Если бы она знала, каково ей придется в Броккенбурге…

[1] Саломон Оппенхейм (1772–1828) — немецкий банкир и финансист еврейского происхождения.

[2] Рейнским монетным союзом в качестве единой монеты был принят т. н. рейнский гульден, однако при этом многие сеньоры имели право на чеканку своей собственной монеты. Так, «яблочным» гульденом принято было именовать монету императора Сигизмунда I-го, чеканившуюся на его собственных монетных дворах во Франкфурте и других городах.

[3] Баббит — сплав из олова, свинца, меди и сурьмы,

[4] Годендаг — ударно-колющее древковое оружие, представляющее собой массивную дубину, окованную железом и имеющую длинный шип на конце.

[5] Югендстиль — принятое наименование для стиля «Немецкий модерн», получившего распространение на рубеже XIX–XX веков.

[6] Рейхсгульденер (имперский гульдинер) — серебряная монета весом в 24–30 гр., введенная в XVI-м веке как эквивалент золотого гульдена.

[7] Фахверк — каркасная «ящичная» конструкция домов, типичная для Западной Европы и германской архитектуры, отличающаяся большим количеством каркасных стоек, балок и раскосов.

[8] Трунцал — вид канители (шитья из золотой либо серебряной нити), получаемый благодаря резкому преломлению, один из самых сложных видов шитья.

[9] Муар — плотная шелковая ткань с тисненым узором. Антик — разновидность муаровой ткани с крупными разводами.

[10] Финансовые термины: индоссант — передаточная надпись на векселе; аллонж — добавочный лист на векселе; тратта — письменный приказ векселедателя плательщику (трассату) об уплате определенной денежной суммы векселедержателю.

[11] «Скромница», «шалунья», «секретница» — кокетливые названия для нижних юбок конца XVII века.

[12] Кристоф Айхгорн (1957) — немецкий театральный и кино- актер.

[13] Здесь: примерно 810 м.

[14] Битва при Мингольсхайме (1622) — одно из сражений Тридцатилетней войны.

[15] Алхимические вещества. Кадмия — предположительно, оксид цинка. Глаубертова соль — сульфат натрия, сернокислый натрий, полученная Йоханом Рудольфом Глаубером в 1625-м году.

[16] Остерландский диалект — один из саксонских диалектов немецкого языка.

[17] Розовый Понедельник — традиционный в землях Германии праздник, завершение карнавального празднества, которое начинается 11 ноября.

Первый круг обучения — нечто среднее между казармой и каторгой. В холодных и сырых спальнях-дормиториях, где ютятся забитые, перепуганные и озлобленные оборванки, все еще надеющиеся стать ведьмами, нравы царят куда более ожесточенные и злые, чем в печально известной Шлиссельбургской тюрьме. Даже не злые — животные, как в волчьей яме. Здесь не дерутся, здесь терзают остервенело, до мяса, вымещая друг на друге обиды и злость. Слабые здесь ждут прихода темноты, чтобы сообща растерзать сильного или того, кто осмелился на голову подняться выше остальных. Излишне самоуверенные превращаются здесь в окровавленное тряпье на полу, излишне хитрые блюют по утрам кровавой кашей в ночные горшки, сплевывая зубы. Некоторые, имевшие неосторожность разозлить своих товарок сильнее прочих, до утра частенько просто не доживают — пусть ведьмам первого круга и запрещено иметь оружие, многие из них тайно носят на запястье удавки, а в сапогах — на диво заточенные и тонкие как перья ножи.

Даже если Ад наделил тебя изрядным запасом жизненных сил и тяжелыми кулаками, не стоит надеяться в них, если хочешь живой выбраться из Броккенбурга. Жизнь в Шабаше, этом вечно кипящем котле, полном визжащих от ярости крыс, ничуть не напоминает уличную драку и требует совсем других качеств. Как бы сильна ты ни была, рано или поздно кто-то найдет способ с тобой посчитаться. Огреет дубинкой в темноте дормитория, превратив в заикающуюся до конца жизни полупарализованную калеку. Затащит, оглушив и связав веревкой, в темный угол, чтобы там насиловать всю ночь напролет, невзирая на мольбы и вой. Подкараулив удобный момент, столкнет с лестницы, заставив пересчитать хребтом все ступени. Подбросит тебе в койку украденную у кого-то вещицу, чтобы потом вызвать на ведьмин суд и затравить насмерть…

Но еще хуже приходилось, когда заявлялись старшие сестры. Пережившие Вальпургиеву ночь, закончившие первый круг обучения, но не нашедшие себе ковена, они вынуждены были остаться в Шабаше, сделавшись его всевластными хозяйками и покровительницами. Эти были хуже всех. Стократ хуже последних садисток и насильниц. Не имеющие своего ковена, вынужденные плыть в общем потоке, они не были скованны ни правилами чести, ни ответственностью перед его хозяйкой, а значит, вольны были делать что заблагорассудится. И делали.

Они облагали данью младших и худо приходилось тем, кто не мог заплатить. Они придумывали изуверские игры, в которые заставляли их играть, соревнуясь друг с другом, игры, призом за которые были новые порции побоев и унижений. Они заставляли школярок выполнять при них роль обслуги — стирать белье, прислуживать за столом, бегать в лавку за вином, дежурить у постели. Они… Иногда они, истощив свою фантазию, заявлялись в дормиторий просто для того, чтобы поупражняться в драке, но это не было тренировкой, это было избиением — бесконечным и жестоким, в которым они находили немалое удовольствие.

Блоха, провинившаяся только тем, что ее папаша, торговец сыром, не прислал три таллера, чтобы умилостивить ее мучительниц. Ее исхлестали плетьми из сыромятных ремней, а потом вышвырнули на мостовую прямо из окна. Отцу, пожалевшему пару монет, пришлось присылать за ней в Броккенбург телегу, чтобы вернуть домой — своими ногами, переломанными как спички, она уже не могла его покинуть.

Лейомиома не пришлась по нраву старшим сестрам Шабаша только лишь потому, что была хороша собой и имела длинные, роскошного цвета, волосы, которые, пусть и кишели вшами, служили предметом зависти для прочих. Ее заманили в кладовку, где оглушили и выбрили налысо тупым сапожным ножом, сняв заодно и половину скальпа. Она не покинула Броккенбурга, но сломалась, превратившись в тень прежней себя — испуганно вздрагивающую от любого звука тень с пустыми глазами.

Эстроза — ее старшие сестры невзлюбили за чересчур независимый нрав, а еще — за ее умение обращаться с ножом, умение, с которым пришлось считаться ее новым подругам, очень уж на многих шкурах этот нож успел наставить унизительных отметин и шрамов. Эстроза была хороша и достаточно сильна, чтобы справиться с пятью противниками разом, но излишне самоуверенна, а Броккенбург не прощает подобных грехов. И когда старшие сестры, впечатленные ее стойкостью и характером, сочли за лучшее забыть про старые обиды и пригласить Эстрозу в свой круг, она, не раздумывая, приняла предложение. Умевшая различать выпады противника, она не заметила склянки, которую одна из старших сестер держала в рукаве, как не заметила и прозрачной капли, скатившейся в ее чашу с вином. Расплата была жестокой и быстрой. Кухонным топором для рубки мяса ей отрубили все пальцы на руках, чтобы она больше никогда не смогла держать нож, а также веки, половые губы и изрядный кусок клитора.

Шавке отрезали слишком дерзкий язык, Ярыгу утопили случайно в колодце, смеху ради уча плавать, Халде пробили барабанные перепонки, Каготе приклеили между лопаток монету из настоящего серебра — дыру прожгло такую, что кулак можно было просунуть…

Сколько их было — прочих, узнавших на себе, что такое забота старших сестер в Шабаше. Неудивительно, что после первого круга они были готовы броситься в любой ковен, распахнувший им свои врата, пусть и самый завалящий, не имеющий ни силы, ни репутации, лишь бы подальше убраться из общего дормитория и территории Шабаша. Со многими из них, к слову, эта поспешность сыграла злую шутку. Барбаросса знала по меньшей мере полдюжину ковенов, традиции которых были столь изуверскими, что на их фоне даже принятые в Шабаши мерзости вполне сошли бы за безобидную игру.

А уж когда дело доходило до занятий… Даже увлеченные охотой саксонские бароны не истязают так своих гончих, заставляя их мчаться по следу до тех пор, пока те не издохнут на бегу, пачкая землю пеной из пастей, как принято истязать школярок на первом круге Броккенбургского университета. Истязать до полусмерти, лживо именуя эти пытки обучением дисциплине и прилежанию.