И только наплывом нет-нет да и возвращалась томившая с утра тревога: почему не зашел перед отъездом к Фисе? Да еще немного досадовал на себя, что так испугался самой мысли повстречать Варьку…
— Вот они, дизеля, — сказал Василий Демьяныч, указывая на баржу, стоявшую на расчалках метрах в пяти от берега.
На палубе в ряд друг за другом, как стога на лугу, темнели три огромных, зачехленных брезентом ящика.
— Мелочь вся в трюме, — пояснил Василий Демьяныч, — завтра перегрузим на другую баржу. Поднимем осадку сантиметров на десять.
Алексею хотелось подняться на баржу. Если не посмотреть, то хоть руками потрогать эти самые дизеля. Василий Демьяныч отговорил:
— Насмотришься. Дорога длинная. Еще в печенках они у тебя засядут, эти дизеля!
Василий Демьяныч жил в двухквартирном щитовом домике, точно таком же, как и те, что протянулись тремя улочками там, в оставшемся позади далеком северном поселке. И надо же так! И цвету был того самого — голубого…
Алексей поднялся на крылечко в состоянии некоторой растерянности. Когда же навстречу отцу бросился мальчуган с такой же светлой челочкой, Алексею стало не по себе…
У этого мальчика были озорные и счастливые глаза. Даже на незнакомого, на чужого дядю он смотрел счастливыми глазами. Алексей вспомнил печальный, не по-детски серьезный взгляд Толика, и словно кто шершавой рукой стиснул ему сердце…
Приветливая хозяйка угощала радушно:
— Вы кушайте, не стесняйтесь. Окромя хлеба все свое, не купленное. Сальце, да маслице, да грибки — мои хлопоты. А тугуночков Василий Демьяныч сам ловил и сам солил. По-крестьянски живем, все свое.
При этом с ее скуластого сибирского лица не сходила добрая степенная улыбка. Видно было, что рада принять гостя, и довольна, что есть чем попотчевать, и тем горда, что не с неба упало, а от трудов рук своих.
— Ты, мать, на себя не наговаривай, — возразил Василий Демьяныч. — Вино тоже не свое. А то зачислит нас гость в самогонщики.
И налил гостю и себе по второму лафитничку.
Алексей пил и ел почти молча, плохо поддерживал разговор, ограничиваясь односложными ответами, и сам дивился своей скованности.
От хозяйки не укрылось подавленное состояние Алексея, и она с присущим русской женщине сочувствием к чужой беде старалась, как могла, отвлечь гостя от невеселых раздумий.
— Давно вы на стройке работаете?
— Третий год, — ответил Алексей.
Не хотелось огорчать хороших людей своими бедами.
— Как там жизнь-то сейчас? Продукты-то есть в магазинах?
— Есть.
— Ну и слава богу! А то сестра у меня замужем в Красноярске за пристанским диспетчером, у нас вся родова речники, пишет, масла не купишь. Зимой два раза ей посылала. А насчет промтоваров как?
— Есть промтовары.
— Это везде есть. Нельзя обижаться. А вот с продуктами почему-то плохо…
— Все уж тебе плохо, — оговорил жену Василий Демьяныч. — Вечный бабий разговор! Никто вроде с голоду не помер!
— А пошто же ты, Василий Демьяныч, корову да кабанчика держишь? Для забавы али чо?
— А чтобы ты от безделья на молодых парней не заглядывалась, — в тон ей отвечал Василий Демьяныч.
Гостю постелили на сеннике.
Хозяйка пожелала доброй ночи, осторожно осведомилась:
— По ночам не курите?
— Вовсе не курю, — успокоил ее Алексей.
Ночь была теплая, постель мягкая. Сухое, вовремя убранное и хорошо сбереженное сено, еще сохранившее запах полыни и чуть-чуть мяты, хрустко шуршало под простыней.
Но Алексею не спалось.
Вот ведь как обернул Василий Демьяныч самый пустопорожний «бабий» разговор… Раньше Алексей как-то не задумывался над такими вопросами. Когда сидел за рычагами, получка была веская. Вполне хватало на все. К тому же на крупных стройках снабжение хорошее, а если случится и нет чего в магазине, причина ясна: прошляпил начальник орса, не завезли вовремя. Тоску в пустом брюхе учуял, только когда очутился, не по своей воле, на горнорудном. Но опять же все понятно: не на курорт попал. Рассказы о том, что и на воле голодновато, всерьез не принимал. Известно, озлобились люди… По совести сказать, мало думал и о том, как там Фиса одна с ребенком. Она даже ему посылки изредка присылала. Стало быть, так надо понять, и сами сыты были… А может, и не были. Трудно еще живут люди… Корову и кабанчика не для забавы… и не от зряшной алчности. А у Фисы нет коровы и кабанчика нет… Был кабан, да и тот кобелем обернулся… Что верно, то верно. Приехал за делом, а на уме Варька. Но ведь не пошел же! Только этого не хватало!.. А если бы пришла сама? Сейчас вот, сюда пришла?..
Хватил с досады кулаком по хрусткому сену.
«Эх, Лешка, Лешка! Не умрешь, много горя хватишь…»
Глава четвертая
ЗАСТРЯЛ НА ПЕРЕКАТЕ
Проснулся Алексей поздно.
Пробившийся сквозь щелку в тесовой крыше лучик падал почти отвесно.
Алексей по-солдатски проворно оделся и обулся, вышел во двор. Хозяйка, босая, в сером молескиновом фартуке поверх цветастого сарафана, поливала цветы в палисаднике.
Сказала Алексею, словно оправдываясь:
— Забыла с вечера полить. А дождя, однако, не будет.
— Василий Демьяныч уже…
Она не дала ему закончить:
— Угонись за ним. С солнышком вместе поднялся. Сказал мне только: «Не тревожь. Пущай отдохнет!» — и убег. На берегу он, на барже. А вы куда? Не пущу не евши! Обождите, я вам полотенце вынесу. Умывальник вон у нас, на столбе прибит. Сейчас я вам водицы холодненькой налью.
Алексей взял у нее полотенце.
— Спасибо! Я на реке умоюсь.
Сбежал по пологому спуску к воде, снял гимнастерку и тельняшку и долго стоял, любуясь резвой стайкой мальков. Желтовато-серенькие, под цвет донной гальки, они застыли на мелководье, удерживаясь на течении незаметными глазу взмахами крошечных плавничков, потом все разом стремительно соскальзывали в темную глубину и почти тут же появлялись снова… А может быть, это уже другая стайка подплывала к берегу погреться на теплом солнышке?..
«Житуха!» — подумал Алексей.
Да что на самом деле, разве ему светит не это же солнце!
Присел на корточки и полными пригоршнями швырял в лицо, на грудь, на голову свежую с чистым речным запахом воду.
На столе его ожидала сковорода с не угомонившейся еще пятиглазой яишницей.
— Может, стопочку вам? — предложила хозяйка.
Алексей решительно отказался.
— Это хорошо! — одобрила хозяйка. — Смерть не люблю, кто опохмеляется. Не в пользу идет — не пей! У меня Василий Демьяныч тоже с утра нипочем в рот не возьмет.
Алексей убедился, что Василий Демьяныч слов на ветер не бросает.
За ночь баржу с тесом разгрузили и подвели к двухсотке с дизелями. Теперь они стояли рядышком. А между ними втиснулся плавучий кран с тупо обрезанными носом и кормой. Длинная журавлиная шея крана ритмично поворачивалась, словно бы он заглядывал то в один трюм, то в другой. И ящики с оборудованием — то, что Василий Демьяныч вчера пренебрежительно назвал мелочью, хотя в каждом из них была не одна сотня килограммов веса, — легко переносились по воздуху, перекочевывая из одного трюма в другой.
— К обеду перегрузим, — сказал Василий Демьяныч Алексею. — Пришлось поднажать. Начальник базы распорядился, на вторую баржу еще пятьдесят тонн. Так что придется спускать ее на главный причал к центральным складам. Потому и торопимся.
— Какие еще пятьдесят тонн! — вскипел Алексей. — Ничего не возьму. Пошел он к дьяволу, толстопузый!
Василий Демьяныч усмехнулся.
— Кому толстопузый, а мне прямое начальство. А ты не психуй. К вечеру все равно успеем. И осадка у нее будет не больше, чем у двухсотки.
Но Алексей не мог смириться. Выручать этого брюхана. Еще не хватало! Проспал зимний завоз, теперь норовит в рай на чужом горбу.
— Ни одной тонны не возьму!
— Тогда вот что, товарищ Ломов, — сказал Василий Демьяныч совершенно официальным тоном. — Разговаривайте с начальником базы сами. Телефон в моем кабинете. Вот ключ.
