В Песочном зале, также как в Гротовом и Изумрудном, игра кроилась с большой осторожностью. Балансировала между жесткими, пошагово прописанными правилами и небольшими, со вкусом исполненными отклонениями. Главную скрипку здесь играл банкомет. Он не просто исполнял обязанности или проводил игру, он принимал гостей, жаждущих испытать удачу, и общался с ними.

Ларский приподнял карты. Тройка и туз. В сумме четыре. Выбор совершенно очевиден. Чтоб добрать до вожделенной девятки, в идеале еще нужна пятерка.

— Карту, — проговорил он.

— Не дотягиваете до пяти, дружище?

Стренберг доброжелательно и проницательно улыбнулся и вытряхнул карту. Крупье слишком хорошо знал манеру Ларского. Действительно, если из полученных за раз карт в сумме получалось бы больше пяти, брать третью слишком рискованно: перебор выше девятки в баккара был верным проигрышем, даже единица банкомета на тузе его бы перебила.

— Если в первом заходе не выпадает сразу больше шести, то надежда выиграть — невелика, — рассмеялся Дарбеню.

— Вы просто не любите вываживать удачу, Жан. вам нужно все и сразу, — пожал плечами Иосиф. — Но баккара требует терпения.

— О! Я очень терпеливо жду третьей карты и своего выигрыша.

Ларский нахмурился, следя, как прозрачная лопатка клона потянулась к его третьей карте. По рукаву форменного фрака медленно передвигался скорпион, на свету он выглядел особенно отвратительно, но это никого не беспокоило. Клон подцепил и перевернул карту.

Шестерка. В сумме с тузом и тройкой на единицу перехлестывало через девятку, а значит, он проигрывал любому раскладу крупье. На ничью надежда невелика, но он все-таки пождет, когда Иосиф вытянет карту и вскроется.

Дама, двойка и последняя взятая — та же двойка. Четыре в сумме — слабый расклад.

Дербеню разочарованно выдохнул, готовясь расстаться со своей сотней тысяч, а Маргарет развернулась всем телом к Никите. На ее руке вновь исчез и стал вырастать цветочный браслет.

— Еще хуже, чем у вас, Иосиф.

И Ларский перевернул карты. Стренберг откинулся назад и сообщил непринужденным тоном:

— Вам просто нужно немного разогреться, Ник.

— Боюсь, у Маргарет не хватит денег на мой разогрев.

Пока победители подгребали фишки, Ларский повернулся к партнерше.

— Теперь я играю на свои, а тебе буду должен эти триста.

— Нет, договор есть договор, я отступать не буду и тебе не советую. Играй на мои!

Последнее слово прозвучало почти обиженно, будто он не от денег отказывался, а от ее шикарного тела. Если Ларский сейчас отмахнется, не видать ему этой груди, кроме как в шоколадном разрезе платья. Да и то недолго.

— Ник, я вам завидую. Дама, предлагающая деньги, — это такая редкость. Обычно все происходит ровно наоборот.

Доброжелательный тон Иосиф приправил изрядной долей иронии. Маргарет бросила на крупье испепеляющий взгляд, и тот сразу переключил внимание на клона.

— На банке шестьсот тысяч, — сообщил клон.

Ставка была явно адресована к Ларскому. Двойное повышение — следующий шаг в начатой дуэли. Француз с хвостатым молча пожали плечами, а Маргарет решительно схватила его за запястье.

— Принимай.

В Песочный зал входили новые лица, возможно, будущие участники баккара. Никакого желания кого бы то ни было рассматривать, когда чувствуешь себя припертым к стенке.

— Воля такой красавицы — закон, — склонил голову Иосиф.

— Принято, — сквозь зубы проговорил Ларский.

Он ненавидел, когда ему не оставляли выбора, когда пытались контролировать и вести в нужном направлении. Карты цветной рубашкой смотрели с унылого камня. Ларский осторожно приподнял их за край. Двойка и четверка. Сегодня уже слишком много двоек, даже для пяти, смешанных в сабо колод. А в сумме та самая предательская шестерка, которая в первой игре лишила его всякой надежды. Хотелось взять еще карту и шестерку чем-то дополнить, но это будет неправильно, нерационально. Любая цифирная карта больше тройки лишает его шансов на победу. Да и сейчас они невелики.

— Заметьте, господа, сегодня на прикуп игроку идет крупная карта.

Стренберг словно прочитал его мысли или увидел отраженные в зрачках карты. Раньше словесные провокации в Песочном зале только обостряли ощущения. Удавалось не выдавать себя, бросать ответные ядовитые реплики. Сейчас он чувствовал дискомфорт. Страх проиграть на турнире за малознакомую красотку, неприятная ответственность за чужие кредиты. И еще словесные толчки в спину, заставлявшие делать шаг за шагом по выбранной кем-то другим дороге.

— Пас, — произнес он.

Стренберг перевернул свои карты. Тройка и четверка лежали дружно, впритирочку. Семь в сумме. А для него — снова проигрыш. Кредиты Маргарет уходили в банк.

Перевернув злосчастные карты, Ларский откинулся на продолговатую, как ковш ладони, каменную спинку. Может, плюнуть на невезуху и просто уйти. Сбежал сегодня от Граува и изоморфа, от копания в тараканьих смертях, а заодно и от спектакля. Оставалось свалить от шикарной дамочки, забиться в комнатушку с античными побрякушками и чувствовать себя крутым, гордым и одиноким. Под такие мысли коньяк идет по горлу особенно мягко. И особенно последнюю пару лет, с тех пор как ушла Лиза.

И почему-таки сдох проклятый инсектоид? Говорят, если идей нет — ищи самые бредовые. Например, тварь носила внутри утробы какую-нибудь мясорубку, чтобы понемногу щекотать внутренности и кайфовать от этого. От хрономины мясорубка заработала на всю катушку и "перещекотала".

— Миллион двести на банке, — услышал издалека он голос.

Инсектоидов всегда относили к гуманоидам, почему бы не допустить, что и они не чужды наркоте. Может, наркота их и добила. Сказочка-страшилка: Сим-какой-то и Сер-такой-то на пару кайфанули мясорубкой, и по причине передоза из них вышел фарш.

— Мы принимаем, — звонко сказала Маргарет, не выдержав его безучастности.

Все же баба на картине гораздо комфортнее в общении. Требовала от него единственного — смахивать пыль с рисованных сисек.

— Никита, вы с нами? — спросил Иосиф.

— Она же сказала — принимаем! — вскинул ладони Ларский.

Обстоятельства и люди, — все пытаются его к чему-то подтолкнуть. Совбез, Треллин, Марра, Граув и Флаа. А он никак не может выскользнуть, сменить личину и зайти с другой стороны. Нужно поступать не так, как от него ожидают. Непредсказуемо.

Среди крупинок песка опять лежали карты. Никита прикоснулся к ним осторожно, словно они могли обернуться тарантулами и забраться под рукав. Валет и пятерка. Странно, что Маргарет даже не просит взглянуть на это безобразие. Наверное, пытается не замечать роскошную задницу фортуны.

— Карту! — захлестнувшая внезапно злость просочилась в голос.

Напротив легла девятка. Прямоугольник со слишком большим количеством красных сердец на белоснежном фоне. Смотреть на манипуляции Стренберга желания не было. Он чертовски прав — сегодня идут большие карты на прикуп игрока. Под пальцами крупье неохотно развернулись один за другим: король, валет и туз. В сумме — единица.

Никита оторвал взгляд от чужих карт и посмотрел в лицо Стенберга. Вид у крупье был напряженный, брови хмурились над близко посаженными глазами. Девятка на прикупе у игрока, при таком раскладе — почти верный проигрыш банка. В колоде много картинок, не имеющих никакого веса, и они могли оказаться в руках у понтующегося.

— Ну же, почему ты не открываешь? — встревожено прошептала Маргарет.

Догадка вертелась в голове, и он пытался ее поймать, медленно переворачивая карты. Девятка, валет и пять. В сумме четырнадцать, что перешагивает порог девятки и проигрывает единице на тузе в руках Стренберга. Но девятка — особенный, заветный порог в баккара.

Никита прикоснулся пальцем к красному сердечку пятерки, чуть надавил и потянул его на прямоугольник червовой девятки. Сердечко легко переползло с карты на карту, обращая тяжеловесную девятку в десятку, а значит, в ноль. Картинки трансформировались на картах в соответствии с правилами баккара и волей игроков. Крестовый валет и теперь червовые четверка и десятка. Десятка не играла, и в сумме получалось четыре.