Юра Черкасов пришёл в институт с моим подарком, чёрной сумкой. Видел Витю, учит отрывок. Ходили с Женькой в кинотеатр «Октябрь». Я второй раз смотрел фильм «Холодное лето 53-го».

Болит сердце, перестал бриться. Ложусь спать поздно, встаю рано. На работе каждый метр квадратный, каждый человек осточертел до невозможности. Солдаты стоят бессменно, просят, чтобы я купил им мороженое. Погода стоит тёплая и как объяснить солдату, что в московских мороженицах пусто. Они не верят, думают, что я ленюсь сходить купить им «Эскимо». Смотрят с затаённой обидой.

Звонила Таня. Велела принести мне отчёты. Я послал с отчётами своего заместителя Медведеву, не стал с Таней пререкаться. Чувствую, она уже на грани. В двенадцать часов весь отдел собрали в конференц-зале на занятия по гражданской обороне. Бывший военный крутил в руках противогаз и рассказывал что-то никому не нужное, к гражданской обороне не относящееся.

Улучив момент, я попросил у Николая Ивановича написать мне характеристику для поступления в театральное училище. Он пообещал, что к завтрашнему дню всё будет сделано.

Дома смотрел фильм «Жизнь Клима Самгина». Перед сном читал.

Рано утром позвонил Николай Иванович, попросил зайти, подписать передвижку. Сказал, что завтра к нам придут четыре новеньких работника, — молодые комсомольцы. На Лабораторный приходили Толя и Коля, делали вид, что трудятся. Старушки наши по весне стали прихорашиваться, принаряжаться, шутят, смеются.

Встречал тех, кто голосовал за моё исключение из комитета комсомола. Я с ними продолжаю здороваться, хотя они от этого и смущаются. Я понимаю мотивы их поступка. Пока Таня меня жаловала, они, как могли, терпели мои выходки. Как только она открыла кампанию травли, они с удовольствием, с готовностью её поддержали, не вдаваясь в мотивы её перемены ко мне. Для них это жизнь, для меня — мышиная возня. Одно беспокоит, — сердце болит, не переставая, после того злосчастного комитета. Ничего не проходит бесследно.

После работы поехал к Борису. Попросил налить мне стакан вина. Выпил и сердце болеть перестало.

Степана водили гулять. Он, как говорится, теперь ходит на своих двоих. На улице становится серьёзным и всё внимательно изучает.

Дома перед сном читал.

Сегодня День шуток и смеха для всего честного народа. Для меня это последний рабочий день перед отпуском. Утром в киоск «Союзпечать» выстроилась очередь длиннее, чем в Мавзолей. Видимо, за «шуточными» газетами. Солдаты опять просили купить им мороженое, я обошёл мороженицы во всей округе, везде пусто. Говорили, что всё уже съели.

Звонил Артёму, интересовался, придёт он сегодня или нет. Сказал, будет. Женщины поили меня кофейным напитком, просили сплясать, почитать стихи. Весь день сегодня я пел и плясал. После стакана домашнего вина, невидимая рука, сжимавшая моё сердце, ослабила свою хватку. Я снова наполнился радостью.

Получил отпускные, двести двадцать пять рублей, забрал у Николая Ивановича характеристику для поступления в театральное училище. Он сказал, что Таня не хотела подписывать характеристику. Упиралась и возражала. Неужели же она так любит меня до сих пор, что идёт на такие демарши. В конце концов,

все автографы и печать были на месте.

Николай Иванович заверил, что они меня в обиду не дадут. Намекал на то, что про исключение из секретарей, а тем более из комсомола она может забыть. Всё руководство заверяет меня в своей преданности и только просят об одном, аккуратно вести документацию, чтобы не к чему было придраться.

Вечером Артём не пришёл, я ждал его тридцать минут. Заехав домой, собирался ехать к Женьке. Но отложил поездку. В гости приехала троюродная сестра Лиза, всё из того же Волжска и увлекла беседой.

Встал в одиннадцать часов и поехал в ГИТИС. До того, как я вошёл в двери института, прогулялся по Арбату. Видел слепого баяниста. Он играл мелодии тридцатых годов и люди сыпали в сумочку, висящую на его руке, медь и серебро. Кто-то кинул при мне даже рубль бумажный.

В институте пусто, только группа Евгения Лазарева. То есть мои друзья. Они занимались сценическим движением. С разрешения педагога я сел на стул у стенки и стал наблюдать, как Витя и Юра отрабатывали театральные удары. Ко мне подсела Люда Афанасьева, стала расспрашивать о моих делах, готовлюсь ли поступать в этом году, какая у меня программа для поступления. Я попросил, чтобы не теребила больную душу, не спрашивала.

После сценического движения мы с Витей пошли в кафе, есть курицу. Витя признался, что на деньги, которые я оставил ему на еду, он купил букет цветов и подарил их сокурснице. Имелась в виду та десятка, которую через Витю вернул мне Андрей Звягинцев. Я успокоил друга. Сказал, что деньги дал не на еду, а на всё, что угодно.

Распрощавшись с Витей, я поехал к Женьке в комиссионку. Дождались закрытия магазина и попробовали попасть в кино. Не попали.

Отправились к Женьке домой. Поужинали, выпили водки, посмотрели программу «Взгляд». Во втором часу ночи я на такси поехал домой.

Перед сном читал.

Воскресенье самый неудобный для отдыха и походов в кино день в городе Москва. Одно развлечение, — не надо рано вставать. Встал как раз к «Утренней почте». Точнее сказать, разбудили, сам бы не встал. Передачу вела Алла Пугачёва. Вела передачу хорошо, сама пела. Затем пошли «Фильмы апрельского репертуара». Эту передачу вела женщина-кинорежиссёр Алла Сурикова, автор фильма «Человек с бульвара Капуцинов». Картины она представляла неважные, скучные или старые.

Посмотрев программу, позвонил Женьке, встретились на «Курской». В кинотеатрах ажиотаж, фильмы идут под громкой вывеской «Фестиваль фестивалей». Не имея возможность попасть в кино, мы купили два торта «Прага» и поехали в гости к Борису. Звонили ему дважды, никто не брал трубку. Решили, сломан телефон. Куда им идти из дома с маленьким ребёнком? Приехали в Ясенево, позвонили, дверь никто не открыл. Оказалось, всё-таки уехали. Поехали в гости к Надькиному брату. Мы с тортами в руках отправились ко мне домой и попали на фильм «Старик Хоттабыч». Посмеялись вдоволь и тут же в рамках программы «Воскресный кинозал» картина Сергея Соловьёва «Чужая белая и рябой». Я опять при просмотре плакал. Есть в этом фильме щемящие душу моменты. И в завершение телевизионных программ показывали интервью с Аллой Пугачёвой. Певица рассказывала о своей жизни, сетовала, что из двух отснятых часов её откровений в эфире покажут только час.

Так и прошёл ещё один выходной день.

Сегодня первый день моего отпуска. С утра позвонил Марине Зудиной. Она была взволнованна, куда-то торопилась, просила, чтобы я звонил во второй половине месяца. Она будет знать расписание спектаклей, будет знать, на что рассчитывать. Отношения с ней мне напоминают отношения с Анной. Та тоже тянула и откладывала встречу до тёплых дней, чтобы предстать в платье и загорелой.

Сегодня у меня замечательное настроение. Мама уехала в деревню к нотариусу. В квартире я один.

Слушал магнитофон, рассказывал своему отражению в зеркале басни и отрывки из прозы. Позвонил Артёму, он попросил прощения за то, что не смог прийти в пятницу. Сказал, что по дороге встретил Галину Ганчо, и она его увела.

Я приехал на объект к семнадцати часам. Пришёл Артём, пришла Ганчо. Больше никого не было. Мы поговорили и разъехались. По дороге я рассказал Артёму, что против меня была целая компания и меня хотят выгнать из комсомола. Он рассказывал свои новости.