— Передай всё это Рыцарю, — отвечаю я ей. — Когда явится. Как я понимаю, ты давно недолюбливаешь Охоту?

Лиса заметно тушуется. Вода под мостом издает сильный всплеск. «Водится ли в ней рыба?» — настороженно думаю я.

— Ты бы мог выбрать двух или трёх, — подлаивает лиса, мелко нарезая круги вокруг нас. — Или обратиться к яблоне, но вновь сделал не… слишком быстрый выбор.

— Я помогу тебе выдержать многое, — мягко сказал Плантагин. — Без стона и прихотей.

Я хотел ответить, но споткнулся.

Мне повезло, по крайней, мере в этот раз. Я оказался на бабушкином диване, правда, с размаху и головой вперед, но дерматиновая твердыня всё-таки получше жесткого пола.

Бабушка откручивала и закручивала крышку термоса. Напротив меня сидела Вакса и рассматривала бабушку маленькими злыми глазами — кошку страшно раздражал скрип крышки, но мяукать она не смела.

— Вы надеетесь добыть огонь? — спросил я и сел на диване. — Трением?

— Маю надежду, — сказала бабушка, — добыть уже успех. Как тебе девять трав?

— Успех был только с подорожником, — констатировал я, осторожно помахивая замерзшими после возвращения с моста руками. Бабушка поставила термос на стол и подошла ко мне, кошка шевельнула ушками готовая улыбнуться.

— Вигилия настала, — сказала бабушка. — Наше дело ждать. Что бы ни стало — не будь смутный.

Она погладила меня по щеке и сказала:

— Без стона и прихотей.

В печке оглушительно треснул кусочек угля.

Бабушка открыла дверь в кухню.

Тётя Женя увлечёно встряхивала баночку майонеза, в тарелке громоздилась любимая мною «Салата панская» — по словам тётки, «бравшая не менее банки».

«Весна» с явным отвращением показывала страницы «Голубых огоньков» и не одобряла треском Пьеху. Напротив, через стол, сидела Неля и тщательно примеряясь, срезала нагар с фитиля в Ангельской свече. Пламя почти тонуло в синеватой дымке.

— В доме дух… — мельком подумал я.

— Неличка, — сказала бабушка за моей спиной, — мое золотко! И ты тутай? Матер Долороза…

— И вам, бабушка, здравствуйте, — с достоинством сказала Неля, в последний раз щёлкнув ножницами. — Компот у вас получился вкуснейший. Христос Рождается!

Бабушка совершила круг по кухне.

— Славим Его… — сказала она и включила воду.

Тётя Женя добросовестно вымешивала «салату», восхищаясь «неплеснявым» майонезом. Я осторожно похромал за курткой, подмышкой у меня был свёрток с тапками, избавиться от праха, я предполагал в коридоре. Было слышно, как Витя с кем-то разговаривает в нашей комнате. Неля поднялась со стула и, ритуально постучав по скрежещущей Кобзоном «Весне», заметила:

— Столько наготовили! Кого вы ждали, бабушка?

— Вышло, что тебя, — рассмеялась бабушка.

«Весна» показала нам некую певицу, без звука.

— А как вы знали… — начала было Неля, смутилась и махнула рукой.

— То такое, не пропадёт. Истинный труд — благословение, — прополоскав нечто невидимое в раковине, сказала бабушка. — Знаешь, кто находит работу линуху?…

— Знаю. Не скажу, — лукаво заметила Неля и отбросила волосы на спину, — идёмте смотреть на небо, — сказала она. — Так уже есть хочется.

— Да-да, — сказала тётя Женя, — живот просто подвело. А где вы взяли такой майонез? Он не кислый и не течёт, и резиной не пахнет. Так странно, — и она передвинула в центр стола здоровые гранёные стеклянные миски с салатом.

— До звезды! — обронила неизвестно как оказавшаяся у меня перед носом бабушка, и все мы: Витя в батнике и школьном пиджаке, я в тёти-Жениной кожанке — «…чёрная, 180 рублей, куплена в горах, в груди жмет, но носить можно…», Неля, прихватившая бабушкин плед в клеточку, тётя Женя в Нелиной куртке, бабушка безо всяких курток, но в беретке — оказались в передней. Случился шум. У двери прыгала Вакса, безуспешно пытаясь повиснуть на ручке. От скверности характера Вакса на дверь рычала.

— Старая ты уже, — безоговорочно сказал я ей. — И глупая.

Кошка повернулась ко мне спиной и сделала шерстью на хребте волну, безусловно означавшую презрение.

— Лесик, — высморкалась тётя Женя, — открывай дверь и не морочь голову… Я есть хочу.

— А не то вы начнете дуть? — спросил я. Витя льстиво хихикнул.

— Так, ну ты, Ниф-Ниф… — вступила в бой кузина. — Не валандайся там!

Бабушка поправила берет и ткнула меня в спину, я взялся за медную дверную ручку, оглянулся; бабушка смотрела мне под ноги, и лицо её становилось все пасмурнее и пасмурнее. На кухне «Весна» кашлянула помехами и пропела: «У неё корова Му… и марабу».

— «Секрет…» — томно проворковала Неля. — Открывайте скорее дверь!

В этот момент раздался звонок.

— Печатка! — сказала бабушка и стукнула кулаком о ладонь. — Лесик, на Бога, где есть печатка? Где?!

— Мама!!! — рявкнула тётя Женя. — Какие перчатки? На улицу и за стол!!

— Они целый вечер как два чукчи, — доверительно сообщил Витя сестре и та раздражённо сдунула с лица прядь волос.

Кто-то за дверью позвонил ещё раз — нетерпеливо и… очень характерно — два длинных и один короткий. Бабушка недоверчиво кашлянула и кивнула подбородком в сторону двери. Я дотронулся обеими ладонями до хлипкой преграды. Внизу хрипло мяукнула Вакса.

Вдох… выдох — узнать, кто стоит за дверью, так и не удалось. Все окутывал тёмный, подозрительно знакомый туман. Звонок, два длинный и один короткий, протренькал ещё раз.

— Мама!!! — раздалось из-за двери. — Ты что там, умерла?!

Я повернул ручку и дверь открылась, мы все высыпали на галерейку.

На ней разливался зыбкий свет из окон нашей и соседских кухонь. Мне стало жарко и неприятно. Я попятился и наступил кому-то на ногу. На балконе, обдуваемые ветрами декабря, стояли два охотника — с копьями, в шапках с маленьким рогами и огромных масках; один из них — потолще, пошуршал доспехами, снял с лица зловещую маску и удивительно знакомым голосом сказал:

— Что это вы все сюда поналазили? — и стукнул о перила сложенными в чехол лыжами.

— Страхи на вру́бли[123]!!! — несколько хрипло сказала ошарашенная бабушка. — Вечер добрый, Зонечка. Так можно и поймать переляк, — обратилась она ко мне и кашлянула в кулачок.

— Христос рождается! — из глубин пледа протянула Неля, и все мы нестройным хором сказали: «Славим Его!»

— Я вижу там звезду! — крикнул Витя. — Скорее кушать!

— Так наф и не приглашят войти? — сказал второй «охотник», снимая перчатки и рогатую шапочку. У меня отлегло от сердца, такой надменный шепелявый голосок не мог принадлежать Ночи Дымов. Так говорила моя сестра Яна.

Незаметно я перебросил пакет с заплесневевшими тапками через перила — во двор.

— Про́шу, про́шу, — расшаркалась бабушка. — Гость благословьонный!!!

И мы гурьбой вошли в переднюю, тётя Зоня в темноте пнула Ваксу.

— Неужели, мама, это обязательно, — прорычала она. — Животное в доме?!

— Хлева у меня нет, — царственно обронила бабушка и ринулась в кухню, к пеналу.