Я никогда не видела, чтобы он стоял в церкви, ни разу не закатив глаза или не подмигнув мне, когда священник продолжал монотонно бубнить.

По крайней мере, я думала, что он обнимет меня утром и скажет, что любит меня. Что он будет скучать по мне, но он надеется, что я буду счастлива с Себастьяном.

Он ничего этого не сделал. Когда я рано утром зашла в его комнату, чтобы попытаться поговорить с ним, его кровать была пуста. Обычно требуется духовой оркестр, чтобы разбудить его.

Я почувствовала укол беспокойства, но сказала себе, что это ерунда. Я пыталась смотреть только на Себастьяна, на его красивое лицо и взволнованное выражение. Я посмотрела на его рост, широкую грудь и атмосферу абсолютной уверенности и сказала себе: — Себ защитит меня. Его семья защитит меня. Как только мы поженимся, ничто не сможет причинить нам боль.

Затем, наконец, церемония закончилась, мы стали мужем и женой с кольцами на пальцах, и он поцеловал меня… Самым теплым и счастливым поцелуем в моей жизни…

И затем…

Все обернулось кровью, ужасом и страданиями.

Тот идеальный момент разбился вдребезги, как стекло, расколовшись на тысячу осколков, которые, падая, порезали каждую частичку меня.

Мой отец предал Галло. Он также предал меня.

И мой брат пытался убить человека, которого я люблю.

Он приставил пистолет к голове Себастьяна. Он попытался нажать на курок.

И остальные из них…

Я не знаю, сколько погибло.

Моя рука взлетает ко рту, когда я понимаю, что я даже не знаю, жив ли Себастьян. Последнее, что я помню, это мой дядя Вейл, наставляющий пистолет на моего мужа, и я, прыгающая между ними…

Я прикасаюсь к своему плечу, которое настолько затекло и ноет, что кажется каменным. Снова я слышу этот звенящий звук, который преследует меня при каждом движении.

Я чувствую, как толстая повязка обматывает мою грудь от плеча до спины. А также изодранные и грязные остатки моего свадебного платья. И затем я вижу вокруг моих запястий и лодыжек… наручники. Железные браслеты, прикрепленные к цепям.

Я снова поднимаю запястье, дергая.

У меня ограниченная подвижность, потому что эти цепи, по-видимому, прикручены болтами.

Я издаю тихий стон. Это звучит очень жалко в этом темном, унылом пространстве.

Я понятия не имею, кто посадил меня в это подземелье и приковал к стене. Я не знаю, где я, если я вообще все еще в Чикаго. Я едва вижу комнату, в которой нахожусь, я чувствую, как стены смыкаются вокруг меня.

Все, что я знаю наверняка, это то, что я сижу на матрасе, укрыв ноги единственным тонким одеялом.

Я все еще в свадебном платье, но тиары, в которой я была, той, что принадлежала моей матери, больше нет. Как и моих туфель.

Я лихорадочно нащупываю свою левую руку правой.

По крайней мере, мое кольцо все еще на месте. Я касаюсь этого маленького обруча с прекрасным бриллиантом, крутя его на пальце.

Я не знаю, что бы я делала, если бы потеряла и это тоже.

Мне хочется плакать, но я не позволю себе этого.

Я не знаю, кто мог смотреть или слушать.

Поэтому вместо этого я сворачиваюсь в клубок, чувствуя непрекращающуюся пульсацию в плече и вопреки всему надеясь, что Себастьян все еще жив.

Я не знаю, сколько я лежала в темноте.

Я знаю, что несколько раз засыпала и мне очень хотелось пить.

Наконец, после того, что кажется вечностью, дверь со скрипом открывается и загорается свет.

Я сажусь на матрасе, моргая от слепящего света.

В дверях стоит фигура, которую я узнаю сразу: мой высокий, сильный, неизмеримо красивый муж.

Я пытаюсь вскочить на ноги, чтобы подбежать к нему, но цепи сковывают меня, и ноги подкашиваются подо мной. Я чувствую острую боль в плече и сильную волну тошноты, которая заставляет меня тяжело опуститься на матрас.