Апрельские дни 1944 года были наполнены событиями. Мне досталось лекторство Дж. Артура Ривелла в институте Общества химических инженеров. Это решение вызвало зависть и критику со стороны того отделения общества, которое хотело видеть на месте лектора члена королевского общества. Я старательно трудился над лекцией по теме «Уголь и химическая промышленность». Она должна была состояться 18 апреля, четыре дня спустя после моего предания себя в руки Божий. Я знал, что меня ждут критически настроенные и враждебные слушатели, но меня это практически не трогало.
Президент, представлявший меня, был известен своим сарказмом и не упустил возможности показать, насколько ему не нравится мое назначение. Я обнаружил, что могу рассказывать, не пользуясь записями, и постепенно зал охватило ощущение теплоты. Главным тезисом лекции было утверждение, что Британская угольная промышленность не сможет выжить только как поставщик дешевой энергии. Нужно учитывать бесконечные возможности угля как сырья для химической промышленности, которые я расписал яркими красками, возможно, даже преувеличил. В то время мало кто заметил этот доклад, разве что техническая пресса, назвавшая его «Угольным проектом нового века». Через семнадцать лет была создана правительственная комиссия по изучению потенциальных возможностей угля, которые я описал в этой лекции. Почти сразу же после Ривелльской лекции я начал чтение серии лекций по гурджиевской Системе. Я не упоминал его имени, и некоторые из слушателей решили, что это мои идеи, и обращались со мной как с «Новым Учителем». Я отказывался от подобной роли и от предположений, что являюсь источником этих знаний. Тем не менее, лекции вызвали большой интерес, и многие обращались ко мне с вопросом, могли ли они продолжать у меня обучение. Передо мной встал вопрос, что я буду делать по окончании войны. Я обсуждал его с моими старыми учениками и друзьями, и мы пришли к выводу, что надо организовывать нечто вроде Института или Общества по изучению области, где жизнь встречается с духом.
Приготовления к окончанию войны витали в воздухе. Из-за планируемых сокращений наши лаборатории не могли оставаться в Кумб Спрингс, и после длительных поисков был куплен большой участок земли в Лезерхеде и спроектированы новые, более внушительного вида постройки. Мне предложили частную директорскую лабораторию, где я мог наблюдать за наиболее интересными с моей точки зрения исследованиями. Планы были окончательно одобрены, строительство готово начаться, и я с небольшой группой сотрудников отправился в Лезерхед, где первый камень должен был заложить мой дорогой друг доктор Кдаренс Сэйлер, старейшина угольных научных исследований в Англии. Слушая его слова о надеждах, которые он связывал с моим руководством новыми лабораториями, я, как это часто бывало раньше, испытал отделение от тела и наблюдал за этой сценой как бы из другого измерения. Я ясно видел, что никогда не окажусь в Лезерленде, и никогда не будет построена лаборатория директора.
Едва ли это можно назвать пророчеством, поскольку ситуация в ассоциации быстро ухудшалась. Открыто поговаривали, что я прекрасно справился с основанием проекта, но оказался слишком безответственным и своевольным, чтобы быть хорошим администратором. У меня появились враги, в основном, по моей же вине. Назрел также серьезный конфликт убеждений, касающийся целей исследований по утилизации угля. Если говорить коротко, целью было сохранение угольных рынков на фоне угрозы замены угля нефтью. Для этого разрабатывались устройства, более простые в использовании, более эффективные и меньше образующие дым и отходы. Работа в этом направлении продвигалась успешно, но это не могло создать новых рынков сбыта для угля. Напротив, сжигание двух тон вместо трех с той же эффективностью должно было снизить потребление угля. Послевоенный опыт полностью подтвердил этот прогноз. Сейчас, как и тогда, я уверен, что существует целая область неисследованных возможностей использования угля в качестве химического сырья. Это убеждение большинству угольных промышленников показалось мечтой ученого, которая никогда не будет реализована, и они возмущались, что на нее были потрачены деньги.
Эта тема возникла из-за серии экспериментов, начатых мной в самом начале войны, целью которых было найти применение естественным пластическим свойствам угля. В начале войны была угроза нехватки сырья для производства пластических веществ. Я сообщил Министерству снабжения, что неисчерпаемым источником пластических материалов является уголь, и можно разработать способ его соответствующего применения.
То, что я искал, описать нетрудно. Пластические материалы становятся мягкими при нагревании и затвердевают, охлаждаясь. Необходимые формы им придают под прессом при высокой температуре. При перегреве они разрушаются и больше не восстанавливаются. Уголь, размягчаясь, в то же время разрушается. Так образуется кокс, поры получаются при прохождении газов через уголь в то время, когда он мягкий. Я считал, что порошкообразный уголь, спрессованный при температуре чуть ниже температуры его размягчения, при охлаждении затвердеет и примет любую желаемую форму.
Мне предложили провести некоторые опыты, и, как это часто бывает, они казались весьма многообещающими. Ассоциации предложили контракт по разработке этого метода. По уже упомянутым мной причинам Ассоциация не особенно вдохновилась этим предложением, найдя его выходящим за рамки основного направления исследований применения угля как топлива. Я получил разрешение найти независимые источники финансирования этого проекта. Четыре крупные промышленные фирмы, возглавляемые Имперскими химическими предприятиями, согласились поддержать исследования, которые мы назвали «дисагрегацией угля», поскольку идея состояла в измельчении угля, а затем в его обратном соединении. Я поручил руководство профессору Марчелло Пирани, о котором я уже упоминал как о моем соавторе в первой научной статье. Пирани, будучи во время Первой мировой войны главой германского Osman Werke, придумал как сделать очень прочные угольные нити для ламп, и у него были собственные разработки о том, как этого добиться в более крупных изделиях.
К июлю 1944 эти исследования шагнули далеко вперед. Было получено несколько патентов, но их разработка приостановилась из-за войны. Эта работа считалась моим детищем, и Совет Ассоциации уделял ей мало внимания. Я считал ее возможностью в один прекрасный день стать независимым от Ассоциации.
Все в моей жизни постоянно изменялось. Ассоциация переехала в Лезерхед, и Кумб Спрингс остался свободным. Представители миссис Хвфы Уилльямс предложили мне купить усадьбу за совершенно приемлемую цену. Мои лекции о Системе имели успех, и каждое воскресенье в Кумб Спрингс приезжало много людей для совместной работы со старой группой, приходившей помочь в саду.
Я все еще взваливал на себя непомерные обязательства и к концу мая 1944 года серьезно заболел. Мы с женой вновь отправились в Харлей с намерением пробыть там месяц. Я был охвачен борьбой между одним «я», которое не могло смириться с поражением и жаждало славы и авторитета, и другим «я», помнящим о том опыте в саду и знающим, что мое истинное предназначение состоит в отказе от внешнего успеха и отречении от стремления к власти. Постепенно второе «я» побеждало. Всякий раз как я, свободный от желаний, был готов сказать: «Да будет Воля Твоя», ко мне возвращался внутренний мир, но демон упрямства и своеволия был далек от уничтожения. Я мог принять свою судьбу. Но не мог оставить попыток изменить ее. Эта борьба подрывала мои силы.
В то время я проводил свои занятия в Парк-Студио, в доме миссис Примрозы Кодрингтон, полностью предоставившей в наше распоряжение дом и уникальный сад для работы. Здесь мы регулярно занимались гурджиевскими Упражнениями.
Восьмого июня, в день своего сорокасемилетия, я понял, что стал другим. Я мог отказаться от стремления к власти и наконец попытаться быть терпеливым. Это звучит просто, но терпение и покой были столь чужды моей натуре, что я чувствовал себя разорванным на части. В начале июля мне сообщили, что если я уйду в отставку как директор Британской научно-исследовательской ассоциации по утилизации угля, то получу существенную компенсацию и смогу взять с собой собственные разработки по пластичности угля. Мы с женой приготовились покинуть Кумб Спрингс, где прожили менее двух лет, но чувствовали себя как дома. Мы одни отправились в Лэнгдейл, договорившись, что группа присоединится к нам через неделю. Несмотря на свои семьдесят лет, жена оставалась деятельной и подолгу гуляла со мной. Я писал последнюю главу книги о Системе. Предметом главы было Спасение, которое я понимал как освобождение человека от сил, привязывающих его к низшей природе.
