На листке блокнота Мэйсона уже вырос целый букет.
О’К р э д и. Представьте нам список русских военнопленных в Британии, на которых вы претендуете. А я ознакомлю с ним правительство его величества.
М а к с и м о в. Могу ли я обнадежить мое правительство, что мы получим удовлетворение?
О’К р э д и. А я могу заверить правительство его величества, что этим списком ваши претензии по русским военнопленным в Британии будут исчерпаны?
М а к с и м о в. Безусловно.
О’Крэди, точно взвешивая, смотрит на Максимова. Максимов отвечает ему таким же пристальным взглядом.
О’К р э д и. Тогда, пожалуй, я могу взять на себя риск предположить, что мне удастся убедить правительство его величества согласиться с вашей позицией. Что вы на это скажете?
М а к с и м о в (после долгого молчания). Превосходно.
Мэйсон захлопывает блокнот. О’Крэди откидывается на спинку стула, Мэйсон хочет встретиться с О’Крэди взглядом, но тот не спускает с Максимова глаз. Он явно хочет понять, что же скрывается за этой долгой паузой.
М а к с и м о в. Остается только один вопрос.
О’К р э д и. Да?
М а к с и м о в (как бы в пространство). А что же будет с русскими военнопленными у ваших союзников? Во Франции, Италии, Бельгии?
Карандаш Боба падает на пол. Боб торопливо его поднимает. Но О’Крэди не торопится с ответом. Он встает, подходит к Мэйсону и рассматривает в его блокноте нарисованные цветочки. Серьезно, как бы получив важную информацию, садится на свое место и встречает терпеливый взгляд Максимова.
О’К р э д и. Ну, это вам надо выяснить у них непосредственно.
М а к с и м о в. К сожалению, у нас нет с ними ни малейших контактов. Я уже не говорю о Германии, которая не была вашим союзником. Впрочем, большое количество русских военнопленных бежало из Германии в Данию — не менее десяти тысяч.
О’К р э д и. Возможно. Нам это неизвестно.
М а к с и м о в. Вы, вероятно, могли бы это выяснить?
О’К р э д и. Допустим. Но это уже другой вопрос. Не будем расширять тему переговоров. Кончим сначала с одним делом.
М а к с и м о в (почти застенчиво). Вопросы связаны.
Лицо О’Крэди выражает недоумение. Он смотрит на Мэйсона. Тот тоже недоумевает. Максимов терпеливо ждет, когда они оба переведут глаза на него, и мягко, но отчетливо повторяет:
— Вопросы связаны. Если речь идет об обмене всех на всех.
О’К р э д и. Не хотите ли вы сказать, что имеете в виду обмен всех русских пленных во всех странах на тридцать пять англичан?
М а к с и м о в. Именно.
Молчание. О’Крэди рассматривает Максимова с возросшим удивлением. Мэйсон вне себя. Он уже готов даже что-то сказать, но О’Крэди останавливает его жестом. Подчеркнуто холодно О’Крэди обращается к Максимову.
О’К р э д и. Должен ли я понять вас так, мистер Максимов, что по ходу переговоров вы изменили свою точку зрения?
М а к с и м о в. Ни в коем случае, мистер О’Крэди. Я все время повторял одну и ту же формулу: всех на всех.
Он поворачивается к Вере. На одно мгновение в ее глазах промелькнуло что-то вроде удовольствия.
М а к с и м о в. Как у вас записано, Вера?
В е р а. Именно так.
О’К р э д и. Боб, как вы зафиксировали предложение мистера Максимова в прошлый раз?
Боб листает, находит и отчеканивает.
Б о б. Всех на всех, сэр.
О’К р э д и. А кто же тогда муссировал вопрос о всех русских только в английском плену?
Б о б. Это был именно вопрос мистера Мэйсона.
В е р а. Так записано и у меня.
М э й с о н. Я… Но… Мне и в голову не могло прийти…
М а к с и м о в (почти с лаской). Я тут ни при чем, мистер Мэйсон.
О’К р э д и (стараясь говорить спокойно). Как вы понимаете, на таких условиях я, конечно, не имею полномочий вести переговоры.
М а к с и м о в (сочувственно). Тогда, может быть, придется эти полномочия запросить?
О’Крэди смотрит на Мэйсона. Тот молчит. О’Крэди встает, и Мэйсон тоже почти подскакивает. Максимов сидя наблюдает эту сцену, как бы не понимая, что она может означать. Но О’Крэди, очевидно, меняет решение и жестом усаживает Мэйсона обратно. Затем, широко улыбнувшись, принимает самый доброжелательный вид.
О’К р э д и. Ну хорошо. Поговорим менее официально. (Стоит, переминается с каблука на носок.) Вы не возражаете, дорогой Максимов, если я задам вам несколько простецких вопросов? Вы не будете сетовать на форму?
М а к с и м о в. Ни в малейшей степени, дорогой О’Крэди. Рубите сплеча.
Теперь они стоят друг против друга.
О’К р э д и. Вот объясните мне: почему вы считаете возможным требовать с меня людей, которые находятся не у меня, а черт знает где? (В сторону Веры.) Простите, мисс.
М а к с и м о в (простодушно). А потому, что у меня нет черт знает с кем никаких отношений. А у вас есть. (Вере.) Простите, Вера.
Вера и Боб уже несколько секунд, не скрывая своего удовольствия, следят за разыгравшейся сценой. Мэйсон в своем окаменении похож на статую и лишь изредка моргает.
О’К р э д и. Но это — суверенные державы. Я не могу приказать им установить с вами дипломатические отношения.
М а к с и м о в. И не нужно. Ведь говорим же мы с вами без этих отношений.
О’К р э д и. Мы оба заинтересованы. А им плевать на наших англичан.
Мэйсон моргает.
М а к с и м о в. Вам не плевать. И нам не плевать на наших пленных.
О’К р э д и. Мэйсон! (Мэйсон отмахивается.) Вы понимаете, что вы говорите, мистер Максимов?! И в какое время?! Сейчас, когда ваша страна находится при последнем издыхании, вы ставите нам такие условия!
М а к с и м о в. Моя страна находится при последнем издыхании уже два года. Так пишет ваша пресса.
О’К р э д и. Вздор!
М а к с и м о в. Пожалуйста. (Раскрывает папку и читает.) «Власть большевиков шатается». Это официоз «Дейли кроникл» от семнадцатого ноября семнадцатого года. А вот «Дейли ньюс» от двадцать четвертого ноября семнадцатого года: «Большевистское правительство обречено». И два дня спустя, там же: «Власть большевиков слабеет, и даже сам Ленин и его сторонники считают, что они не смогут удержаться». Это либералы. А вот консерваторы, «Дейли телеграф» от пятого января восемнадцатого года: «Советское правительство может прекратить свое существование в любой момент, и ни один здравомыслящий человек не даст ему жизни больше месяца». Так кто из нас говорит вздор?
О’К р э д и. Такой обмен немыслим.
М а к с и м о в. Все зависит от точки зрения. Кое-кто считал: революция немыслима, наше существование немыслимо. Но мы — реальность.
О’Крэди обводит всех взглядом и видит, что Вера смотрит на него иронически, Боб с любопытством, а Мэйсон почти испуганно. Взяв себя в руки, О’Крэди принимает официальный тон.
О’К р э д и. Ваше условие окончательное, мистер Максимов?
М а к с и м о в (также официально). Да, мистер О’Крэди.
О’К р э д и. Вы завели переговоры в тупик.
М а к с и м о в. Напротив. Прояснил обстановку.
О’К р э д и. Я вынужден буду потребовать перерыв.
М а к с и м о в. Сожалею.
Обмен подчеркнуто сухими поклонами.
Улица перед отелем. О’Крэди, Мэйсон и Боб садятся в автомобиль. Он трогается.
М э й с о н. На это может быть один ответ — разрыв переговоров! Керзон нас одобрит!
О’К р э д и. А Ллойд Джордж — нет. Да и Керзону не дают житья родственники этих офицеров. Это не просто офицеры и не просто родственники. И потом, я надеюсь, вам известно, что в некоторых лагерях уже были восстания русских пленных.
М э й с о н. Ну, на эти восстания мы сумели ответить.
О’К р э д и. Это вам кажется, что вы сумели.
М э й с о н. Но тридцать пять на десять тысяч?
О’Крэди вдруг начинает смеяться. Мэйсон удивленно поворачивается к нему. Боб тоже.
О’К р э д и. Я представил себе лицо Керзона.
Мэйсон возмущенно отворачивается.
