— Ну, я ничего не планировал, так что так и быть, раз уж ты просишь.
Фёрт склонилась передо мной, из-за чего парень видел лишь её макушку, но я из своего места видела часть её лица, и видела улыбку, словно она знала, что скрывается за каждым словом и действием Рейна.
— Спасибо, я буду тебе очень благодарна.
— Ага, — безразлично бросил он и уже уверенной поступью вышел из комнаты.
Примерно с полминуты я удрученно вертела головой, глядя то на Фёрт, то на проем двери, где только что исчез Рейн. Девушка руками постепенно отламывала деревянные стороны ящичка, отделяя их от затвердевшей массы, и не говорила ни слова. Это меня еще больше озадачило и я, подозрительно прищурившись, спросила:
— Что вас связывает?
Фёрт освободила мою руку от дерева, взяла острый нож и начала медленно проводить им вдоль белого твердого прямоугольника. И только когда закончила — заговорила.
— Ну, когда я впервые увидела его — это было несколько лет назад, когда я, приехав в штат по делам, нанесла визит к Мелори, — он был той еще задницей, намного хуже, чем теперь, и ужасно замкнутым. Меня это позабавило и я решила немного растормошить его. Это не было добрым жестом, наоборот, унылые и злые люди всегда вызывали у меня насмешку. Тогда я даже не думала, что из этого получится, мне просто хотелось развлечься, и я некоторое время просто ходила по пятам за этим ребенком — тогда ему еще и восемнадцати не было. В общем, однажды он не выдержал, и, сдается мне, впервые за все время своей смерти закричал от злости. Выкрикивал все, что нужно и не нужно, что его достало и разозлило, от чего он устал. Многое я узнала за те три минуты. А потом он резко замолчал, глянул на меня так удивленно, и убежал. Признаюсь, мне тогда был уже целый век и я многое повидала, многое пережила, поэтому и не была тронута его откровением и безразлично отнеслась к этому. Но он меня заинтересовал, да и скуку нужно было как-то развеять, и я спонтанным решением подошла к Мелори и попросила у неё забрать на несколько недель Рейна с собой за копанию, пока гостю в штатах. Она сказала, что это ему решать, и если он согласится, то они с Данте не будут противиться. Лично я даже не ждала, что Рейн согласится. — Фёрт на секунду прервалась, разделив застывшую массу на моей руке на две половины, тем самым освобождая конечность, и занялась второй рукой. — Но парень вдруг согласился. Просто кивнул без вопросов и возражений, словно я предложила ему чай выпить. Пожалела ли я тогда о своем решении? Чуть-чуть, так как подумала, что лишний человек будет мне грузом, особенно такой неразговорчивый. Но с каждым днем наших разъездов я удивлялась тому отсутствию дискомфорта, что проявляется при длительном молчании наедине. Сначала Рейн был скован, но спустя неделю у него словно плотину прорвало и он высказывал свое мнение по каждому моему действию. Это были грубые и нелестные замечания, но меня это забавляло. — Она опять на время замолчала, сосредоточенная на разрезании силикона, после чего продолжила, — через месяц все мои дела в штатах были закончены, и я должна была вернуться в Европу. Много чего случилось за это время. Ясное дело что и мы несколько раз позволили себе расслабится и забить на правила приличия и огромную разницу в возрасте. Я не коплексовала, а Рейн в то время был, скажем так, не придирчив к еде.
— В каком смысле?
— В смысле немного сатириазист.
Но видя, что я все равно не могу понять о чем она, Фёрт многозначительно улыбнулась.
— У женщин это называется нимфоманией.
— Оу… теперь поняла.
— Ну вот. Наша связь не имела каких-то романтических порывов или способом выражения чувств, или мимолетней слабостью. Все было вполне осознанно и никто из нас не ждал каких-то важных последствий. Никакой ответственности, никаких обязанностей. И когда я предложила ему поехать со мной в Европу. Я рассчитывала на простую компанию, которая бы забавляла меня на время моих странствий. Но Рейн знал, что жизнь со мной, значит жизнь среди толпы, а он ненавидел толпу, поэтому вернулся обратно домой. Мелори потом еще долго названивала, спрашивала, что я такое сделала с Рейном, что он вдруг начал говорить больше десяти слов в день, — засмеялась Фёрт. — Ну а мы с ним потом встречались лишь тогда, когда я приезжала в штаты по делам, или заглядывала к Мелори на праздники.
Она замолчала и начала упаковывать вещи в рюкзак, кинув перед этим мне полотенце.
Я долго думала над её словами, тщательно стирая остатки силикона с рук, после чего тихо спросила:
— Ты что-то к нему чувствуешь?
Девушка глянула на меня через плечо и слабо улыбнулась, покачав головой.
— Нет. Хотела бы, ведь, будь я упорней, могла бы избавить его от потребности быть одному. Но я отношусь к нему как к младшему брату, несмотря на некоторые ньюансы. И я бы не смогла дать ему той верности и покорности, которых требуют отношения, как и он не смог бы дать это мне. Понимаешь?
— А ведь ты ему нравишься, — грустно заметила я.
— Не настолько, чтобы он перешагнул свое упрямство. Он слишком молод и слишком сильно связан со своим потерянным прошлым. Телом он здесь, а душой плутает в своих воспоминаниях. И я не могу дать ему больше, чем простое сочувствие.
Я не знала, что сказать на это, и просто промолчала.
Закрыв упакованный рюкзак, Фёрт накинула на плечи свою куртку и подошла к покинутому свертку бумаги. Она раскрыла его на полу и знаком руки велела мне склониться рядом.
То, что было нарисовано на бумаге, я узнала — видела это, когда мы были у Стюарда. Наверное, это те же самые чертежи. Только на самом деле оказалось, что это были не чертежи какого-то механизма, как я ошибочно подумала; это были чертежи оружия. И в данный момент я смотрела на подробный рисунок когтистых перчаток, которые были похожи на те, что недавно мне приходилось надевать, но более усовершенствованные. Эти перчатки имели два лезвия по бокам кисти, более длинные когти с зазубринами на концах, ряд крючковатых шипов на тыльной стороне руки, где размещались костяшки пальцев, и несколько зазубрин вдоль фалангов пальцев. Каждая важная деталь перчатки была подробно прорисована в увеличенном варианте, а само оружие, как я убедилась, оказалось нарисовано в натуральную величину.
— Перчатки Беатрисс? — спросила я, почувствовав неприятный дискомфорт от смертоносного вида этого оружия, и девушка утвердительно кивнула.
— Именно. И смертельнее, чем вид этого оружия, есть лишь раны, наносимые им. Настоящее кровавое месиво.
— Слишком много шипов. Я бы хотела что-то более простое.
— Простое, но действенное.
— Именно.
— Поняла. — Она несколько секунд задумчиво смотрела на рисунок оружия. — В основе перчаток Беатрисс было заложено метеоритное железо; лезвия имеют алмазные напыления, от чего являются острее, чем бритвы. Я сделаю все то же самое, но основное внимание буду уделять крепкости всеобщей конструкции, так как тебе нужно будет лишь защищаться, и только в некоторых случаях атаковать. Но специфика когтей такая, что они просто не предназначены для защитного боя, поэтому нужно будет усовершенствовать некоторые детали, прикрепить щитки, которые будут в состоянии выдержать силу удара. Главное, пока я буду ковать новые перчатки, потренируйся с теми, что имеются в оружейной. Научись уворачиваться от ударов, и лишь в крайних случаях блокируй их, иначе рискуешь лишиться руки.
— Я постараюсь.
— Очень хорошо постарайся, — серьезно заметила Фёрт. — Таким специфическим оружием трудно будет совладать, так как основное внимание тут приделяется ловкости тела и умению правильно нанести удар. С мечом все проще, там ты можешь просто отпустить его, если лезвие вдруг застрянет в теле врага или в дереве. Да и расстояние между тобой и противником значительно больше. В твоем же случае твои руки и есть твое оружие: если пострадает одно, неизменно пострадает и другое.
— А если использовать силу демона?
— С силой демона все, что улучшится у тебя, это реакция и физическая мощь. Но само тело остается неизменно, плоть и кости в нем так же хрупки, как и у обычного человека, с тем отличием, что у вас раны быстрее регенерируют. Одно утешение, такая же ситуация и у демонов, что пожрали умерших. Алан, Беатрисс, и все остальные — их тела не каменные. Они могут сколько угодно пожирать демонические частицы, но единственное, что будет меняется, это их влияние на других демонов. Нельзя заставить работать мышцы больше, чем это дозволено природой, хотя крайний разумный предел и так достаточно велик.