— Не совершай ошибку, думая, что Енин станет нашим сотрудником, — говорит папа. — Если ты думаешь, что можешь довериться ему, что он будет доволен нашими объедками… ты недооценил его.

— Я все это знаю! — говорю я папе, не в силах сдержать свое разочарование. — Я знаю, чем рискую. Но это то, чего я хочу, папа. Я хочу Елену.

Между нами наступает еще одно долгое молчание. На этот раз я не нарушаю его. Я жду. Жду, убедил ли я его.

— Хорошо, — наконец говорит мой отец. — Назначь встречу.

Алексей Енин согласен прийти в ресторан "Якорь", который широко известен, как нейтральная территория для гангстеров Чикаго.

Почти три года назад мой отец сидел напротив Фергуса Гриффина за этим же столом, чтобы обсудить условия брака Аиды с Каллумом.

Я не присутствовал на той встрече. Сейчас я сижу рядом со своим отцом, которого сопровождают Неро и Джейс, который, может быть, и не итальянец, но которому можно доверить столь деликатную встречу, как эта.

Неро эта идея нравится даже меньше, чем папе. Он напряжен и неулыбчив в своем кресле, его прищуренные глаза устремлены на Алексея Енина.

Алексей привел с собой троих своих людей: своего сына Адриана, молчаливого силовика по имени Родион Абдулов, которого, как я знаю, Елена презирает, и третьего солдата, которого он представляет, как Тимура Чернышевского.

Мы все согласились прийти безоружными, но я знаю, что у Неро, по крайней мере, при себе ножи, а у меня в куртке спрятан пистолет. Я уверен, что русские поступили также. Если бы мы намеревались соблюдать это конкретное правило, мы бы встретились вместо этого в бане.

Елены здесь нет. Я надеялся, что Алексей приведет ее. Интересно, сидит ли она сейчас дома, измученная нервами и молится, чтобы все прошло гладко.

Между нашими двумя группами воцаряется молчание, пока Енин и мой отец рассматривают друг друга.

Первым говорит папа.

— Спасибо, что пришли встретиться с нами сегодня, — вежливо говорит он. — Как я уверен, вы знаете, наши дети стремятся заключить союз. У Итальянцев и Братвы была непростая история в Чикаго. Но с каждым новым поколением появляется возможность начать все сначала.

— Кто может встать на пути юной любви, — говорит Алексей с веселым блеском в бледно-голубых глазах. — Вода пробьет камень, если дать ей достаточно времени. Моя дочь — эта вода, разъедающая меня.

Мой желудок сжимается. Мне не нравится, как Алексей говорит о Елене. Он ведет себя так, как будто она избалованная принцесса мафии. Как будто он жесткий человек, единственное слабое место которого — его дочь. Я не верю в это ни на секунду. Елена — не папина дочка, а Енин — не снисходительный отец.

— Мы все хотим счастья для наших детей, — говорит папа. — И мы хотим безопасности для их детей. Я верю, что может быть достигнуто соглашение о территории и правах, которое принесет пользу всем нам.

— Это и мое желание тоже, — говорит Енин.

Пока он говорит, я смотрю на его людей, а также на самого Енина. Наблюдаю, не выдает ли что-нибудь в их выражениях, в словах Енина.

Хотя Адриан был таким сердечным при нашей первой встрече, сегодня он выглядит раздраженным. Он не встречается со мной взглядом, но хмуро смотрит в столешницу. Возможно, он недоволен мыслью о «потере» своей сестры. Я знаю, насколько они близки.

Выражение лица Родиона невозможно прочесть. Он держит челюсти плотно сжатыми, вероятно, потому что он практически немой, и поэтому не очень часто открывает рот. Елена рассказала мне, что его бывший босс отрезал ему язык. Возможно, ему ненавистна сама мысль о том, что кто-то увидит эту унизительную травму.

Тимур выглядит нервным и дерганым. Он самый молодой из русских, с гладким лицом и стройным телосложением. Он продолжает смотреть через стол на Неро, а затем снова опускает глаза, напуганный яростным взглядом Неро.

Папе и Енину требуется больше часа, чтобы выработать точные условия соглашения. Они спорят о некоторых деталях, но в целом Енин на удивление податлив к условиям.

Единственный пункт, по которому он не сдвигается с места, это то, что он настаивает на том, чтобы свадьба состоялась немедленно.

Он смотрит на меня своими холодными голубыми глазами через стол, на его лице нет улыбки.

— Вы можете считать нас старомодными, — говорит он, — но чистота наших дочерей имеет высокую ценность для Братвы. Если бы кто-то лишил мою дочь добродетели… а затем оставил ее оскверненной, без мужа… это было бы тяжким оскорблением.

Он смотрит на меня с холодным гневом, который убеждает меня, что он знает, что я лишил девственности его дочь. Подразумевается, что он простит мне недостаток терпения, если я немедленно исправлю проступок.

Папа смотрит на меня, приподняв бровь. Мы с Еленой встречаемся всего два месяца.

Мне все равно. Я знаю, кто она. И я знаю, чего я хочу.

Я киваю головой.

— Давайте назначим дату, — говорю я.

Неро делает две копии официального контракта. Его почерк быстрый и наклонный, но удивительно разборчивый. Он оставляет внизу место для подписи Енина и моего отца.

Каждый из них пишет свои имена дважды: один раз на экземпляре моего отца, один раз на экземпляре Енина. Затем Неро вручает моему отцу свой нож, и папа разрезает подушечку большого пальца острым, как бритва, лезвием. Он прижимает свой отпечаток большого пальца к нижней части обеих страниц.

Енин делает тоже самое, разрезая свою плоть, не дрогнув. Он оставляет свои метки прямо рядом с папиными.

Это клятва на крови — традиция, более древняя, чем итальянская мафия или братва. Это наше самое торжественное обещание. Теперь мы союзники, и мы с Еленой поженимся, без возможности отступить.

Я не испытываю чувства страха, когда добавляю свои собственные отпечатки и подписи.

На самом деле, я переполнен триумфом.

Елена моя.

Как только папа выходит из бронированной машины, я вижу контракт в его руке, свернутый и запечатанный его кольцом. Мое сердце дико трепещет. Он заключил сделку с Галло.

Я не могу в это поверить.

Я знала, что он собирался встретиться с ними, но я не верила, что он действительно согласится на союз. Я была уверена, что произойдет что-то, из-за чего все это взлетит на воздух.

Но есть доказательства, ясные и неопровержимые. Это не было устным соглашением, он заключил договор на крови.

Я наверху, в своей комнате, смотрю вниз из окна. Я обдумываю, должна ли я сбегать, чтобы поблагодарить его, или мне следует на некоторое время держаться подальше. Он может быть в отвратительном настроении, в зависимости от того, насколько хорошо прошли переговоры.

Даже при самых благоприятных обстоятельствах я не могу представить, что он в восторге от этого. Галло могли бы предложить ему свои самые щедрые условия, и он все равно чувствовал бы себя подчиненным, вынужденным отдавать дань уважения трону. Он хотел мести, а не капитуляции.

Адриан выглядит не менее раздраженным, направляясь к дому, засунув руки в карманы брюк. Я ожидаю, что он поднимется в мою комнату, чтобы поговорить со мной, но вместо этого он исчезает в кабинете нашего отца на несколько часов вместе с Родионом. Я уверена, что они обсуждают детали того, как будет работать этот новый контракт.

Я беру телефон, чтобы позвонить Себастьяну, замечая, что у меня уже есть сообщения от него.

Это сработало, он пишет. Приходи ко мне сегодня вечером.

Я сжимаю мой телефон почти ломая, дрожа от возбуждения.

Я хочу… Я пишу. Мой отец, возможно, не в лучшем настроении…