Я специально изучил карту острова Антигуа перед тем, как проложить туда курс. Сперва я даже подумал, что художник просто поставил кляксу на пергаменте, но нет, это у Антигуа была такая береговая линия, ломаная и изрезанная. Как амёба, вытягивающая во все стороны свои ложноножки. Самое то, чтобы прятаться там от патрулей, вражеских судов и вообще лишних глаз. Место крайне удобное, чтобы сделать одну из тамошних бухт своей базой.

Но первым делом я собирался не рыскать по бухтам и пляжам в поисках его бригантины, а наведаться в какой-нибудь тамошний порт. Оценить обстановку, поспрашивать у местных. Наверняка там найдутся знакомые этого Гилберта. Конечно, было опасно снова идти в английское поселение, особенно, помня «Йоркшир» и его тёплый приём на Багамах, но в этот раз я думал оставить шхуну где-нибудь подальше, а до города пройтись пешком. Я и сам понимал, что это затея сомнительная, но всё равно держал этот план в качестве основного.

Вечером я на всякий случай решил посоветоваться с командой, чтобы не наломать дров снова, и постучал в дверь кают-компании.

— Кто? — рявкнул Клешня из-за двери.

— Капитан, — ответил я с той же интонацией, что и он.

— А, кэп, заходите! — воскликнул Клешня.

Я вошёл, окидывая быстрым взглядом тесную кают-компанию. Шон спал в гамаке, который покачивался, как детская колыбелька, боцман что-то вырезал ножиком из маленького деревянного чурбачка, Клешня копался в своём рундуке. Я прошёл и уселся за стол, краем глаза пытаясь разглядеть, что же такое вырезает боцман.

— Хотели чего, кэп? — спросил старик.

— Ну, вроде того, — признался я. — Пару советов испросить.

— Морскую воду не пей, пули отливай себе сам, шлюхам вперёд не плати, — оттарабанил Клешня.

— Ха-ха, — произнёс я. — Я ведь серьёзно.

— Я тоже, — хмыкнул Клешня.

— Думаю я на Антигуа где-нибудь схорониться в бухте, а до порта пешочком дойти, там поспрашивать местных, — сказал я. — Что думаете?

— Ты капитан, тебе решать, — пожал плечами Клешня.

— А ты же по-английски хорошо болтаешь? Отбрехаешься уж как-нибудь, — сказал Гайенн. — А то, что кораблик где-то на якорь ставить, то дело опасное весьма.

— У нас вся жизнь — опасность, — сказал я.

— Так оно. Но я бы лучше шхуну в открытое море увёл, а потом в назначенное время обратно пришёл, — сказал боцман.

Я почесал щетину на подбородке, крепко задумываясь над его словами. Вопрос доверия. Моего доверия к команде и офицерам и наоборот. Я ещё не выжил из ума, чтобы слепо доверять полусотне пиратов, большинство из которых толком и не видело меня в деле. Но и рыскать вокруг Антигуа в бесплодных попытках отыскать бригантину Гилберта, полагаясь на одну только удачу, я тоже считал бессмысленным. Тем более, что в Сент-Джонсе базируется английский флот, и «Орион» рано или поздно привлечёт их внимание.

— Не бзди, капитан, — вдруг раздался голос моего первого помощника из глубины гамака. — Разве я тебя в переделке брошу?

Я коротко хохотнул в ответ. Раньше я бы с уверенностью дал однозначный ответ, теперь такую роскошь я себе позволить не мог.

— Ну, охота тебе башку в нужник сунуть, кто мы такие, чтобы тебя останавливать? Ты же всё равно пойдёшь и сунешь, — сказал Шон.

— Хорошо ты меня знаешь, — хмыкнул я. — Сент-Джонс, значит, нужник?

— Конечно! Знаешь, сколько там этих англичан вонючих? Как есть, нужник! Я ж был там, — он приподнялся в гамаке, лёг поудобнее, закинув руки за голову, чтобы видеть нас.

— Да, припоминаю, ты говорил, — сказал я.

— А я не рассказывал, как на острова попал? — спросил Шон. — Ну, даже если рассказывал, парни не знают, послушают.

— Мне рассказывал, — поднял искалеченную руку Клешня.

— Ничего, послушаешь ещё. Меня, значит-с, на острова-то из Бристоля отправили, каторжником. На Сент-Китс, — уставившись в потолок, произнёс Шон. — Убил я там, в Бристоле, одного мерзавца. За дело убил, за старое. Ещё времён восстания.

— Какого восстания? — хмыкнул я.

— А, ну ты, наверное, и не слыхал в своей Московии, это лет двадцать тому было. Мы, ирландцы, саксов этих погнали вон с нашей земли. А потом Кромвель пришёл с войском, гори он в аду, собака. Пришёл, и уже нас с нашей земли погнали, — продолжил Шон каким-то странным, надтреснутым голосом. — Я-то ещё молодой был совсем. А вот папка мой, дядья, братья старшие, все полегли...

Он замолчал, повисла тишина, настолько глухая, что до нас доносились даже крики чаек и скрип такелажа снаружи.

— Вот я должок-то и вернул, да... А меня за то осудили на каторгу и сюда, на Сент-Китс, — протянул Шон. — Оттуда бежал, значит, почти как мы с тобой, ещё с парой земляков, поразбойничали недолго, а что ещё делать? Попался потом, продали на Антигуа.

Он снова замолчал.

— Дай-ка попить, Жак, — вдруг сказал он.

Клешня протянул ему початую бутылку вина, и Шон присосался к ней, как младенец к материнской титьке. А я вдруг понял, что впервые слышу имя Клешни.

— Вот меня там как беглого и заклеймили. Уши обрезали, ноздри вырвали. А ты думал? Я ведь раньше первый красавчик был. А кто заклеймил? Англичане, — заявил Шон. — Ей богу, с неграми так не обращаются, как с добрыми христианами.

— Да уж, — только и сумел выдавить я.

— Вот и понимай, с кем дело хочешь иметь, — менторским тоном добавил Шон. — И Сент-Джонс этот, чтоб ты понимал, дыра вонючая. Но я тебя отговаривать не буду, бесполезно это.

Я протянул руку за вином, выпил прямо из горла. Скверная история. А ещё более скверно было то, что я слышал её впервые. И я ещё называл Шона своим другом, совершенно ничего про него не зная. Мне стало стыдно. Но теперь я хотя бы лучше его понимал, и даже понимал его неприязнь к Губернатору и всем англичанам вообще, хоть я и не разделял подобное чувство.

— Да, помотала тебя жизнь, дружище, — протянул я.

Шон только вздохнул в ответ. Тоскливое, неприятное чувство так и свербило в груди. Но отступать от своего первоначального плана я всё равно не хотел.

— Я всё равно на Антигуа пойду. Ну, вы знаете, — сказал я. — Тогда сделаем так. Высадите меня в Хансон Бэй, я Губернатора с собой возьму, на всякий случай.

— Не брал бы ты его. Он мать родную продаст и не поморщится, — скривился Шон.

— Я ему обещал. Не продаст, я его спас всё-таки, — сказал я. — Оттуда мы в Сент-Джонс, там денёк побудем, а к ночи обратно. В полночь подойдёте в бухту, если будут два костра гореть, то это я. Четыре дня закладываю, на всякий случай. Если и потом не появлюсь, выбирайте нового капитана, а за меня свечку в церкви поставьте. А если вы не появитесь, я вас найду. И убью.

К вечеру зелёные холмы Антигуа как раз выплыли из тумана. Мы шли без флагов и других опознавательных знаков, тихо подкрадываясь к отмели, а я готовился к высадке. Переоделся обычным матросом, вместо палаша взял обычный катласс, вместо перевязи и дорогих пистолей взял мушкетон, всего один, но зато стреляющий дробью. Я не хотел драться и устраивать перестрелки, но безоружного человека здесь даже не станут слушать.

Губернатор, завидев поросшие зелёным кустарником берега, не мог усидеть на месте от возбуждения, а уж когда я сказал ему, что мы идём на берег вдвоём, то он едва не разрыдался от счастья и даже полез обниматься к тем, кто стоял ближе всех к нему. Ближним оказался Адула, и он такого порыва чувств не оценил. Адула грубо пихнул Гривза, схватил за воротник и замахнулся, чтобы ударить, но я вовремя его остановил.

Хансон Бэй сплошь состояла из отмелей и мелководья, так что нам снова пришлось бросать лот и идти аккуратно, вымеряя глубину едва ли не каждый шаг. Но берег здесь был пустым, ни единого хутора или даже хижины не было видно, на песчаные пляжи, казалось, и вовсе не ступала нога человека. Хотя по карте отсюда до Сент-Джонса идти километров пять, и было довольно странно видеть необжитое место так близко от поселения.

Мы подошли к берегу так близко, как только смогли. Матросы начали спускать шлюпку, а я окинул команду суровым взглядом.