Кают-компания встретила нас приветственными возгласами, запахом жареного гуся и тонким ароматом бургундского. Народа было немного, Шон, который меня и позвал, Клешня, Адула и Оливье Гайенн. Я даже немного удивился тому, что Адула сидит за одним столом с нами, но негр фактически командовал абордажниками, и весьма неплохо справлялся со своими обязанностями.

Массовые пьянки в тавернах вместе со всей командой это хорошо, но и посидеть в небольшой компании с уважаемыми людьми — тоже неплохо.

— Проходите, кэп, — произнёс боцман, отодвигая для меня один из табуретов.

Ещё одно неписаное правило. На корабле капитан не заходит к офицерам без приглашения. Вообще, это из военно-морского флота, но и на пиратских судах бывало, да и просто по-человечески офицеров можно было понять. Должно же быть место на корабле, где можно спокойно отдохнуть от командирского взора. Технически-то мы все были равны, и капитан, и распоследний юнга, но на практике всё равно некоторые были равнее.

Клешня с небывалой ловкостью разлил вино по стаканам и поставил пустую бутылку под стол.

— За добычу! Прошлую и будущую! — произнёс Шон.

— И чтобы она не кончалась, — добавил Гайенн.

Чокнулись, выпили. Бургундское, которым вообще-то следовало наслаждаться понемногу, смаковать каждый глоток, пролетело внутрь, будто дешёвый кагор из ближайшего алкомаркета. Красное вино, как и положено, закусили мясом, которое тоже затрофеили на захваченной «Лилии», а зажарили уже на нашем камбузе.

Гусь, истекающий жиром и соком, возлежал на красивом серебряном блюде в окружении каких-то овощей.

— Кто готовил? — спросил я, отхватывая ножом ещё один кусок мяса.

— Доминик, — ответил Клешня. — Из новеньких. Шкот от фала не отличит, зато готовит как для королей.

Я покивал в знак согласия, гусь и правда получился удивительно вкусным. Бывший лавочник, правда, спёр немного перца из того мешка, что я планировал продать в Чарльстауне, но перец подошёл к мясу идеально, и злиться на то, что добычи стало меньше на щепотку, было глупо.

— Что дальше, кэп? — спросил боцман после того, как мы выпили ещё по одной.

Старик глядел на меня чуть насмешливо, будто бы знал что-то такое, чего не знал я.

— То есть? — хмыкнул я.

Мне не понравился его тон, будто бы это я был виноват в том, что с «Лилии» мы взяли смехотворно малый приз, хотя рассчитывали все на гораздо большую добычу.

— Что дальше делать будем? — вместо него пояснил Клешня.

Кажется, они уже успели всё обсудить тайком от меня. Я глянул на Шона, потом на Адулу. Оба сидели, как ни в чём не бывало, обгрызая косточки.

— В Чарльстаун, там сбагрим всё лишнее, людей наберём, потом снова на охоту, — пожал плечами я, откидываясь чуть назад.

Боцман и штурман переглянулись, и мне это тоже не понравилось.

— Не соваться бы лучше нам в Чарльстаун, — сказал Клешня. — Мы с англичан призы берём. Мы — французские флибустьеры, в конце концов.

— И что? — хмыкнул я.

— Повесят прямо там, — сказал Клешня.

— А как они узнают-то? — спросил я. — Шон, ты француз? Нет? А ты, Адула? Я тоже не француз.

— Там ведь тоже не дураки, поймут, — протянул Гайенн.

— Зря переживаете, — сказал я.

Боцман в ответ только цыкнул и покачал головой, не желая ввязываться в спор, зато Клешня рубанул воздух своей культёй.

— А не хотим, чтоб нас повесили! В Бастер надо было возвращаться! — произнёс он.

— Угомонись, — произнёс Шон. — Какой, к дьяволу, Бастер, ты чего мелешь?

— Такой Бастер! На Тортуге! — сказал Клешня.

Я молча наблюдал, попивая бургундское.

— И там награбленное продавать? Чтобы какой-нибудь жид свои товары узнал, которые сам же на «Лилию» продал? — криво усмехнулся Шон.

— Да и «Лилию» не надо было трогать, свои же, французы! — воскликнул штурман.

Похоже, такую позицию разделяли многие. Здесь, в Новом Свете, многие старались держаться соотечественников. Мне же было плевать, моих соотечественников в этих широтах ещё сто пятьдесят лет не появится, а когда появятся — то и задержатся ненадолго. Да и то это будет в Калифорнии, с другой стороны континента. Поэтому я был чужим везде, и не стремился сблизиться с каким-либо правительством. Всё равно для всех останусь чужаком, дикарём и вонючим московитом. Хоть для французов, хоть для англичан.

— Мне они не свои, — произнёс я. — Для меня моя команда — свои. Остальные — нет.

Адула согласно закивал, не отрываясь от поглощения гуся.

— Да я понимаю там испанцев пощипать, англичан, голландцев даже... Португальцев там... Но... — развёл руками Клешня, и я его перебил.

— Французы ничем не лучше. Ты же в курсе, откуда мы с Шоном выбрались?

Ирландец скривился, будто сожрал целый лимон. Я тоже не любил вспоминать про плантацию и рабство.

— Ну так, слышал кой-чего... — хмыкнул штурман.

— Вот и намотай себе на ус, — произнёс я. — Поэтому нам без разницы, какой там у кого флаг. Добыча везде добыча.

Хотя такую позицию я прекрасно понимал. Я даже задумался, стал бы грабить русские суда, появись они вдруг в здешних водах. Скорее всего, не стал бы. Рука бы не поднялась.

— Если тебя это успокоит, то потом к Наветренным островам пойдём, — сказал я. — Там англичан потеребим слегка.

— Вот это дело! — воскликнул Клешня. — За это стоит выпить!

Я рассмеялся и поднял стакан вместе со всеми остальными. Про то, что я собираюсь заходить там в английские порты в поисках Джона Гилберта, лучше пока умолчать.

Снаружи, на палубе, послышался какой-то шум, и мы все переглянулись. Насколько я помню, когда мы начали пить, всё было спокойно, и даже ни одного паруса на горизонте не было видно. Мы поднялись одновременно, не сговариваясь.

— Что там такое, мать вашу, — буркнул Шон.

Мы вышли наружу один за другим, чтобы увидеть довольно неприятную сцену. Муванга сцепился ещё с одним негром в клинче, кажется, с Кагутой, и бодро накидывал ему по рёбрам, пока вся остальная команда их подбадривала восторженными воплями. Зрелище, конечно. Кагута то и дело пытался ударить коленом, но больше мутузил противника по спине.

Я вытащил пистолет и пальнул в воздух, привлекая всеобщее внимание. Матросы обернулись к нам, Муванга и Кагута прекратили друг друга бить, но по-прежнему держались в захвате, будто уставшие борцы.

— Разойтись! — прорычал я, чувствуя, что начинаю свирепеть.

Лёгкое опьянение от бургундского улетучилось вмиг, вместе с хорошим настроением.

Негры наконец отпустили друг друга, и я подошёл к ним, не скрывая своего раздражения. Оба глядели на меня исподлобья, изредка постреливая глазами друг на друга.

Я вдруг почувствовал себя на сцене под светом софитов, и все слова, вертевшиеся на языке, мгновенно куда-то исчезли. Не самое приятное ощущение. Я обернулся к корме, посмотрел на Эмильена, который вроде как должен был быть старшим во время этой вахты. Тот стоял, почёсывая чёрную бороду и задумчиво глядя на негров.

— Ну и какого хрена? — наконец спросил я.

— Масса капитан, он... — произнёс Муванга, но я его резко оборвал.

— Меня не интересует, кто это начал, — сказал я. — Я спрашиваю, какого хрена?

Кагута смерил своего оппонента презрительным взглядом, подошёл к борту и плюнул в воду. Я проследил за его движениями и увидел на горизонте по правому борту россыпь островов.

— Мальчишка думает — воин. Мальчишка не воин, — сипло сказал Кагута. — Воин не работать. Дети работать.

Муванга стиснул кулаки и заиграл желваками, я даже подумал на мгновение, что он снова бросится в драку, но юноша удержал себя в руках. Всё сразу стало ясно, как божий день.

— А ты, значит, воин? — хмыкнул я.

— Кагута — воин, — негр ударил себя в грудь кулаком.

А как по мне, он был всего лишь очередным мудаком, заигравшимся в дедушку-дембеля. Кажется, Муванга мне что-то подобное говорил, а я сам посоветовал ему бить морды. Похоже, часть про то, что на корабле бить морды не надо, Муванга пропустил. Мне остро захотелось пробить Кагуте фанеру, так, чтобы он согнулся и пару минут не мог даже вдохнуть, но я не мог себе позволить такую роскошь, не уронив своего авторитета и воинской чести Муванги.