Второй ребенок в семье строителя и ткачихи, рожденный немногим более двенадцати лет назад, мальчик был назван по имени мифического героя, в незапамятные времена с помощью божественных огненных вихрей освободившего мир людей от злобных чудовищ.

Несмотря на свое имя, Талик имел мало героического, с божественным огнем его также ничто не связывало. Для своего возраста он вел вполне заурядную жизнь – обучался у наставника Кальина, разносил указания старейшины Яра Багура, помогал родителям по хозяйству и, когда оставалось время, играл со своими сверстниками.

И то ли свободного времени стало на всех не хватать, ведь примерно год назад к изучению письма и счета добавилось управление небесными дарами, то ли прочие сверстники перестали представлять для него интерес, общение мальчика с другими детьми почти всецело свелось к соседской девчонке – Шенне.

– Мам, колокол звонит! – забежав в дом с заднего двора, возбужденно сообщил Талик. – Закончила ли ты?

– А ты, мой сын? – одобрительно улыбнулась ему мама – стройная женщина с милым лицом и мягким голосом, несмотря на уже не юный возраст считавшаяся в их селении одной из первых красавиц. – Закончил поливать?

– Почти успел, – видя, что мама не спешит покинуть свой прядильный станок, он подбежал к ней и потянул за руку.

– Талик, переживать не надо. Она тебя дождется, не уйдет, – улыбнувшись шире, она позволила сыну увлечь себя к выходу.

Смутившись, мальчик ослабил прыть и, словно виноватый, опустил голову.

– Идем, нормально все, – она поцеловала сына в темечко и, приобняв того за худенькие плечи, сама неспешно повела его к входной двери. – Ведь нравится Шенне мне тоже.

Уже приоткрыв дверь, мать вдруг остановилась.

– Снаружи подожди меня, Талик. А мне переодеться надо.

– Да, хорошо, я жду.

Талик аккуратно закрыл дверь и вышел к самой дороге, по которой жители Калахаси – маленького и уединенного поселения на востоке – по двое-трое уже неспешно топали в направлении площади. Колокол звал его жителей на ужин.

Калахаси в те годы все еще придерживалось преимущественно общинного способа хозяйствования. Вернее было бы сказать, что за крепостью традиций и отсутствием тесных связей с другими поселениями иных способов оно и не знало. Даже вездесущие соляные торговцы – традиционные вестники происходящего в других землях – здесь почти не задерживались.

Стоя у края мощенной розоватым камнем дороги, мальчик усердно сверлил взглядом дверь дома наискосок. Он был уверен, что Шенне бы не ушла без него, и что заминка обусловлена ее дедом, который, как он сам любил говорить, не считал себя достойным спешки.

Когда долгожданная дверь отворилась, сердце мальчика непроизвольно ускорилось. В обычном до колена холщовом платье и с неизменными до груди косичками Шенне, лишь завидев его, тут же рванула через покрытую песком, словно пылью, мостовую. Едва не столкнувшись с прохожей пожилой парой и оттого налившись румянцем, она подбежала к Талику и взяла его за руку. Ощутив ее тепло, сердце его в благодушии успокоилось.

– Один сегодня? – радостно улыбалась она.

Дети не виделись с обеда, однако уже успели соскучиться.

– Надо маму подождать, – недовольный родительской нерасторопностью, опустил глаза Талик. – Одеться она в чистое решила.

– Ну да и ладно, – не придала тому значения девочка, довольно помахивая их сжатыми в ладонях руками. – Значит, подождем.

– Уж подождем! – согласился подоспевший к ним дедушка Шенне. – Привет тебе, Талик! – широкой ладонью дед потрепал мальчика за русые волосы. – Что, мамка снова копошится?

– Привет и вам, Яр, – мальчик слегка склонил голову. Носящим титул яра было принято выказывать уважение. – Снова, да…

– Она и так краса, но хочет быть все краше! – довольно провозгласил старик. – И пусть же, прятать красоты нельзя! Почти что преступленье это!

По наблюдениям Талика, Яр Каир повторял эту фразу как минимум раз в три дня, всякий раз подавая ее как некое ценное наставление.

Дедушка Шенне был стар, и, хотя все еще крепок телом, рассудок все чаще начинал его подводить. Долгие годы он был первым защитником Калахаси, следил за внутренним порядком и был уважаем всеми жителями от мала до велика. С приближением старости ему прочили место в Совете старейшин, которое из-за дефицита воинов так ему в итоге и не досталось; Совет ограничился лишь титулом яра. Когда же начал угасать его разум, старейшины освободили его и от охраны порядка, оставив лишь роль защитника – могучая сила бывалого воина все еще могла сослужить Калахаси службу при нападении на него извне.

– Что ж, я побрел, ребятки, – нежно поправил он одну из сбившихся внучкиных косичек. – Как Альма выйдет – с нею догоняйте!

– Угу.

– Конечно, дедушка, так и догоним! – озорно улыбнулась ему Шенне.

Яр Каир сложил за спиной ладони и, приосанившись, побрел на площадь, по пути степенно приветствуя обгоняющих его калахасцев.

– Чем занималась ты?

– Сорняк полола, – брезгливо скривилась Шенне, не любившая копаться в земле. – А ты? Фигурку кончил?

Несколько дней назад они договорились вырезать по простенькой деревянной фигурке в форме птицы, которые, как им казалось, очень были востребованы в их играх. Девочка, использовав для того дедушку, уже свою заполучила, ему же никак не хватало времени закончить свою.

– Какой там… Даже с огородом не успел.

– Тебя не пустят, значит? – обеспокоилась Шенне.

– Сперва зайдем ко мне, долью две грядки. Согласна?

– Да! И кстати, – начала она шептать Талику на ухо, – сегодня днем я видела такое… это…

За сим разговором они не заметили подошедшей к ним женщины в кроеном оранжевом платье. Одежда подчеркивала точеную женскую фигуру, что вместе с широкими книзу рукавами и ярким окрасом сильно выделяло ее хозяйку, словно подсвечивало ее на сером фоне типичных калахасских платьев.

– О чем вы шепчетесь? – чуть наклонившись, обняла обоих Альма. – Опять задумали веселую проказу?

Шенне от неожиданности вздрогнула.

– Мам, это не проказа, – с легкой досадой прерванного любопытства ответил сын, – лишь секрет!

– Ну, раз секрет, так будет пусть секрет, – не стала спорить женщина, подталкивая детей вперед. – Идемте же.

– Да, надо дедушку нагнать!

– Ну что ж, попробуем, – согласилась она, однако не стала ускорять шаг и, как и ранее Яр Каир, неспешно направилась к месту собрания, учтиво улыбаясь приветствующим ее прохожим.

Совет старейшин, как слышал Талик от отца, подобные проявления индивидуализма не одобрял, хотя напрямую и не запрещал. Ремесленным мастерам было позволено создавать товар для себя, но лишь при условии выполнения установленного общиной плана и без использования общественных материалов. Вроде как не раз за долгую историю Калахаси предпринимались попытки полностью запретить работу на себя, однако все они не увенчались успехом.

Детей подобные вопросы, как и красота оранжевого платья, тогда волновали мало. Крепко взявшись за руки, они последовали за Альмой, желая как можно быстрее покончить с ужином и недоделанной работой, дабы уединиться от всех и погрузиться в свой маленький детский мир.

За их неприкрытую нежную дружбу сверстники часто подшучивали над Таликом и Шенне, дразнили женихом и невестой, бросали на них лепестки цветов, как часто делали взрослые при брачном обряде. Несмотря на это, подобное не смогло отвратить их друг от друга, и каждый из них полагал, что как они станут взрослыми, все именно так и будет.

Они прибыли к ужину позже прочих. Большинство жителей уже успели получить свои деревянные миски с давно надоевшей всем пшенной кашей, регулярное приятие которой поддерживалось больше чувством голода, нежели кулинарным искусством, и занять места за десятками массивных столов. Старейшина Яр Минжур уже что-то вещал про урожай, про вновь построенные и ожидающие заселения дома для новых семей, про потребность в расширении амбарных хранилищ.