— Я видел многих жалких созданий в Броккенбурге, но еще ни разу — столь тупых и никчемных! — голос потяжелел от сдерживаемой досады, — Говорю же, у тебя осталось мало времени. Не разевай пасть, если хочешь ответить — сука в маске услышит. Просто думай в ответ.

Чтоб тебя пялили огненными херами сто сорок демонов Преисподней, подумала в ответ Барбаросса, превращая мечущиеся ругательства, обжигающие ее изнутри, в огненные сполохи мыслей, чтоб тебя разорвали, склеили и снова разорвали, чтоб тебя…

— Неплохо, — одобрил гомункул, — О человеке многое можно сказать по тому, как он ругается. Ты обделена воображением, недалека, болезненно самоуверенна, невнимательна, поверхностна, бесталанна, но в тебе есть кое-что, что мне импонирует. Точно жемчужина в куче коровьего дерьма. Твое упорство, ведьма. Может, этим ты и отличаешься от предыдущих шести шлюх — своим звериным упорством. Это немного, но… Скажем так, я готов предоставить тебе шанс.

Так предоставь!

Этот мысленный крик она исторгла даже не рассудком, а всем агонизирующим телом, наблюдая за тем, как Бригелла, посмеиваясь, заканчивает свои приготовления. Лошадиные постромки в ее руках едва не мелькали, сплетаясь разнообразными петлями, беззвучно образовывая путы — и путы эти выглядели чертовски грамотно — их вязала не девчонка, лишь недавно освоившая пяльца, их вязала профессионалка.

— Не все так просто, ведьма, — буркнул гомункул, — Во-первых, как ты уже, наверно, заметила, я не маг и не волшебник, я не повелеваю демонами и не мечу молний. Мое пространство ограничено стенками банки, а мои магические силы так жалки, что не стоят даже упоминания.

Так какого хера ты вообще подал голос, мысленно взвизгнула Барбаросса. Никчемный комок плоти! Херов слизняк!..

— Твое тело медленно восстанавливается, я чувствую это, — невозмутимо сообщил гомункул, — Оно сможет нанести удар, если создать подходящие условия. Возможно, лишь один или два, но этого может хватить, если твоя противница замешкается, на несколько секунд утратив контроль. Я могу сделать это. Оглушительно крикнуть на частоте, доступной ее уху. Она этого не ожидает, слишком охвачена предвкушением. Что скажешь? Тебе этого хватит?

Взгляд Барбароссы, еще несколько раз метнувшись из стороны в сторону, вцепился в пустую бутылку, лежащую в пяти дюймах от ее обмякшей руки. Хорошая бутылка, целая, с удобным для хвата узким горлышком и весьма увесистая на вид. Стеклянная, не какая-нибудь глиняная — знать, господин демонолог любил пососать хорошее вино… Рука все еще была чертовски слаба, но восстановилась достаточно, чтобы она могла сносно ей управлять. Если в ее распоряжении будет несколько секунд, она сможет нанести удар. Один или два. Это будут жалкие удары, лишенные настоящей силы, но если Бригелла в этот миг будет слишком ошарашена, чтобы вовремя отреагировать, может и выгореть…

Да, подумала она, заставляя пальцы очень медленно сжиматься и разжиматься. Готовя их к предстоящей работе. Если сестрице Барби суждено нанести лишь один удар, черт возьми, это будет достойный удар!

— Хорошо, — несмотря на то, что банка с гомункулом была скрыта глухой мешковиной, ей показалось, что он в этот момент кивнул, — Я сделаю это. Но только после того, как мы заключим с тобой договор.

Договор, взвыла мысленно Барбаросса, какой еще нахер договор?

— Такой же, который я заключал с твоими незадачливыми предшественницами. Я спасаю тебя и предлагаю к твоим услугам все, что знаю о существе под именем Цинтанаккар. Это не очень много, но, готов поклясться, в тысячу раз больше того, что есть у тебя. У меня, видишь ли, была возможность наблюдать за ним и за его тактикой… Как знать, может седьмая попытка окажется успешнее, чем те, что были до нее.

Что ты хочешь?

— В обмен ты поклянешься, что не бросишь меня и не вернешь в дом фон Лееба ни при каких условиях. Я не вернусь туда, откуда ты меня взяла. Сейчас ты возбуждена и испугана, но отнесись крайне серьезно к этому. Это договор, ведьма. Если ты принимаешь его условия, мы с тобой становимся не просто соучастниками или товарищами по несчастью, с этой минуты мы становимся компаньонами. Может, нам осталось быть вместе не более шести часов, но ни один из нас не бросит другого. Мы будем связаны, точно иголка и нитка. До самого конца, каким бы он ни был для нас обоих.

Подходит, мысленно крикнула Барбаросса, едва дав ему возможность закончит! Подходит, херова ты плесень в банке! Действуй!

Кажется, гомункул вздохнул. Она ощутила колебание воздуха, несмотря на то, что в комнате не шевельнулся ни один клочок паутины. Наверно, этот звук тоже не был взаправдашним звуком, лишь колебанием на какой-то магической частоте.

— Не так быстро. Я чертовски ослаб за последнее время, мне нужно сосредоточиться, чтобы крик получился громче, чем у умирающего воробья. Внутренняя концентрация и все в таком роде… Ты можешь задержать ее на полминуты?

Задержать? Ее? Ах ты блядский комок протоплазмы, если ты не заметил, я оглушена и валяюсь на полу как груда обоссанного тряпья, я…

— Сделай это, — сухо произнес гомункул, — Я сообщу тебе, когда буду готов.

[1] «Живая сила» (нем. lebendige Kraft) — устаревшее первоначальное название кинетической энергии.

[2] В жанре «комедии масок» (комедия дель арте) маска Бригеллы относится к «дзанни» — группе служанок и слуг.

Блядь. Блядь. Блядь.

Барбаросса дернулась. Тело отозвалось короткой судорогой, быстро возвращая чувствительность, но сейчас это ее не обрадовало. Как, черт возьми, она должна задержать Бригеллу, находясь в таком же беспомощном положении, как мотылек, приколотый булавкой к пробке? Может, отвесить комплимент ее лаку для ногтей? Поделится слезной историей из детства? Рассказать анекдот?

— …знать, может, ты продержишься больше семи часов, — Бригелла ободряюще улыбнулась ей, не прекращая вязать блядские петли на постромках, — Может, впечатленный твоим упорством, монсеньор Цинтанаккар наделит тебя своей особенной милостью, как знать? И ты в самом деле сделаешься знаменита на весь Броккенбург, как и надеялась? Впрочем… Пожалуй, что нет. Когда он закончит с тобой, я полью твое тело ламповым маслом и сожгу вместе с этим домишкой. Едва ли тебя будут искать дольше, чем Панди. Она была легендой, звездой на тусклом небосклоне Броккенбурга, ты — лишь жестокой жадной до крови стервой, которых этот город плодит без счета. Даже твой ковен не станет ждать тебя больше недели.

Котейшество станет, подумала Барбаросса. Эта мысль не предназначалась гомункула, это была ее собственная мысль, которая должна была остаться при ней. Котейшество перевернет весь город вверх ногами в поисках сестрицы Барби. Она не поверит слухам, что распускает «Камарилья Проклятых», она не поверит лживым наветам. Она будет искать с адским упорством, рыть носом землю, но…

— Завтра я ненароком оброню в Адском Будуаре, будто видела тебя этой ночью, пьяной в дрова, рассыпающей проклятья, едва держащейся на ногах. Ты сообщила мне, что твоя подруга вляпалась в какую-то дурную историю и что ей грозят неприятности. В связи с чем ты собираешься плюнуть на учебу, смазать сапоги и припустить прочь из Броккенбурга, обратно в свой жалкий городишко на краю болота, пропахший дымом и щелоком. Как там его… Кавертиц? Кённигсбрук?

— Кверфурт, — произнесла Барбаросса сквозь зубы, — Он называется Кверфурт, ты, тупая сука.

Бригелла безразлично пожала плечами.

— Пусть так. Через день об этом будет знать весь город, включая «Сучью Баталию», может не сомневаться. Я знаю, как управляются ветра, разносящие слухи по Броккенбургу.

— Бри…

— Что? — она была так удивлена, что на миг даже перестала вязать узлы, — Что такое, Красотка?

Барбаросса кашлянула, чтобы прочистить горло. Полминуты, сказал гомункул, ему надо полминуты, чтобы сосредоточиться. Она должна завоевать эти полминуты, чтобы обрести шанс на спасение.

— Почему я? — тяжело спросила Барбаросса, — Почему ты решила свести счеты со мной, Бри? Из-за той свары? Из-за какой-то дырки в животе?