– Шенне, тебе не страшно?

– Волнительно. А ты боишься?

– Я – нет, а сердце будто да.

Они улыбнулись друг другу и почти сразу услышали скрип и лошадиное фырканье. Осторожно выглянули, осмотрелись. Уже знакомая им телега Нояны, груженая берестяными коробами и свиной, недавно забитой тушкой, неспешно плыла со стороны фермы. Супруг правил лошадью, Нояна же, придерживая наполненные яйцами короба, молча глядела по сторонам.

Шенне с Таликом почти синхронно пожали плечами. Отъезд хозяев ничего не менял, скорей, даже был им на руку. Вероятность быть в самый неподходящий момент замеченными снижалась.

Прошло не менее часа, прежде чем одинокая фигура вдалеке свернула на пыльную проселочную дорогу. Успокоившиеся их было сердца снова затрепетали.

– Это не он, – вскоре объявила Шенне, взгляду которой вихри-змейки совсем не мешали, – я лысины не вижу.

– Как жаль, – выдохнул юноша, понемногу уставая от постоянной тревоги.

– Постой, – прищурилась она, – да это же отец!

Сперва появление Таймура удивило их, но толика размышлений все расставила на свои места. Все говорило за то, что Альме сильно нездоровилось, и Нояна, найдя или случайно встретив брата, попросила того срочно проведать больную.

Они пропустили Таймура, не выдав своего присутствия, после чего встал резонный вопрос: ждать Яра Мугана дальше или идти вслед за ним на ферму.

– Талик, что думаешь?

– За ним… Но стоит подождать немного, – обеспокоился состоянием мамы он, – мы это место выдать не должны.

Выждав долгие минуты, коих прошло не менее двадцати, они покинули пригорок и двинулись к ферме. Сначала шли как обычно, но волнение все подгоняло юношу, он ускорялся, увлекая за собой Шенне, а она, наоборот, притормаживала, дабы они держались плана и не прибыли слишком рано.

Уже подходя к гостевому дому, они услышали женский стон. Талик было дернулся, но его спутница еще крепче ухватила того за руку.

– Прислушайся, – с бледнеющим на глазах лицом прошептала Шенне.

Юноша навострил ухо и только тогда понял, что именно так напугало ее.

– Не может быть, Шенне, – едва шевеля губами, произнес он.

– Идем, проверим, – все еще в шоке, кивнула она в сторону невысокого дома.

И Шенне, и Талик всей душой хотели ошибаться, однако характерные звуки, что они отчетливо слышали и уже неплохо знали, оставляли им мало шансов. Подкравшись к дому, они осторожно заглянули в широкую между бревнами щель.

Талик для верности протер глаза, чтоб за полосками вихрей через секунду увидеть чьи угодно другие лица, но не те, что он только видел.

– Да, ты все верно видишь, – шепнула ему девушка и потянула от фермы прочь.

– Тошнит, Шенне, – пожаловался он через несколько десятков шагов.

– Да, меня тоже.

Почти без слов, но ни на миг не отпуская руки друг друга, они добрели до поляны. Забрались в свое гнездо, уселись. Желания близости совсем не было. Говорить тоже пока не хотелось. Обоим было ясно, что в устранении Яра теперь никакого резона нет. Оба понимали, что произошедшее неотвратимо скажется на их с родителями отношениях, но еще не могли представить, как именно.

Сквозь досаду и отвращение в голове Талика уже начали мелькать мысли, что в случившемся есть и хорошее. Не для матери или Таймура, а для него с Шенне, которых во всей этой истории с Яром теперь мало что держит и связывает. Если смотреть на себя в отрыве от родителей, воспринимая их отстраненно, не так уж все было и дурно.

Только он собирался закинуть эту мысль Шенне, как позади них, там, под кроной могучего ясеня, кто-то кашлянул. Они синхронно вздрогнули и, чтобы не выдать себя, очень-очень медленно, стараясь не вызвать и шороха, стали разворачиваться к источнику звука.

Им оказался мужчина, годами чуть младше Таймура, высокий, с широкой на лбу повязкой, защищающей лицо от непослушных волос. Ранее они уже видели его в поселении, а Талик как-то даже относил ему дощечку-поручение от Яра Багура. Мужчина нервничал, на месте ему не стоялось, и он один за другим наматывал неровные круги вокруг ясеня. Все говорило за то, что он кого-то ждал.

«Свидание?!» – пришло на ум обоим, и обоих от этой мысли передернуло. Менее всего им хотелось стать свидетелями еще одной близости.

Тем не менее напряженное наблюдение за чужой активностью позволило им на время забыть о печалях собственных. Любопытство захватило их.

Примерно через двадцать минут появился и второй – он вышел из западного леса, его приближение заранее заметили как тайные зрители, так и ожидавший внизу мужчина, который сперва хотел двинуться своему знакомому навстречу, но быстро передумал и вернулся к дереву.

Того второго подростки раньше не видели. Одежды на нем были обычные, калахасские, но волосы – как смоль черные и как шерсть барашка кудрявые, такие в общине отродясь не водились. Он выглядел несколько младше первого, шагал к месту встречи небрежно, вразвалочку, улыбался.

– Хасим, что за дурные шутки?! – издали приветствовал его первый. – Зачем мы здесь?!

– Аржан, ну ты сам бы подумал! – усмехнулся второй. – Просто нам с тобой дюже надо было поговорить. Наедине. Вот и позвал! Чего проще?

– Что ж, говори, я слушаю тебя!

Двое остановились друг от друга примерно в трех метрах, так что их вихри-змейки даже не пересеклись.

– Что ж, говорю, – усмехнулся Хасим, не разрывая дистанции, начав кружить около своего приятеля. – Ты приютил меня, Аржан, помог мне оправиться. И за то я благодарен тебе, дюже благодарен. Но настало мне время уйти.

Манера речи, как и внешность, выдавала в брюнете чужака.

– Хасим, ты говоришь достойно, – первый начал успокаиваться. – Но все ж зачем втянул сюда Чогьял? Скажи ты мне, что значат ее слезы?!

– Аржан, ну до чего ж ты непонятливый, – надменно усмехнулся брюнет. – Девочка просто любит меня и хочет уйти вместе со мной!

– Да ты сдурел, Хасим! – вскипел калахасец. – Она едва достигла полнолунья! Ты ей в отцы годишься!

Полнолунием в Калахаси называли возраст совершеннолетия – сто девяносто месяцев, по достижении которого человек мог вступить в брак.

– Ха-ха! Я тебе не говорил, Аржан, но знай, что у нас в Шандаре это не зазорно.

– Зря я укрыл тебя… О том не может быть и речи, – сухо выдавил отец, не настроенный шутить. – Она останется, ты уходи!

– Так это ведь не ты, Аржан! Не ты! – начал злиться и чужак. – Это ж Чогьял уговорила тебя, ты бы и пальцем не шевельнул, оставил бы меня умирать! Вот прямо там! – ткнул он пальцем вправо. – В благодарность за это девочку я заберу. И знай, Аржан, у меня нет к ней страсти. Найдет она у нас хорошего мужчину, с ним будет счастлива.

– Этого не будет.

– Да, да, я знал, что ты будешь против. Потому мы и здесь, Аржан, – коварно улыбнулся чужак, пятясь назад, словно тигр перед прыжком.

– Я воин, у тебя ни шанса! Дар-сомран!

Призыв начал послушно наливать синевой длинный коготь у правой руки воина. В отличие от Гахтага, призыв оружия потребовал у него немалого времени – где-то секунд пять.

– Ты не воин, Аржан, ты глупец! Дар-вайлин!

Всего через пару секунд на уровне пояса Хасима оформился слегка изогнутый светло-фиолетовый клинок, лезвие которого как будто дрожало, вибрировало. Курчавый брюнет даже не успел коснуться клинка, а тот уже устремился на своего врага.

Это было столь неожиданно, что Шенне чуть не вскрикнула. Но в пылу битвы ее нечаянный «ах!» остался незамеченным.

Едва закончивший свой призыв калахасец метнулся в сторону и тут же рванул на противника. Фиолетовый клинок прошел мимо, зацепил вековой ясень, оставив с левой стороны его ствола глубокую щель, и улетел прочь.

– Дар-вайлин! – сделав шаг назад, вновь выкрикнул чужеземец.

Дистанция между противниками быстро сокращалась. Рывок, еще один. Однако второй фиолетовый снаряд выстрелил чуть раньше, чем Аржан добрался до обидчика. Видя свою промашку, калахасец убрал тело вправо, и уже оттуда выбросил синий коготь противнику в грудь.