Часы — это не только мера времени. Это еще мера ожидания, терпения, выжидания, настойчивости, напряжения, лавирования, воли… Как сказано в одной древней книге, это не время проходит, это мы с вами проходим. Как проходим? — вот в чем вопрос.
В е р а. Опоздают? Или не придут совсем?
Максимов пожимает плечами. Ляля приносит отпечатанные листки. Максимов просматривает их и вычеркивает отдельные названия.
В е р а. Безобразие.
М а к с и м о в. Станьте у окна и дайте знать, если они появятся.
В е р а (стоя у окна). В конце концов, это невежливо.
М а к с и м о в. Ничего подобного. Это как игра в шахматы. Противник думает над ходом. Обдумывайте свой. И поменьше эмоций.
Максимов, кончив просматривать рукопись, передает ее Ляле.
М а к с и м о в. Поставьте цены.
В е р а. Сколько же мы их будем ждать?
М а к с и м о в. Как вы думаете, чем отличается умный от дурака? Дурак знает все.
Ляля уходит в свою комнату.
Часы показывают 10 часов 18 минут.
В е р а (у окна). Наконец-то. (Отходит от окна.)
М а к с и м о в. А теперь мой ход.
Максимов идет к себе в комнату, надевает пальто и шляпу. Вера с удивлением глядит на него.
М а к с и м о в. Скажите им, что я вышел погулять. Буквально минуту назад.
В е р а. Когда придете?
Максимов разводит руками. На часах 10 часов 19 минут.
М а к с и м о в. Через двадцать минут. И чтобы без упрека в голосе.
Стук в дверь. Максимов, приложив палец к губам, скрывается в своей комнате и тихо закрывает за собой дверь. В гостиную входят О’Крэди, Мэйсон и Боб. Максимов из двери своей комнаты покидает номер. На цыпочках проходит по коридору мимо двери гостиной. В гостиной О’Крэди и Мэйсон переглядываются.
М э й с о н. Погулять?
В е р а. Да. Странно, что вы не встретились.
О’К р э д и. Но разве мы не условились о встрече на сегодня утром?
В е р а (она сама любезность). Неужели мы что-то перепутали?
Вера смотрит на часы — 10 часов 20 минут. Приоткрывает дверь в другую комнату.
В е р а. Ляля, на какой час мы договорились с мистером Мэйсоном?
Улыбающееся лицо Ляли. Вера незаметно корчит ей рожицу.
Л я л я. На десять часов.
Вера переводит взгляд на О’Крэди. Тот понимающе кивает головой.
О’К р э д и. К сожалению, мисс Вера, мы чуть-чуть задержались.
В е р а. Пустяки. Всего на двадцать минут.
М э й с о н. Но…
О’К р э д и (поспешно). Наша вина. Мы можем подождать?
В е р а. Конечно.
Вера приглашает всех сесть. О’Крэди и Боб садятся.
Мэйсон прохаживается.
В е р а. Не хотите ли кофе?
У Боба на лице неопределенное выражение. Мэйсон энергично отрицательно качает головой.
О’К р э д и. А я выпью чашечку. Спасибо.
Вера включает граммофон. Звучит танцевальная мелодия. Вера выходит.
Максимов прогуливается по улицам Амстердама.
Идет под музыку рота солдат в голубых мундирах с белыми портупеями и в высоких медвежьих шапках, закрепленных на подбородках. Во главе роты гарцует на коне офицер.
В гостиной О’Крэди пьет кофе. Боб читает книгу. Мэйсон сидит в кресле и барабанит по столу пальцами.
М э й с о н. Вы собираетесь его долго ждать?
О’К р э д и. Пока он не придет.
М э й с о н. Невозможно.
О’К р э д и. Вы уже посоветовали опоздать. Следующий совет?
М э й с о н. Я хотел, чтобы он не подумал, будто их успех на фронте произвел на нас впечатление.
О’К р э д и. На вас не произвел?
М э й с о н. Ни в малейшей степени.
О’К р э д и. Напрасно. Дипломат должен учитывать все.
М э й с о н. Не знаю, не знаю.
О’К р э д и. Я сказал — дипломат.
Максимов наблюдает за сменой караула перед королевским дворцом в Амстердаме. Забавные перестроения. Публика в отдалении с привычным ротозейством следит за этой процедурой. Много детей. Много собак. Караул замер. Офицеры салютуют друг другу.
А в гостиной идет пока что неторопливый разговор.
О’К р э д и. Как ваши дела, Боб? С русским языком?
Б о б. Подвигаются, сэр.
Показывает раскрытую страницу. На ней буква «Ш».
О’К р э д и. Римское три? И как она звучит?
Б о б. «Ш-ш»…
О’К р э д и. С ума сойти! У них что — все ненормальные буквы похожи на цифры?
Б о б. Это неожиданная точка зрения, сэр. С этой стороны я еще не смотрел на дело.
О’К р э д и. Что скажете, Мэйсон? «Ш-ш»!
Мэйсон машет рукой, резко поворачивается и возмущенным жестом показывает на часы. На циферблате — без 20 минут 11. И одновременно распахивается дверь. Входит Максимов. Он успевает заметить жест Мэйсона и, оценив его, широко и благодушно улыбается. Снимает приветственно шляпу.
М а к с и м о в. Прекрасная погода в Амстердаме. Прекраснейшая!
Рукопожатия, во время которых Максимов каждый раз повторяет: «Прекраснейшая!»
М э й с о н. К сожалению, из-за этой погоды мы потеряли массу времени.
М а к с и м о в (доверительно). В мире ничего не теряется. Если верить закону сохранения энергии. Одни теряют, другие находят. Но все к лучшему. Я, собственно, и вышел погулять… (Жест на сердце.) Теперь все в порядке.
М э й с о н. Жаль, что, несмотря на ваше недомогание, журналисты досаждали вам.
М а к с и м о в. Они и мертвого не оставят в покое.
М э й с о н. Нас почему-то, хотя мы были здоровы, они не тронули.
М а к с и м о в. В самом деле, почему?
М э й с о н. Очевидно, вы чем-то питали их любопытство.
М а к с и м о в. Вы так думаете?
М э й с о н. А что мне остается думать?
М а к с и м о в. Вы правы, а что вам еще остается думать.
О’Крэди смеется.
М э й с о н. Не вижу ничего смешного.
О’К р э д и (холодно). Вот вы и не смеетесь.
Максимов и Мэйсон с О’Крэди садятся за круглый стол друг против друга. Вера и Боб — за отдельные столики за ними, причем Боб садится после того, как галантно подставил Вере стул.
Все ждут, кто же начнет разговор.
Максимов и О’Крэди рассматривают друг друга.
М а к с и м о в. Я вас слушаю, мистер О’Крэди.
О’К р э д и. Мистер Максимов, уже некоторое время назад мы располагали мнением Лондона и готовы были вам его передать, если бы не ваша болезнь. Как я и предполагал, ваше условие было оценено в Лондоне как чрезмерное. Нам пришлось приложить немало усилий, чтобы представить вашу позицию, поверьте, в наиболее приемлемом виде.
Максимов слушает, не отрывая взгляда от О’Крэди.
О’К р э д и. В результате, дабы не затягивать переговоров, я могу предложить обмен тридцати пяти британских офицеров на архангельских заложников, увезенных нами при эвакуации с Севера.
О’Крэди внимательно смотрит на Максимова.
Карандаш Мэйсона делает какие-то записи в блокноте. Если бы мы заглянули в блокнот, то увидели бы, что Мэйсон рисует цветочек, в сердцевине которого число «35».
М а к с и м о в. Около ста человек?
Рядом с первым цветочком в блокноте Мэйсона появляется второй с числом «100».
О’К р э д и. Да.
На лице Максимова почти детское простодушие, когда он спрашивает:
— И все? А что же будет с русскими, арестованными вами в свое время в Персии?
О’К р э д и. Надо еще выяснить их судьбу.
М а к с и м о в. Они увезены вами в Индию.
О’К р э д и (обменявшись взглядом с Мэйсоном). Сложная задача.
М а к с и м о в (так же, как бы апеллируя к Мэйсону). Не увозили бы, не пришлось бы решать.
Мэйсон опускает глаза и старательно начинает рисовать новый цветок.
О’К р э д и. Этим ваши претензии исчерпываются?
М а к с и м о в. Не совсем. Нас еще волнует судьба русских граждан, интернированных вами в Турции, Египте, в английских колониях. (Добродушно, адресуясь к Мэйсону.) Просто страсть какая-то увозить чужих людей.
