Неприятная обстановка. Тяжелая, удушливая, какая-то… Барбаросса насторожилась, ощущая жгучее желание достать из башмака нож, несмотря на царящую вокруг тишину. Какая-то неестественная. Точно внутренние комнаты почти не использовались по назначению. Кроме того, совершенно не видно тех следов, которые обычно оставляет человеческое присутствие — восковых лужиц, оставляемых тающими свечами, спичечных огарков, хлебных крошек… Может, старик такой ветхий, что почти не спускается вниз?
Барбаросса ощутила тревожную щекотку на внутренней стороне бедра. Умора будет, если выяснится, что по наводке шутницы Бри она вломилась в логово сфексов. Чертовы букашки, не без успеха изображающие из себя людей, обожают устраивать такие фальшивые домики у всех на виду, служащие ловушкой для тупоголовых сучек и обустроенные почти как настоящие.
Маловероятно, конечно. Сфексы не любят климата Верхнего Миттельштадта и обыкновенно не забираются так высоко, здешний воздух слишком влажен для их шкуры, человеческие тела, которые они носят, точно костюмы, начинают в нем быстро разлагаться, теряя вид. Кроме того, сфексы обыкновенно возводят под домиками-ловушками небольшие ульи, где запасают пищу и держат своих невольных гостей, а почва внизу, в предгорьях, куда мягче и удобнее для рытья. Нет, подумала Барбаросса с облегчением, этот старый хрен никак не может быть сфексом. Просто никчемный дряхлый старик, запертый в своем старом домишке. Может, он и гомункула завел чтобы было, с кем болтать перед сном…
Гомункул. Она явилась сюда за чертовым гомункулом и уберется прочь едва только сунет его в припасенный мешок. Ну, может задержится немного, чтобы прибрать еще парочку безделушек старика, если те попадутся ей на глаза. После всех сегодняшних треволнений будет справедливо, если она получит несколько монет за свои труды…
Барбаросса беспокойно оглянулась, пытаясь нащупать взглядом банку с гомункулом. Однако не нащупала ровным счетом ничего. Мебель, грязь, висящие на вешалке плащи, липкая пыль на стенах…
Хрен там. Гомункула не было.
Барбаросса стиснула зубы. Блядский гомункул должен быть в прихожей, Бригелла видела его через окно. Но его тут не было. Может, старик засунул его в темный угол? Или, отправляясь в постель, он имеет обыкновение брать гомункула с собой, обнимая во сне, как дети обнимают любимых кукол? Барбаросса чертыхнулась. Ей потребовалось три минуты, чтобы обследовать прихожую самым внимательным образом, нужно было увериться окончательно.
Мебель, стены, грязь. Никаких следов стеклянной банки с гомункулом или иной емкости, в которой он мог бы находиться.
Паршиво, сестрица Барби. Ты можешь выйти отсюда так же легко, как и вошла, отправившись восвояси или… Она впилась взглядом в закрытую дверь гостиной. Или можешь продолжить поиски в остальной части дома, продолжая свой чертов анабазис вглубь неизведанных владений. Черт. Ей не хотелось соваться дальше, дом хоть и молчал, но запах и обстановка действовали ей на нервы.
Но есть ли выбор? Взломав дверь, ты уже совершила преступление, за которое городской магистрат будет рад предложить тебе дыбу, назад дороги нет.
Она найдет чертового гомункула даже если придется перевернуть вверх дном весь дом.
Гостиная мало чем отличалась от прихожей, в которой она уже побывала. Мебель и здесь была дряхлой, трухлявой, помнившей, должно быть, еще предыдущего курфюрста, обои на вздыбившихся от влаги стенах превратились в коросту и медленно осыпались на пол грудами мертвых мотыльков, а там, где еще цеплялись за дерево, были украшены гнилостными разводами, похожими на цветы.
Должно быть, хозяин какое-то время пытался бороться с разложением, медленно поглощавшим его дом, потому что в некоторых местах сквозь толщу времен были заметны попытки исправить положение. Мебель носила следы починки, расстеленный на полу палас выглядел не таким древним, как все прочее, что же до стен, старик, видимо, пытался скрыть пятнающие их следы разложения при помощи картин, маскируя ими, точно заплатками, особенно запущенные места. Дюжины три картин, прикинула Барбаросса, ощущая нечто сродни уважению. Чертовски много для одного затхлого домика в середке Верхнего Миттельштадта. А еще говорят, будто военные не любят живописи…
Гостиная была пуста, в этом она убедилась через щелку в двери, прежде чем проникнуть внутрь. Пуста, безлюдна и полна кислыми запахами, от которых ее уже начало немного мутить. Точно кто-то сварил целую бочку капусты, а потом позабыл про нее, позволяя медленно преть, превращаясь в гнилье. Скверный запах, из-за которого она черт знает сколько времени проторчала в прихожей, выискивая несуществующих демонов.
Лестница, ведущая на второй этаж, выглядела чертовски трухлявой — как и весь дом. Но в этом, по крайней мере, был и плюс — если разбуженный хозяин вздумает ступить на нее, треск будет слышен на пять мейле в округе. Если, конечно…
Может, он помер, подумала Барбаросса, крадущейся походкой хищника двигаясь сквозь гостиную. Издох давным-давно в своей затхлой берлоге, задохнулся в гнилостных миазмах или был раздавлен каким-нибудь рухнувшим на него шкафом. И теперь медленно разлагается в своей кровати, превращаясь в такую же труху, как и здешняя мебель. Бригелла сказала, он реально стар, а старые вояки обычно не очень долго коптят небо. Может, зачарованная мушкетная пуля, сидящая в его мясе и многие годы прокладывающая путь к сердцу, наконец достигла своего. Или отравленная кровь, циркулирующая в венах, прикончила его, сожрав изнутри, или…
Треск, донесшийся до нее со второго этажа, был громким, резким и достаточно внезапным, чтобы она мгновенно замерла на месте, точно соляная статуя. Такой треск дерево не издает само по себе, зато его вполне может издавать тело, ворочающееся на рассохшейся кровати. Барбаросса сцепила зубы, ожидая не раздастся ли за этим звуком что-нибудь еще. Например, шаркающие шаги. Или щелчок взводимого курка. Черт, если старик заподозрит, что в его доме хозяйничают гости, которых он как будто не приглашал, ему достаточно распахнуть окно и крикнуть погромче, через три минуты на улице ее будет поджидать магистратская стража. И тогда она, может, еще успеет пожалеть о том, что в самом деле не угодила в пасть охранного демона…
Барбаросса машинально прикоснулась к «Скромнице» сквозь ткань дублета. В здешнем полумраке затаиться под лестницей не составит никакого труда. А как только старикашка спустится…
Скрип повторился. Громкий протяжный скрип со второго этажа. Это скрипит не пол, мгновенно определелила Барбаросса, не доски, скорее — пружины старой кровати. Бригелла сказала, он стар и немощен, так немощен, что проводит в спальне почти весь день. На это она и уповала, забравшись среди белого дня в чужой дом посреди Верхнего Миттельштадта.
Школа Панди оказалась действенной. Она учла многие детали — голема на улице, охранные сигилы на фонарных столбах, даже, чрезмерно перестраховавшись, возможность встречи с охранным демоном внутри. Учла все детали, кроме одной — редко кто из старых развалин может похвастать глубоким сном.
Сраная пиздорвань! Она старалась ступать бесшумно, насколько это было возможно в тяжелых башмаках, но один случайный скрип половицы под ее ногой мог разбудить старика так же надежно, как удар самого большого магдебургского колокола. Ей стоило подумать об этом наперед. Обтянуть ступни мешковиной, разуться или…
Что делают старики, когда внезапно просыпаются? Едва ли дрочат, распевая песни своего полка. Скорее, принимаются бродить по дому, как пьяные мыши, шаркая и ощупывая лапками обстановку. Старики часто беспокойны и тревожны, а еще слабо соображают. Каждый раз, проснувшись, они должны убедиться, что в их уютной норке ничего не изменилось. А значит…
Барбаросса ощутила, как ее мышцы напрягаются, недобро тяжелея. Она уже догадывалась, какие звуки услышит вслед за скрипом старой кровати. Несколько ударов кресала, шипение зажигаемой лампы, старческое бормотание, а вслед за ним — шаркающие шаги по ступеням лестницы. И хорошо, если спускаться он будет с одной только лампой, без взведенного пистолета в другой руке. Старики обычно не очень-то рады незваным гостям…