— Заткни дырку! — выдохнула Барбаросса, ощущая, как съеживаются от ненависти внутренности, а на груди вместо пота выступает едкая роса, жгучая как серный раствор из алхимической реторты, — Откуда тебе знать, что она мертва? Ты нихера этого не видела, гнойная ты манда, ты…
Бригелла мягко прижала палец к ее губам, преграждая путь полыхающим ругательствам, рвущимся из глотки.
— Не видела, — легко согласилась она, тряхнув волосами, — Однако знаю это так же надежно, как если бы была секунданткой на ее дуэли. Видишь ли, этот милый домик не выпускает свою добычу. Те шестеро, которых я отправила следом за ней, тоже не вернулись. Судя по всему, монсеньор Цинтаннакар и его хозяин не испытывают особенной жалости к раскаявшимся шлюхам, посягнувшим на их добро. Ни одна из них, зайдя в дом во второй раз, уже не покинула его. Ну, довольно о Панди! Истории о мертвецах поучительны в той же степени, что и скучны. Эта порядком изжила себя, потеряла свой лоск. Твоя же… Твоя только начинается. И будь уверена, я буду самым внимательным зрителем в ложе. Не пропущу ни одного движения, ни одного твоего стона…
Барбаросса вновь попыталась незаметно для Бригеллы сжать кулаки, напрячь мышцы предплечий. Плоть, будто пробуждаясь после глубокого наркоза, постепенно оживала, обретая чувствительность, однако она все еще ощущала свое тело комом смерзсшегося мяса с острыми костяными осколками. Нечего и думать, будто в ее силах оторвать его от земли и заставить вступить в схватку. Хорошо, если она вспомнит, как ходить…
Паскудно. Крайне паскудно. В этот раз ты вляпалась как никогда, подруга, и если тебе кажется, что пахнет паленым дерьмом, можешь не сомневаться, это оттого, что под тобой уже разожгли пока еще маленький, но горячий костерок…
— Иди нахер, Бри.
— Неблагодарная девчонка, — вздохнула Бригелла, закатывая глаза, — Ты совсем не ценишь моих трудов. А ведь я спасаю тебя от участи бедняжки Панди. Если бы не я, остаток отпущенного тебе срока ты провела бы как она, мечаясь испуганной тенью по Броккенбургу, пытаясь найти спасение, как будто бы от той болезни, что именуется Цинтанаккар, существует лекарство. О, будь уверена, я отчетливо вижу твое будущее отчетливо на шесть часов вперед, лучше, чем любой магдебургский оракул, гадающий по птичьим потрохам… Поначалу, первые пару часов, ты бравировала бы, делая вид, что все под контролем, скаля свои прелестные зубки. Это твоя излюбленная тактика, не так ли? У Красотки из «Сучьей Баталии» всегда все под контролем — даже когда адское пламя обжигает ей пятки, заставляя сучить ногами… Но постепенно даже твоя выдержка стала бы изменять тебе. С каждым следующим часом, с каждой минутой ты все отчетливее ощущала бы хватку Цинтанаккара, так что даже твой хваленый самоконтроль начал бы рассыпаться на глазах, обнажая внутреннюю труху…
Изнемогая от боли и страха, ты металась бы по улицам и закоулкам, тщясь обрести если не заступничество, то помощь. Тщетно. В этом городе нет силы, способной совладать с Цинтанаккаром. Первым делом ты, конечно, бросилась бы к своим подругам, ища помощи, но будем справедливы, Красотка, у тебя не так-то много подруг в Броккенбурге! Конечно, есть Котейшество… — Бригелла мягко улыбнулась, — Она славная девчушка и у нее светлая голова, но не ей, ведьме третьего круга, совладать с могущественным демоном, запертым в твоих кишках! Следом ты бросилась бы к магам и демонологам. Увы, увы! Никто из них не смог бы облегчить твои страдания даже если бы твоя мошна звенела от золотых монет. Из десяти демонологов Броккенбурга трое будут самозванцами, способными произнести на адском наречии разве что рецепт картофельной запеканки, четверо — много мнящими о себе недоучками, которых рано или поздно растащат по кусочку демоны, оставшиеся — высокомерными ублюдками, дерущими по пять гульденов за визит, готовыми пичкать тебя водой с разведенной там печной сажей или колоть серебряными иголками. А Цинтанаккар — это не шкодливый дух, прячущий башмаки и удирающий при виде святой воды, уж поверь. Если он вгрызся в чье-то нутро, то уже не выйдет из него, как стрела с зазубринами. Скорее вымотаешь себе кишки, чем избавишься от него…
Семь часов — малый срок. Как думаешь, как скоро ты начала бы паниковать, теряя последние крохи самообладания? О, думаю, что смогла бы предсказать твой дальнейший путь в точности. Отчаявшись найти помощь здесь, на вершине горы, ты устремилась бы в
Унтерштадт, к тамошним никчемным знахарям и ворожеям. В большинстве своем это никчемные ублюдки, промышляющие ярмарочными фокусами, но не в твоем положении было бы выбирать, верно? К этому моменту боль уже сделала бы тебя чертовски сговорчивой. Сговорчивой, послушной и благоразумной. Боль и страх — великие учителя, Красотка, они вытравливают гордость быстрее, чем кислота вытравливает окалину с металла. Сейчас ты пытаешься держать себя гордо, даже дерзишь, но через пять часов ты позволишь любому бюргеру нассать тебе в рот если только это даст тебе тень шанса отсрочить неминуемое. Дальше… Полагаю, дальше ты бросилась бы в ковен, уповая на милосердие Веры Вариолы. Нелепая попытка, рожденная не здравомыслием, но отчаяньем — мы обе знаем, что милосердия в ней как в гадюке весной. Узнав о том, в какую историю ты оказалась запутана, об ограблении дома в Верхнем Миттельштадте, Вера Вариола попросту изгнала бы тебя из «Сучьей Баталии», чтобы ты не навлекла позора на ее ковен, а может, и приказала бы старшим сестрам по-тихому удавить тебя, не так ли? Плюнув на приличия и гордость, ты попыталась бы найти поддержку в других ковенах, но нашла бы лишь насмешки и пожелания поскорее издохнуть. Вспомни, как часто ты сама охотно унижала прочих сестер, как колотила их, вышибая зубы, как изощренно мстила, оставляя за собой на полотне роскошный багряный след… Броккенбург поспешит вернуть тебе сторицей все долги, уж можешь мне поверить.
Боль — мастер дипломатии. Уже очень скоро ты выла бы от отчаяния, милая Красотка, скулила бы как побитая сука, ищущая покровителя, предлагала бы все богатства мира за то, чтобы избавиться от него, но… — Бригелла улыбнулась, — Монсеньор Цинтанаккар не идет на сделки. Он медленно выкручивал бы твои потроха, отравляя душу и рассудок, пока не выжал бы досуха. И тогда ты, на подламывающихся ногах, воя от ужаса, двинулась бы в известный тебе домик на Репейниковой улице. Не стоит стыдиться, милая, этим путем прошли все суки, которых я отправила туда до тебя, прошла и Панди. Так что, сама видишь, взяв на себя заботу о твоих последних часах, я проявила немалую милость. Избавила тебя если не от боли, то от позора и унижения. Позволим Красотке из «Сучьей Баталии» уйти в Ад достойно, запомнившись прочим кровожадной стервой, а не воющим от ужаса куском дерьма! Немалое благодеяние с моей стороны, а?
Она говорила негромко, почти не жестикулируя, разве что поигрывая лошадиными постромками, скручивая их то так, то этак. Похлопывая ими по ладони, заплетая хитрым образом между пальцами. Точно это была судьба сестрицы Барби, скручивающаяся узлами и спиралями, покорная ее воле…
— Но дальше… — Бригелла на миг прищурила глаза, ее левая рука, выпустив постромки, нырнула в плундры и принялась там возиться, ритмично поглаживая пах, — Я обещаю, что оставшееся время, отпущенное тебе Цинтанаккаром, мы проведем как лучшие подруги, в обнимку, не разлучаясь ни на минуту. Я буду с трепетом и предвкушением ждать каждой следующей пытки, которой он вознаградит тебя, ваяя из твоего тела свое очередное произведение искусства. Еще с большим трепетом, чем ты сама. Я буду лобызать твое извивающееся в агонии связанное тело, возбуждаясь от твоих неистовых криков, кончая всякий раз, когда ты, не в силах надсаживать измочаленные голосовые связки, будешь срываться на визг… В редкие минуты затишья, когда Цинтанаккар будет выпускать тебя из своих зубов, даруя кратковременную передышку, готовя к новой порции боли, я буду ласкать тебя, шепча утешающие скабрезности тебе на ушко. Каждый твой пароксизм боли станет для меня маленьким оргазмом. Каждый твой крик — блаженством. Ты будешь умолять меня взять нож и перерезать тебе горло. Я буду отвечать тебе милым смехом и новыми ласками. Ты будешь пытаться откусить себе язык, чтобы изойти кровью. Я буду покрывать твое тело поцелуями, возбуждаясь от ходящих по нему судорог.
