Я ждал, пока Мейсон поймет подсказку. Это заняло больше времени, чем у меня хватило терпения, но в конце концов он встал и направился к двери.

— Тогда давайте начнем это шоу. — Он кивнул головой в сторону коридора.

Джонс встал рядом со мной, и мы вместе вышли из комнаты для допросов и пошли по коридору. Мы находились в полицейском участке, а не в штаб-квартире ФБР, и у меня сложилось отчетливое впечатление, что Мейсон понятия не имел, куда он направляется.

В конце концов, мы нашли пустой, темный офис. Мейсон включил свет и запер нас внутри.

— У тебя есть десять минут, — рявкнул Мейсон.

Ему не нужно было повторять мне дважды. Я начал выкладывать свой план, зная, что должен раскрутить его совершенно правильно и четко. Играть одновременно и для Волковых, и для ФБР было непросто, но на данный момент это был мой единственный вариант.

— Ты можешь получить все, что захочешь. Я дам тебе все, что ты захочешь.

Мейсон утратил свое легкомысленное выражение лица и стал скептиком. Это был приз, который был слишком хорош, чтобы быть правдой. А в нашем мире, если что-то звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой, значит ищи подвох. Мейсон был умнее, чем я о нем думал.

— Просто так?

— Они хотят, чтобы я сел, — объяснил я. — Я сяду. Но на моих условиях.

— И что за условия? Мы можем перевезти тебя в безопасное место сегодня вечером. Каро все еще находится у них, но мы можем перевезти вас обоих вместе. Вам даже не придется разлучаться.

— Я не собираюсь в гребаную программу защиты свидетелей.

— Волковы не очень хорошо отреагируют на это, Уэсли. Я бы подумал о…

— Мне не нужна программа, потому что я отправляюсь в тюрьму. Я беру вину на себя.

Мейсон оглядел офис, как будто он внезапно не понял, почему мы здесь и что, черт возьми, мы делаем. Он сел за стол и выглядел совершенно измученным.

Я наклонился вперед и смерил Мейсона пристальным взглядом. Это была не шутка. Он должен был понять, что я сделаю все, чтобы сохранить Каро в безопасности. Все. Если это означало убрать Волковых и отказаться от моей мечты возглавить синдикат, я согласен. Я это сделаю. Легко. Если это означало сжечь ФБР дотла и сделать это без них, тоже прекрасно. Может быть, это было бы не так просто, но я мог бы это сделать. Они мне не были нужны. Я бы использовал их, но они мне ни для чего не нужны.

Мейсон бросил ручку на стол и сказал:

— Что мы здесь делаем, Уэсли? Что?

Вот оно.

Я занимался двумя мошенничествами одновременно. Волковы были одной махинацией. Пейн другой. Это была самая большая игра на доверии в моей жизни, и я должен был провести ее идеально. Из тюрьмы. Ничто другое не имело значения, кроме защиты Каро.

Ничто не имело значения больше, чем наше совместное будущее.

— Я не собираюсь давать показания, Пейн, — сказал я ему. — Мы оба знаем, что это закончилось бы наихудшим из возможных способов. Я собираюсь взять вину за Волковых на себя. И пока я гнию в тюрьме, я дам тебе все, что тебе нужно, чтобы избавиться от них навсегда.

Он наклонился вперед, внезапно став настороженным и внимательным.

— Однако ты не будешь знать, что они делают. Ты окажешься за решеткой.

— Я знаю, как они работают. Я знаю, как они думают. Тюрьма — это еще один шаг в моем процессе воспитания. Они хотят, чтобы я руководил, но им нужно, чтобы я пользовался доверием.

— Ты хочешь, чтобы я предъявил тебе обвинение? Ты хочешь предстать перед судом? Я не смогу помешать им вынести тебе приговор. Я не смогу это контролировать.

— Да, но ты сможешь вытащить меня раньше. Дай мне несколько лет, чтобы я дал тебе то, что тебе нужно, и тогда я подпишу твою сделку о признании вины.

— Это так не работает.

— Тогда, бл*ть, измени это. Я предлагаю Волковых на блюдечке с голубой каемочкой, а ты споришь о семантике.

Джонс откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Это может сработать, Мейсон. Он садится. Мы ведем себя так, как будто он большой злодей. И все это время он работает с нами, чтобы собрать то, что нам нужно, чтобы покончить с ними навсегда.

— Никакой ерунды, — добавил я. — Реальные обвинения. Пожизненное заключение.

Мейсон прочистил горло и уставился на меня.

— А как насчет Каро?

— Если у меня все еще будет видимость принадлежности к братве, они оставят ее в покое. Вот почему ничего из этого не может выйти наружу до тех пор, пока это не будет сделано. Это только между нами. Никто другой не должен знать. Если они хотя бы почуют что-то подозрительное, для нее все будет кончено. И для вас все будет кончено. Она останется свободна и в безопасности, это мое единственное условие.

— Тогда ты не сможешь ей рассказать, — приказал Мейсон. — Никто, кроме нас, не должен знать. Если она случайно оступится хотя бы раз, это испортит все дело. Это касается только нас и никого другого.

Я стиснул зубы. Очевидно, у Мейсона тоже были свои условия и требования. Он не был бы хорошим агентом, если бы этого не было. И я никогда не ожидал, что мне понравятся его требования. Такова была природа этой игры. Однако я не ожидал такого конкретного требования.

— Она лучшая лгунья в этом бизнесе. Она бы никогда не оступилась.

Он моргнул, глядя на меня.

— Я, бл*ть, не собираюсь рисковать. Я даю тебе все, что ты просишь, когда я должен заключить сделку о признании вины и заставить тебя дать показания. Ты затягиваешь это дело на неопределенный срок и получаешь все остальное, что хочешь. Я прошу тебя держать рот на замке, пока сделка не будет заключена, пока они не окажутся за решеткой, а потом говори ей все, что захочешь.

— Она не поймет.

— Какое это имеет значение? Либо ты соглашаешься на эту сделку и попадаешь в тюрьму, либо не соглашаешься на нее, и ты все равно попадешь в тюрьму. В любом случае, ты отправишься в тюрьму. Ей не нужно знать больше, чем это.

Мне это не очень понравилось. Оставить Каро в неведении было ужасным предательством. Она не поняла бы моего решения или почему я позволил Волкову помыкать мной. Она бы не поняла, почему я ее бросил.

Я положил руку на живот, думая, что меня сейчас стошнит. Закрыв глаза, я дышал через нос и думал о будущем. О моем будущем с Каро.

С ней это никогда не было короткой аферой. Я был полностью поглощен долгой игрой. Я хотел ее вечно. Если бы, оставив ее сейчас в неведении, она была бы в безопасности, я бы заплатил за последствия, чтобы провести с ней остаток своей жизни.

— Хорошо, — наконец согласился я, когда тошнота прошла. — Ладно, она не узнает. Никто не узнает, кроме нас. Мы оставим это между нами. — Я смерил его свирепым взглядом. — Но тебе лучше, бл*ть, не переходить мне дорогу.

— Я могу тебе доверять? — Мейсон еще не был готов заключить сделку.

— Нет, — честно сказал я ему. — Единственное, чему ты можешь доверять, это тому, что я сделаю все, чтобы Кэролайн была в безопасности и со мной. Все. Пока мы согласны с этим, я буду делать все возможное, чтобы это произошло.

Он кивнул.

— Тогда она свободна, Уэсли. Сдержи свое обещание, и она будет свободна.

Мне не нужна была другая причина, чтобы сделать то, что я делал, но в любом случае это была чертовски хорошая причина. Мейсон протянул руку, и я пожал ее, чувствуя незыблемость нашей сделки. Ничего не было зафиксировано на бумаге, ничего не было сказано публично, но у нас была сделка, которая была такой же обязательной, как и все остальное.

— Значит, это все для нее? — спросил Джонс, скептически настроенный и параноидальный одновременно.

— Все начиналось не так, но так оно и стало, — признался я.

Мейсон наклонился вперед.

— С чего это началось?

— Разрушение семей.

Оба мужчины уставились на меня с недоверием.

— Русские? — спросил Джонс, выбирая самый простой ответ.

— Русские, итальянцы, гребаные ирландцы. — Мое признание взметнулось в воздух, как бык, бросающийся на красный плащ. Я никогда раньше не произносил этих слов вслух, никогда никому в них не признавался. Я подумал о своем отце и о том, как его развращенность задушила в нем все хорошее и нравственное, как это превратило его в монстра. Я подумал о Леоне Валеро и о том, каким никчемным подонком он был для Каро. Речь шла не о том, чтобы спасти город от несправедливости. Речь шла о спасении детей, которые были такими же, как мы, у которых не было шанса выбраться. — Я хочу уничтожить их всех.