- Она согласилась выйти за тебя замуж?
- Не сразу. Мы сидели и думали. Долго. Всё взвешивали. Пункты «за» и «против» на бумажке выписывали. «За» оказалось больше.
- А твои родители что сказали?
Давыдов руками развел.
- Что и ожидалось. Что я сошел с ума, что я делаю глупость, что это чужая жена, чужой ребенок, чужая судьба. А у меня судьба другая. Какая – не уточнили, но я понимал, что моя судьба где-то в другом месте, не в том, на которое они мне указывают. Поэтому мы с Маринкой сходили, расписались, собрали вещи, которые были, взяли ребенка и улетели в Калининград. Жорку я усыновил, так проще было с оформлением документов, но он знает… про Даниила. Марина ему рассказывает про него, фотографии показывает. Но что для шестилетнего ребенка фотографии? Он знает одного отца – это я.
- Ты не хочешь их перевозить в Москву. Почему?
Марат развел руками.
- Марине очень нравится Калининград. Жорка там дома, другого он не знает и не помнит. А Москва… Захочет Марина – перевезу. Пока такого желания она не озвучивала.
Я на Давыдова смотрела. Смотрела очень внимательно. Он мой взгляд перехватил, по всей видимости, прочел его правильно. Занервничал, с кресла поднялся.
- Маш, - начал он. – У нас с ней формальный брак.
Я кивнула, глаза отвела. Проговорила негромко:
- Конечно.
Он шумно выдохнул. Рукой махнул.
- Не буду говорить, что мы не пробовали. Пробовали, но довольно быстро поняли, что мы слишком друг другу… родственники. Ни страсти, ни влюбленности в нас обоих нет. У неё в голове до сих пор Данька, у меня… - Марат в досаде поморщился. – Свои заморочки. Мы с Маринкой всегда думаем о разных людях. А на этом семью не построишь.
Я тоже поднялась, прошла к окну, выглянула в сад.
- А ты, вообще, звал её с собой? – решила поинтересоваться я.
- В Москву?
Я кивнула.
- Звал, конечно. Предлагал снять отдельное жилье, устроить на работу. Марина не хочет из Калининграда уезжать.
- Не посчитала тебя предателем? Ты увез её из Казани, и всё равно оставил с сыном, но уже в другом городе.
- Мне кажется, что, уехав из Казани, она успокоилась. В Калининграде она сама себе хозяйка, никто её не трогает.
- Ты сказал… что вы с ней думаете о разных людях, - осторожно напомнила я ему. – О ком думаешь ты?
- Маша, - проговорил он с определенной интонацией, - я не буду с тобой играть в эти игры. Ты знаешь, никогда не играл и не умею. – Я молчала, ждала, и он продолжил: - Ты удивлена, что я думал о тебе?
Я смотрела в окно, с напряжением, очень хотелось сделать выдох, или вдох, или всё вместе, но я старательно себя сдерживала.
- Я не хочу, чтобы ты думала, что я тебя обманываю, - сказала Марат. – Что я воспользовался моментом, случаем и влез в твою постель. Прошло пять лет, но я понимаю, вижу, что и для тебя всё до сих пор живо. Что тебе до сих пор обидно, непонятно, ты злишься на меня до сих пор.
- Не злюсь, - попыталась соврать я.
- Злишься, - возразил он. – И я ничего не могу изменить. Я столько раз за эти годы думал, как нужно было бы поступить в той ситуации, как правильно было бы. Перетерпеть, настоять, не слушать родителей. Наверное. Но сделано то, что сделано. На тот момент я всеми силами искал компромисс. Но не справился, признаю.
Я повернулась, посмотрела на него. Спросила:
- Сейчас бы ты так не поступил?
- Нет. Я бы поступил по-другому. Но не факт, что правильно.
Я выдала бодрую до фальшивости улыбку.
- А теперь всё запуталось ещё сильнее, чем тогда.
- Что ты имеешь в виду?
Я пожала плечами.
- Как ни крути, а ты семейный человек. У тебя ребенок, жена. А я опять… разлучница. И как такое в моей жизни случилось?
- Ты Абакумова имеешь в виду?
Неприятно было обсуждать эту тему, тем более с ним, но имя Дмитрия Алексеевича повисло между нами.
- Ты меня презираешь? – задала я ему самый главный вопрос. Усмехнулась. – Я почти разбила чужую семью. Сама на себя удивляюсь, - вздохнула я.
Давыдов отвернулся, дернул плечом.
- Ты влюбилась, - сказал он.
Я задумалась над его словами, потом головой качнула.
- Нет. Просто… мне очень хотелось быть нужной кому-то. А ещё я испугалась.
- Чего испугалась?
- Что после тебя не захочу ни с кем быть. Что так и буду одна, страдать, вспоминать. А тут Димка появился… весь такой бравый, самоуверенный. Он всегда и во всём уверен. В отличие от меня. Это подкупает.
- Ты могла бы выйти за него замуж. Думаю, он не отказался бы развестись.
- Не отказался бы, - согласилась я. – Я даже думала об этом. – И тут же добавила: - Но он не нравился папе.
- Что? Больше чем я? – удивился Давыдов. А я укоризненно на него глянула.
- Если бы ты не нравился моему папе, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Из-за тебя папа переживал. Считал, что ты загоняешь меня в рамки, о которых мне и узнать без тебя не пришлось бы. А Дима… он просто ему не нравился. Как сотрудник – да. Папа его ценил, прислушивался к его мнению, но… В какой-то момент застопорил его карьеру. Наверное, надеялся, что Димка разозлится и сам исчезнет с моего горизонта.
- Но Дмитрий Алексеевич оказался упрямым.
- Да. Наверное.
- Так что, он сделал предложение?
Мы с Маратом встретились глазами, и я с неким вызовом ответила:
- Сделал. А я сделала выбор в пользу его семьи. Я не имею права губить то, чего не создавала.
- Иногда губить уже нечего, - заметил Марат, поглядывая на меня в задумчивости.
- Что ты имеешь в виду?
- Дмитрий Алексеевич создает впечатление человека деятельного и настойчивого. Иначе не достиг бы того уровня профессионализма, который имеет.
- Отрадно, что ты признаешь его способности, - не удержалась я от язвительности.
- Признаю, почему нет? Я стараюсь оценивать сотрудников по их заинтересованности в работе. У господина Абакумова заинтересованности хоть отбавляй, - хмыкнул Давыдов. – Кажется, он всё ещё надеется, стать членом Совета директоров. В качестве твоего протеже.
- Не протеже, а мужа, - поправила я его строго.
- Как скажешь. – И тут же переспросил: - Значит, о замужестве ты всё-таки думаешь?
- Конечно, - удивилась я. – У меня подходящий возраст, мне нужен муж. Понадобится в определенный момент.
- И тогда спасайся, кто может?
- Не смешно, между прочим.
- Как скажешь.
Мы снова замолчали. Смотрели друг на друга. Затем Марат задал короткий вопрос:
- Мне остаться?
Я медлила, медлила, после чего качнула головой.
- Нет, Марат. Тебе лучше уйти.
Я видела, что он разочарован. Его рот дернулся в короткой усмешке, но затем губы раздвинулись в улыбке.
- Хорошо. Ты права. Не будем торопиться.
Торопиться нам, на самом деле, было некуда. При одной мысли, что о нас с ним заговорят, становилось дурно. Я ещё отлично помнила, как за моей спиной шептались, когда о моей связи с Дмитрием Алексеевичем стало известно. Я сразу превратилась в хищницу и разлучницу. Что, конечно, понятно, но всё равно неприятно. Не будешь же каждому объяснять как, что и почему.
Почему меня надо понять и простить.
Иногда я принималась обосновывать для самой себя степень моей невиновности, и всё равно, даже в собственных глазах, оказывалась виноватой. Больше повторять этот опыт не хочу.
- Вы с Маратом обо всём договорились? – спросила меня утром Шура.
- О чем именно? – переспросила я.
Экономка аккуратно пожала плечами.
- Не знаю. Вы так долго разговаривали вчера вечером. Я всё уснуть не могла, переживала.
Я не удержалась от усмешки.
- О чем? Что он меня переспорит? Не получится у него, Шура.
Шура тут же махнула на меня рукой, взглянула строго.
- Тебе бы только спорить, Марьяна. Спорить и спорить. А иногда нужно послушать.
- Я вчера послушала, - успокоила я её. – Очень внимательно всё выслушала.
- И что?
- И ничего, - подытожила я со вздохом, и потянулась за звонившим телефоном. В некоторой досаде увидела имя сестры на дисплее. Промелькнула мысль проигнорировать звонок, но в последний момент я смалодушничала, поднесла трубку к уху. – Слушаю. Привет.