Полчаса спустя входная дверь открылась и закрылась, громкое эхо разнеслось по тихой квартире. Я поняла, что не заперла ее за Сойером.

— Что-то забыл? — спросила я, садясь в постели.

— Тебя.

Мое сердце остановилось, а кожа превратилась в лед. Все внутри моего тела сразу начало кричать, и я инстинктивно поискала, куда бы убежать. Чтобы спрятать мою дочь.

— Аттикус, — прошипела я, полностью повернувшись к нему лицом. По бокам от него стояли двое грузных мужчин, все они держали в руках оружие. Осознание обрушилось на меня с такой силой, что мне стало трудно дышать. — Ты ждал, когда Сойер уйдет.

— Да. Я ждал, когда Сойер уйдет, — ответил он, его глаза потемнели от злости. — И заодно твой наемный «мускул» и мой гребаный брат. Потребовалось некоторое время, чтобы тебя оставили одну, Валеро. Но вот ты здесь. Одна и безоружная. Готовенькая.

— Фрэнки была приманкой?

Его верхняя губа скривилась.

— Фрэнки моя. Твоя дочь была приманкой.

Мое сердце вспомнило, как биться, и пустилось вскачь в моей груди.

— Что?

— Поехали, — сказал он вместо объяснения. — Пришло время заставить предателя страдать.

Джульетта всхлипнула у меня на коленях. Я сказала ей, что ей нужно вести себя как можно тише, но она не могла остановить слезы страха.

Я не винила ее. Мне тоже хотелось плакать. Мне хотелось рыдать, кричать и бороться.

Однако мои руки были связаны за спиной, и меня толкнули на пол клуба «Волк». В клубе было темно, людей не было.

На самом деле, это выглядело так, как будто оно было закрыто какое-то время. Столы были покрыты толстым слоем пыли, а со всех углов свисала паутина. В углу стояла груда сломанных стульев.

У меня болела спина, задница онемела, а ноги отчаянно нуждались в том, чтобы вытянуться для облегчения. Но я не шевелилась. Мое тело стало сосудом для защиты моей дочери, и моя боль не имела значения.

Они связали руки Джульетты перед ней и повалили ее на землю рядом со мной. Она быстро заползла ко мне на колени и отказалась двигаться. Люди Аттикуса еще не просили ее об этом, но они продолжали угрожать заткнуть ей рот кляпом, если она не перестанет плакать.

Фрэнки нигде не было видно. Я хотела верить, что она была где-то в здании, но я не видела никаких доказательств этого. Аттикус тоже исчез вскоре после того, как мы приехали.

Меня это вполне устраивало. Если бы Аттикуса здесь не было, то он не мог бы отдавать приказы. Его люди были достаточно тупы, чтобы не действовать без его указаний. Я бы смирилась с болью и дискомфортом, потому что это было лучше, чем альтернатива.

Аттикус и его головорезы собирались убить меня. И, вероятно, Джульетту тоже.

Я поняла это, как только они забрали нас из квартиры Сойера и погрузили в фургон без окон. Вот как они собирались наказать Сойера за его предательство.

По-видимому, Пахану было достаточно папки с документами из ФБР, и теперь я им была не нужна. Или все это было приманкой. Они хотели, чтобы Сойер заплатил за свои грехи. Я бы умерла и, вероятно, сильно страдала бы в процессе.

И все здесь собирались умереть и страдать еще больше в процессе. Как только Сойер найдет нас, он обрушит ад на этих придурков. Он бы сжег весь этот город дотла в отместку. Они понятия не имели, какую войну они начинали.

Я хотела бы остаться здесь на эту часть представления.

Заведя руки за спину, я попыталась пошевелить запястьями, но они связали их вместе застежками-молниями.

Я могла проникнуть практически во что угодно. Я могла бы выкрутиться из чего угодно. Но я не могла высвободиться из этих чертовых тугих застежек-молний.

— Мамочка, я хочу домой, — захныкала Джульетта, прижавшись щекой к моей груди.

— Мы скоро поедем туда, малышка. Через некоторое время. — Слезы навернулись мне на глаза. Это была самая трудная, самая неубедительная ложь в моей жизни, и я ненавидела то, что вообще сказала это.

— Zatknites! — крикнул один из охранников.

Слово означало «заткнитесь», и хотя Джульетта не понимала по-русски, она явно знала, что означает этот тон, потому что она прижалась ко мне поближе и притихла.

Я не была такой уступчивой.

— Где Аттикус? — спросила я.

Парень, по форме напоминающий помесь питбуля и холодильника, хмуро посмотрел на меня, выругавшись по-русски.

— Не твое дело. Сади и веди себя тихо. И не волнуйся о боссе.

— Но он действительно твой босс? — надавила я, зная, что играю в опасную игру. Но на самом деле, какое это имело значение?

Прямо сейчас я была обречена на поражение, но я не собиралась сдаваться без боя. Не в моем характере было садиться и сдаваться. Я была бойцом, выжившим. И я молилась так усердно, как только могла, чтобы пережить этот кошмар. Что мы с Джульеттой как-нибудь переживем этот город еще раз.

— Аттикус — босс, — снова прорычал бандит на своем английском с сильным акцентом.

Я покачала головой взад-вперед, отчаянно заронив семена сомнения. Очевидно, этот человек был родом не из Америки. В этом не было ничего необычного для синдиката. Часто братья вербовали плохих парней непосредственно из России.

У них было преимущество в том, что они говорили по-русски и не заботились ни о чем, кроме братвы. Они родились и воспитывались головорезами и гангстерами и легко адаптировались к своей новой работе, особенно в подобных ситуациях.

— Аттикус — босс, — повторил он.

— Он притворяется боссом. Пахан никогда бы не позволил предателю стать лидером.

Он топнул своей огромной ногой и уставился на меня.

— Ты глупая девка. Ты ничего не знаешь, дура.

— Он работает с кубинцами.

Он сплюнул на пол рядом с моей ногой, и мне пришлось дернуться вправо, чтобы это не приземлилось прямо на меня.

— Какие, на хрен, кубинцы?

— Это правда, — настаивала я. — Или, по крайней мере, по данным ФБР.

— ФБР лжет, — настаивал он.

— Зачем им лгать мне?

Он не ответил мне. Он пошел прочь, размахивая своей полуавтоматической винтовкой на боку. Я наблюдала за ним достаточно долго, чтобы увидеть, как он завел разговор с другим охранником. Они склонили головы друг к другу и заговорили вполголоса.

Хорошо. Нужно распространить кубинские слухи повсюду.

Во второй раз я подумала о том, каким подонком на самом деле был Аттикус. Ему каким-то образом удалось заполучить кубинцев в свой задний карман, но только для того, чтобы обеспечить себе неприкосновенность. Даже для преступника у него не было ни принципов, ни привязанностей, ни… души.

Говорите о дьяволе, и он явится. Аттикус вошел со стороны входа в бар вместе с Фрэнки рядом с ним. Ее руки тоже были связаны застежкой-молнией, но перед ней, а рот заклеен скотчем. Она плакала. Ее лицо было испачкано косметикой, а глаза опухли и покраснели.

Мое сердце закричало при виде нее. Я подтолкнула Джульетту со своих колен, чтобы я могла неуклюже подняться на ноги.

— Фрэнки! — ахнула я. Все ее тело дрожало. Она выглядела такой хрупкой. Это не была моя сильная, жизнерадостная подруга, бывшая наследница русского синдиката. Это была потрепанная, избитая версия ее самой.

Ее глаза нашли мои с другого конца комнаты, и мы обменялись взглядом, который сказал тысячу слов:

Помоги мне. Нужно бежать. Я собираюсь убить его. Я люблю тебя, подруга. Мне жаль. Я ненавижу это. Нам не следовало уезжать из Фриско.

— Сядьте, — крикнул охранник с расстояния в несколько футов.

Я подчинилась, но только ради Джульетты. Она снова плакала. Я шепотом попросила ее сесть ко мне на колени, и она не колебалась.

— Папа скоро придет, — пообещала я ей на ухо. Она тихо всхлипнула, и я поцеловала ее в щеку, надеясь утешить ее. Надеясь утешить себя. Я знала, что Сойер придет, но он не знал, что меня похитили. И он не знал, где мы были. Шансы на то, что он доберется сюда вовремя, были невелики.

С другой стороны, шансы на то, что он найдет меня после того, как я уехала из Вашингтона, тоже были невелики. Шансы на то, что мы все еще любим друг друга после всего этого времени и всего, через что мы прошли, тоже были невелики. Шансы на то, что мы переживем наше детство и этот мир и будем иметь хоть какое-то подобие нормальности или морального ориентира, также были невелики.