Я еще не успела выключить телефон, как дверь моей комнаты распахнулась, и я увидела всполошенную, задыхающуюся Шуру. Она дверь открыла, и посмотрела на меня большими, испуганными глазами.

- Марьяна, - выдохнула она, запричитав, - да что же это происходит!..

- Что происходит? – переспросила я.

Шура махнула рукой в замешательстве.

- Там, по телевизору, показывают…

- Что? Шура, говори толком. Что там показывают?

- Так про папу нашего… снова показывают!

Я вздохнула, пробормотала:

- Понятно.

- Марьяна, - Шура, казалось, сейчас подойдет ко мне, вцепиться и начнет трясти от нетерпения. – Мать там твоя, в студии этой!..

- Что? – Вот тут меня и накрыло, то самое предчувствие, которое мучило меня половину дня. И я почему-то сразу поверила, мне даже переспрашивать не пришлось. Я торопливо поднялась с кровати, прошмыгнула мимо Шуры и поспешила вниз, в гостиную, где работал телевизор.

С экрана неслись звуки аплодисментов. Таких, знаете, особых аплодисментов, какие слышишь только в скандальных ток-шоу. Вроде бы они ничем не отличаются от театральных или каких-либо других, но слыша их с экрана телевизора, ты безошибочно определяешь, что за программа в эфире.

Канал, на самом деле, был федеральный. Главный канал страны. Что меня, в принципе, не удивило. Где ещё обсудить моего отца? Я остановилась посреди комнаты, перед телевизором, уставилась на экран. Шура стояла рядом со мной, прижав руку к груди и горестно вздыхая. А я в этот момент смотрела на мать. Та сидела на красном, студийном диванчике, её как раз показали крупным планом, и мне захотелось протянуть руки и вцепиться ей в горло. Жутко думать о том, что я способна причинить вред собственной матери, но в тот момент, как я увидела её на экране, у меня было единственное желание.

Мама выглядела моложавой и горделивой. И смотрела в камеру печальным взглядом. Который ей совсем не шел, кстати. Достаточно яркое платье, правда, весьма сдержанного покроя, красиво уложенные волосы и правильный макияж. Явно постарались гримеры, я лично маму такой никогда не видела. Она смотрела вокруг печальным взглядом, держала спину прямо, вроде бы натужно улыбалась, но я видела, знала, что она наслаждается вниманием к своей персоне в этот момент.

- Как она могла? – проговорила Шура, стоя за моим плечом. – Против собственной дочери пойти!..

Мне на это сказать было нечего, я только сделала глубокий вдох, будто набиралась кислорода, собираясь нырнуть на большую глубину.

- Любовь Витальевна, - обратился к матери франтоватый ведущий. – Значит, это правда, вы первая жена Александра Дегтярева?

Маму снова показали крупным планом, она посмотрела в камеру и кивнула. А ведущего поправила:

- Я – его единственная жена. После нашего развода Саша так и не женился больше.

- Саша, - вновь не сдержала Шура своего возмущения. – Она называет его – Саша!

- Но разве вы не погибли в автокатастрофе в Европе? Александр Григорьевич, кстати, не скрывал этого печального факта своей биографии. Все знали, что он вдовец.

- Наверное, ему так было проще. Саша был… очень привязчивым, он однолюб. И наша с ним несложившаяся история, по всей видимости, его морально подкосила.

- Это попросту история любви десятилетия, - усмехнулся ведущий. – Такой сильный, властный человек, как Александр Дегтярев, не смог справиться со своими чувствами, и заочно похоронил бывшую жену.

- История любви, случившаяся почти три десятилетия назад. И, если честно, не такой уж и любви, - проговорила мама. – Вы правильно заметили, что Саша был очень властным человеком. Упрямым, непробиваемым, со своими комплексами.

- И что же за комплексы у такого мастодонта, как Александр Дегтярев?

- Он… - Мама вздохнула напоказ. – Он совсем не умел принимать поражение, он не умел проигрывать. Саша был обидчив, я бы сказала, что болезненно обидчиво. Но настолько самолюбив, что никогда бы этого посторонним не показал. Все держал в себе. Наверное, поэтому сердце его и подвело. Достаточно рано.

- Любовь Витальевна, расскажите нам свою версию ваших отношений. Конечно, Александр Григорьевич уже не сможет ничего опровергнуть, но, мне кажется, вы достойны того, чтобы высказаться. Даже спустя тридцать лет.

- Выйти из забвения, - подсказал кто-то в студии. А мне опять захотелось в один момент оказаться там, в студии, и настучать всем любопытствующим по голове. Даже если это покажут на всю страну.

- Рассказать, как мой родной муж меня заживо похоронил? – Мама сложила губы в скорбную улыбку. – Ничего веселого в этом нет. И никакой особой интриги тоже. У нас с Сашей была большая разница в возрасте. Когда мы познакомились, совершенно случайно, на московской улице, я была совсем девчонкой, приехавшей из провинции, учиться.

- Учиться она приехала, - услышала я голос Рыкова за спиной. Сказал это, будто плюнул. Я на него обернулась на секунду. Пал Палыч сидел на отодвинутом от обеденного стола, стуле, и хмурился.

- Сами понимаете, - понеслось с экрана продолжение, - начало девяностых годов, девочка из провинции. Что я видела в своей жизни? А тут, считай, принц на белом коне…

- Наверное, на белом «мерседесе»? – подсказал кто-то. – Тогда это было настоящим шиком.

- Ну да, на белом «мерседесе», - согласилась мама. – Я до того момента, как он остановил рядом со мной автомобиль, и не видела таких никогда. А Саша так ухаживал, такие обещания давал. Говорил, что любит.

- Вы быстро поженились?

- Да. Через несколько месяцев.

- Наизнанку вывернулась, чтобы уговорить его жениться, - фыркнул Рыков. А я не выдержала и шикнула на него:

- Прекрати.

Ещё и его замечания слушать, было выше моих сил.

- Мы поженились, я забеременела. Родилась наша доченька, Марьяна. – Тут мама улыбалась.

А я про себя повторила её слова: «Наша доченька, Марьяна». Повторила, но никакого всплеска эмоций от этого не почувствовала. Зато очень внимательно смотрела на экран, вглядывалась в лицо матери, когда её показывали крупным планом.

- Поначалу всё шло хорошо. В дела мужа я не лезла никогда. Бизнес у него и бизнес. Волновалась, конечно. Времена были неспокойные, несколько раз спрашивала Сашу, не связан ли он с криминалом, нужно ли нам чего-то бояться?

Я на Пал Палыча обернулась, задала риторический вопрос:

- Зачем она об этом говорит?

- Дура потому что, - бухнул он.

- И что он отвечал? – живо заинтересовался ведущий.

Мама развела руками.

- А что он мог ответить? Да и не разговаривал он со мной особо. Я не сразу поняла, что моя функция рядом с ним заключать в определенной роли.

- И какой же?

- Чтобы я родила ему ребенка. Наследника. Саше было уже за сорок, когда Марьяночка родилась. Можно сказать, это была его последняя возможность стать отцом. Мне говорили некоторые его знакомые… - Мама красноречиво запнулась. – Говорили, почему он выбрал именно меня в жены. Только мне на тот момент верить не хотелось.

- Молодость и способность родить?

- Да. – Мама печально улыбнулась. – Но ведь влюбленной девочке не хотелось верить в такое. Я старалась думать о том, что попала в сказку. Что мой муж – сказочный принц, привез меня жить в свой замок. Защищает, оберегает, любит. А потом оказалось, что и замок не замок, а тюрьма, да и принц… Принцу принцесса не нужна была. Нужен был наследник.

- Когда ваши отношения стали портиться?

- Когда я начала задавать вопросы. О его работе, о партнерах по бизнесу, о том, почему он пропадает то и дело. То на пару дней, то на неделю. А я сижу в квартире с ребенком, под надзором охраны.

- У него была любовница?

- Думаю, что да, - ответила мама, причем, довольно твердо.

- Господи, что она говорит на папу нашего? – чуть не плача, проговорила Шура. – Александр Григорьевич – человек с кристальной репутацией.

- После рождения ребенка, мной он перестал интересоваться. Я была при нём в качестве куклы. Её одевают, наряжают, дают распоряжения, выводят в свет. Не думаю, что я сейчас рассказываю какие-то удивительные вещи. На моём месте были десятки, наверное, сотни девушек в те годы. Их покупали ради красоты, ради молодости, ради возможности обеспечить наследником. Я была лишь одной из многих. Меня могли заменить в любой момент, о чем не стеснялись говорить мне в глаза.